Поколение одиночек - Владимир Бондаренко

Я уже знаю, читая новую статью о Саше Соколове, так, мельком пробегутся по первому роману, лишь упомянут второй и развернутся на третьем. Тут и Борис Гройс выскажется о сталинском рае, тут и подробные интерпретации Петра Вайля и Александра Гениса (подобное чтиво они читать обожают), тут и американский философ Жолковский, вплоть до Вячеслава Курицына, вдруг понявшего, что «Палисандрия» – «тоже грандиозное творение рук человечьих». Хотя какое же в «Палисандрии» чистое искусство? Сколько ни изобретай новых положений, а эротика останется эротикой, и гениталии никак не изменятся, даже у гермафродита. И читать его будут те же самые низменные читатели, которым плевать на все ассоциации и реминисценции.

Саша Соколов замечательно высказался о Владимире Сорокине: «Сорокин же копиист, он эклектичен, он мешает стили, писатель без лица. Он прекрасный подражатель, стилист… Он пишет, и он сам же себя разрушает. Кроме того, я думаю, что ему нередко изменяет вкус…»

Но это же мнение Саши Соколова о себе самом, как об авторе «Палисандрии».

Эта пародия вывела его в известные в Европе писатели, но она же и надолго заставила замолчать самого автора. Я думаю, нынешнее молчание Саши Соколова, его осознанное писание текстов в стол, ни для кого, это убийственный результат публикации «Палисандрии». Писатель сам себя же и наказал. Дал почти монастырский обет многолетнего молчания в прессе.

Где-то работает, куда-то ездит, что-то пишет. Он решил уподобиться знакомым грекам, интересно пишущим и ничего не публикующим. Ведь всё, что бы он сейчас ни напечатал, будет восприниматься читателем сквозь призму плотоядной эротики «Палисандрии». К тому же, к сожалению, она чересчур хорошо написана, и ещё долго будет восприниматься любителями порночтива, как образец этого жанра. Наряду с Борисом Акуниным и Виктором Ерофеевым.

Саша Соколов устал от своего авторства третьего романа. Он уходит в читательское небытие. Может быть, как китайцы, сменит фамилию и язык.

Он попробовал вернуться в Россию, без которой давно уже чувствовал себя неуютно. Первая попытка не удалась. Он явно не удовлетворен новой Россией и новой литературой. Будем ждать другую неизбежную попытку. Может быть, и тексты его потайные, нынче пишущиеся – для России предназначены?

Я вполне согласен с моим другом Юрием Архиповым, написавшим: «Каково же было моё изумление, когда выяснилось, что малый и впрямь того… Избранник. „Школа для дураков“ – роман на века. Если, конечно, и в самом деле не должно пропасть ни одно поколение в литературе. Написано за всех нас, русских мальчиков военных годов рождения. Хоть и в явной тени Набокова. Может, Саша Соколов и не Лермонтов, не знаю. Но какую неприязнь должен был вызывать Лермонтов у однополчан, с тех пор отчётливо понимаю. И радуюсь тому, что время дуэлей прошло. Пусть поживёт. Может, напишет еще чего – на свой закат печальный…»

Шестнадцатая глава. Александр Щуплов

Александр Николаевич Щуплов родился 3 марта 1949 года в Подмосковье, в Болдино, где и прожил всю жизнь со своей горячо любимой матушкой, которой посвятил немало стихов и любимыми котами. «Мою маму звали Анной. / А сестру её – Марусей. / Под вечерний марш мембранный / Завивался волос русый…»

