Поколение одиночек - Владимир Бондаренко

Он любил словечки древней Руси, любил былое языковое богатство, и потому иной раз писал целые поэмы на скоморошечьем языке, чисто русские языковые бурлески, шутейные забавы. Впрочем, так он «крышевал» свою иронию над жирующим чиновничеством, над начальниками всех мастей и рангов. Впрочем, в древней Руси таких скоморохов за их шутейную правду тоже и в кандалы забивали, и в застенки сажали.

Летит паровоз по отчизне моей,С утра начинаются ночи.Становится боль всё больней и длинней,А нежность – нежней и короче.Я в тамбуре вместе со всеми стою,Гитару держу одичало,И жуткую песню о счастье пою,Где нет ни конца, ни начала.

В чём-то он сам обрек себя на одиночество. Будучи геем, пробовал завести нормальную семью. Мечтал получить квартиру в Москве, печататься, издаваться. Ничего, кроме скандалов и гневных писем жены во все инстанции не получилось. После шумного скандала со второй его книжкой «Серебряная изнанка» с заменой обложки, с обсуждением по «Голосу Америки», нормальная жизнь как бы отменялась. Он как предчувствовал своим эпиграфом к книге из английской поговорки: «У каждой тучи есть серебряная изнанка». Вот и в жизни его непутевой пошла одна изнанка. Скоморошество и балагурство не помогло, отшутиться не удалось, ибо в его шутках те, кому надо, нашли и изрядную долю правды. Парадокс в том, что он и на самом деле никогда не стремился к нахальному и наглому самоутверждению. Не в его это было характере. Переть на рожон с особенностями своей личной жизни, как Ярослав Могутин с его «Термоядерными мускулами», с припадками мизантропии и отчуждения от обычного мира, Александр Щуплов не желал. Он искренне любил этот обычный мир, любил нежно и лирично своих подружек и своих наставников, своих друзей и своих предшественников. Как пишет его обычный привычный давний друг и по газете и по поэзии (друг в самом старинном смысле этого слова, без всяких двусмысленностей. У Щуплова было много таких нормальных друзей) Евгений Лесин: «Именно что – академично-нежно. Сплошная акварель, сплошная недосказанность, но каждое слово, каждая буква – продуманы чрезвычайно тщательно… Утонченно, но не отвлеченно. Изощренно, но не отрешенно. Сдержанно, но страстно…»

Природа нежных чувств моих к тебе —В разлуке. Беспризорно шарят рукиТебя, как шарят свет из темноты.Но – ты мой воздух. Нет с тобой разлуки.Везде – в глазах, у сердца – только ты.Потёмки огибают твои плечи.Снежинка тихо тает на губе.И незачем скулить. И плакать нечем…Природа нежных чувств моих к тебе…

Его любовная лирика, как правило, не конкретна, а универсальна, скорее её можно сравнить с лирикой английского поэта Одена. И также как Уистен Оден, будучи поэтом современности, поэтом городского сленга, он по форме – скорее традиционалист, нежели модернист. Прославляя города и рок-концерты, коллекционируя все модные бренды эпохи, он активно пользуется формами и ритмами народной поэзии. Его стихи напрямую связаны с песенным мелосом. Его сатира идет от русского балагана.

Утки, в озере покрякав,Уплывают в город Кряков.И, отвесив по поклону,Дуют мухи в Барцелону.Даже речке ВореЗахотелось в Шпанское море.(а валютная лиса —В недерляндские лесаИбо в этих НедерляндахИз индюшек вьют гирлянды,   и осеняет город гагаЦыплячий хвостик вместо флага.)

В голубых компаниях его почти не замечали, можно было бы вообще обойти эту тему, говоря о его поэзии, как, впрочем, нет голубой темы и у Одена, но недосказанность хороша в поэзии, в критике она мешает создать образ поэта, понять причины его внутреннего разлада. Более компанейского парня (минуя все эти недосказанности) я редко встречал, значит, и судьба должна была быть у него совсем иная. Эти одинокие мыкания и бродяжничество имели же какую-то основу.

Здравствуй, дворняжка, моя судьба,Ветер мой и покой!Пусть другой над тобой стеба…Стебается пусть другой.

Думаю, в голубой тусовке он тоже не прижился, в наших шумных писательских тусовках он иногда чувствовал себя неуютно. И всё-таки, тянулся к нам. Элитарная, утонченно-изощренная голубая компания была ему просто органически чужда с его жизнелюбием и распахнутостью жизни. По характеру своему он был талантливым организатором, заводилой, трудоголиком, и проживал сразу несколько жизней. Одну – земную, связанную с цепочкой скандалов, тянувшихся еще с советского времени, когда в последний момент меняли обложку на его книге «Серебряная изнанка», а его выгоняли с работ.

Хорошо еще – не арестовывали. Увы, скандалы тянулись за ним и в постперестроечное время.

Если вдруг тебя припёрлоПосле пьянки нулевой.Не намыливай на горлоТы веревки бельевой…

И тут надо сказать о его другой жизни – жизни талантливого журналиста, репортера, интервьюера. После ухода из альманаха «Поэзия» он работал в газете «Книжное обозрение», и в тяжелые безденежные девяностые годы иногда чуть ли не один делал целую газету. За его спиной уютно было чувствовать себя главным редактором ничего не делавшему партчиновнику из гришинской обкомовской плеяды. Но чиновник тихо ушел на тот свет, и весь коллектив дружно избрал (а в те годы был у нас период лютой демократии, когда чуть ли не на всех заводах и колхозах люди сами выбирали своего начальника) главным редактором Александра Щуплова. Не тут-то было. Газета «Книжное обозрение» не захотела в свое время приватизироваться, восставать, подобно «Литературке» или журналу «Октябрь». Ибо восставших отлучали от государственной кассы, а ведомственным изданиям какие-то деньги платили. И вот в этом ведомстве по делам печати не пожелали видеть главным редактором неуправляемого, хоть и высокопрофессионального насмешливого поэта. Думаю, уверен в этом, голубизна Щуплова ельцинских чиновников не смущала, добрая половина администрации президента была из точно такого же меньшинства. Он был непослушен, к тому же позволял себе печататься в прохановском «Дне», в лимоновской «Лимонке». Выбрали более приемлемого для чиновников политкорректного человека.

Не для того мне тополь машет с бережка И цвет у неба дымно-голубой, Чтоб мог руководить функционеришка Моей непроходимою судьбой.

А Саша со своим веселым и неуёмным пером пошел дальше гулять по редакциям – «Столица», «Экслибрис НГ», «Российская газета». Кто еще вовремя и интересно сделает интервью с любыми звёздами, репортаж с любой точки действия. Его круг журналистских интересов огромен: от Александра Солженицына до Бориса Гребенщикова, от Аллы Пугачевой до Александра Проханова. Добрая сотня мировых и всероссийских звёзд. И потому, по контракту его приглашали к себе самые гламурные журналы. Кто так заинтригует читателя, придумает массу фантастических подробностей? Кто выудит сенсационные подробности?