После окончания средней школы поступил на исторический факультет Московского педагогического института имени В. И. Ленина, который и закончил в 1972 году. К этому времени уже писал стихи и печатался. Отслужил в армии на Дальнем Востоке. Поступил работать редактором в альманах «Поэзия», выходившем в издательстве «Молодая гвардия». В 1976 году вышла первая книга «Первая лыжня», на которую обратили внимание наши ведущие поэты и критики разных направлений, от Евгения Евтушенко до Вадима Кожинова. В 1978 году был принят в Союз писателей СССР. Со студенческих лет стал геем, но долгое время удачно скрывал свои наклонности. Фиктивно женился на поэтессе, надеясь получить квартиру от Союза писателей или от издательства «Молодая гвардия», но жена, добиваясь от него нефиктивной близости, написала серию доносов во все инстанции. В это время, в 1979 году, выходила его новая книга, одна из лучших в его творчестве и в его поколении «Серебряная изнанка», на обложке был изображен красивый юноша, к счастью, книгу не зарезали, но обложку пришлось сменить на рисунок с не менее красивой девушкой. Разразился большой общественный скандал, если бы не помощь известных поэтов, прежде всего Николая Старшинова, он мог бы попасть на долгие годы в тюрьму, подобно его сверстнику Евгению Харитонову. Но с работы пришлось уйти, к счастью, вскоре взяли корреспондентом в газету «Книжное обозрение», в то время скучное ведомственное издание комитета по печати, регистрирующее издание всех книг. Прославился как неутомимый репортер, изобретательный очеркист и открыватель светских сенсаций, добивающийся интервью с самыми недоступными людьми, от Валентина Распутина до Константина Кинчева. Выходили книги стихов: в 1980 году «Переходный возраст», в 1985 году «Повторение непройденного», в 1986 году «Поле боли», в 1989 году «Исполнение желаний», в 2004 году «Концерт для шпаги с оркестром». И перед смертью, в 2006 году, избранное «Стихи для тех, кто не любит читать стихи». В перестроечные годы собирал и издавал энциклопедии молодежного и музыкального сленга, большой любитель и ценитель современной отечественной рок-музыки. Организатор всевозможных форумов и поэтических фестивалей, любитель розыгрышей и карнавалов. Вне интимной жизни, которую никогда не выпячивал даже в перестроечное время, дружил с поэтами Иваном Ждановым, Владимиром Урусовым, Геннадием Красниковым, критиком Львом Аннинским. В 2005 году в Могилёве перенес тяжелый инфаркт. 3 августа 2006 года в возрасте 57 лет скончался от повторного инфаркта в больнице. Похоронен на Котляковском кладбище.

Консервативное стихотворение

Что такое Пётр? Ломатель косточек,Сам себя сгубивший сгоряча?Сбрасыватель корабельных досточекС узкого покатого плеча?

Пуделек, что не вписался в метрикиРусских пустолаечных собак?Или же потрахиватель ветреныйПортомойщиц-немок и солдат?

Кто он? Дьявол. Выпрыснувший усилки?Пытошник, презревший небеса?Херминатор, втиснувший в конвульсийки,Запретивший церкви чудеса?

Нешто нам глазами осторожнымиИмператорский ловить желвакИль следить за чавканьем пирожнымиВ обществе курфюстин в кружевах?

Мы живём от шёпота до ропота,Ведь душа в крови – и в страхе ведь!Это будет нас учить Европа-то,Где с утра скрипят костры из ведьм?

Нам и от своих деваться некуда —И костров, и ведьм, и высших клятв…И царят реформы, словно беркуты,Выбирая послабей цыплят…

Скифское народонаселение,Что фортуна предложила нам?Рыться, как в помойках, в объясненияхЦарским полуобморочным снам?

Де-сварганил топором империю,Бил де-шведа и лепил де-флот —До поры, пока с благим намереньемНе послал Господь ему дефолт…

И остались мы морскими свинками —Ни щетины не даём в казну.Ни тебе хрю-хрю, ни тренья спинками,А случиться плыть – идём ко дну.

Всё ломаем и ломаем косточки,Строим, рубим, режем сгоряча.И съезжают, и съезжают досточкиС узкого покатого плеча.

Скоморох из инфарктного рая