Япония, японцы и японоведы - Игорь Латышев

Первым шагом в этом направлении стало в 1967 году проведение в стенах Института стран Азии юбилейной научной конференции московских и ленинградских японоведов на тему "Влияние Великой Октябрьской социалистической революции на развитие марксистской идеологии и революционного движения в Японии". В конференции приняли участие около 100 японоведов, включая академиков Н. И. Конрада, Е. М. Жукова, профессоров К. М. Попова, Х. Т. Эйдуса, Б. Г. Сапожникова, С. Л. Тихвинского, ведущих японоведов Института народов Азии и Института мировой экономики и международных отношений, а также дипломатов - работников МИД СССР и других практических учреждений. Открывая конференцию, я обратил внимание в своем вводном слове на то, что спустя 50 лет после Октябрьской революции в Японии продолжали оставаться следы ее большого влияния на умы и политическую жизнь японцев. Об этом влиянии говорила активная деятельность Коммунистической партии Японии, созданной в Японии в 1922 году при активной поддержке Коминтерна, издание в Токио в послевоенные годы Полного собрания сочинений В. И. Ленина в 45 томах и участие многих японцев в движении "За дружбу с Советским Союзом". С докладами на конференции выступили как сотрудники отдела Японии (П. П. Топеха и Н. Ф. Лещенко), так и японоведы из других научных подразделений, включая советника МИД СССР А. С. Часовникова, работника ЦК КПСС А. И. Романова и даже японского ученого Кисида Ясумаса. Вскоре издательство "Наука" опубликовало сборник статей "Октябрь и Япония" с моим предисловием и докладами участников конференции.

А спустя год, летом 1968 года, в стенах нашего института состоялся еще один форум советских японоведов, посвященный сотой годовщине "Мэйдзи Исин" (реставрации Мэйдзи) - события, расценивавшегося советскими японоведами как незавершенная буржуазная революция. Открывать эту конференцию довелось также мне. Главное внимание в своем вступительном докладе я уделил полемике с теми советскими японоведами, которые сводили "революцию Мэйдзи" лишь к кратковременной вспышке гражданской войны, завершившейся в 1868 году низвержением сёгуната и переходом власти в руки сторонников императора. Главным тезисом моего доклада была мысль о том, что буржуазная революция в Японии охватывала более длительный период и включала в себя многие другие события. Это были и реформы первой половины 70-х годов, и вспыхивавшие в те годы крестьянские волнения, и военные операции императорской армии против мятежных самурайских отрядов, возглавлявшихся Сайго Такамори. В то же время внимание было обращено мной и на неправомерные утверждения ряда консервативных японских историков, пытавшихся доказывать, что революции как таковой тогда в Японии не было и события 1868 года представляли собой не буржуазную революцию, а всего лишь "реставрацию императорской власти". Отметил я, наконец, в своем выступлении необоснованность попыток японских консервативных историков преувеличивать роль молодого императора Муцухито (вошедшего в историю под именем императора Мэйдзи) в проведении прогрессивных реформ, как и неправомерность стремления этих историков подчеркивать лишь позитивные результаты мэйдзиских реформ, умалчивая о таких негативных последствиях как зарождение в правящих кругах Японии милитаристских, экспансионистских, агрессивных устремлений.

На конференции развернулась интересная дискуссия по целому ряду вопросов, поднятых в выступлениях Е. М. Жукова, Н. И. Конрада, Х. Т. Эйдуса и других участников этого заседания, так как их оценки революционных событий, происшедших в Японии в середине XIX века, оказались неоднозначными. К сожалению, большинство из выступавших не имели при себе письменных текстов своих выступлений, а стенографистки по финансовым причинам приглашены не были. Что же касается протокольных записей, ведшихся сотрудниками отдела, то они оказались слишком краткими, и в результате нам не удалось опубликовать тогда сборник материалов этой конференции. Тем не менее те, кто на ней присутствовал, остались довольны прослушанной ими дискуссией.

Наряду с проведением совместных с внештатными японоведами научных конференций чаще стали проводиться в отделе по моей инициативе и встречи с известными людьми, причастными к формированию нашей политики в отношении Японии.

Так, например, где-то в 1968-1969 годах выступил у нас в отделе заместитель министра иностранных дел В. М. Виноградов, который в предшествовавшие годы был советским послом в Японии. Имя Виноградова редко упоминается в нашей литературе, посвященной истории советско-японских отношений. А между тем он внес, пожалуй, более реальный вклад в экономическое сотрудничество двух стран, чем его предшественники. До своего назначения послом в Японию он долгие годы работал на ответственных должностях в министерстве внешней торговли СССР, а потому куда лучше карьерных дипломатов был подготовлен для решения нелегкой задачи налаживания тесных взаимовыгодных контактов с деловыми кругами Японии и втягивания японских бизнесменов в долговременное сотрудничество с нашими хозяйственными ведомствами. Ему принадлежала важная роль в закладывании основ крупномасштабных советско-японских программ совместной разработки естественных ресурсов Сибири и Дальнего Востока, практическая реализация которых началась несколько позже - в начале 70-х годов.

Как человек В. М. Виноградов резко отличался от своего предшественника Н. Т. Федоренко. Он не был искушен ни в знании японской культуры и литературы, ни в умении завораживать собеседников высокопарным красноречием и великосветскими манерами. Это был человек прямолинейный, простой, а временами грубоватый, в кабинете которого после его появления в Токио в обиход вошла иная, чем при Федоренко, подчас ненормативная, русская речь. На второй план отошли, по рассказам его помощников, встречи с японскими литераторами, артистами и учеными. Зато главный упор был сделан на реализацию взаимовыгодных деловых связей с японцами, и в этом деле был достигнут ощутимый прогресс.

Приезд В. М. Виноградова в наш отдел и его откровенные реалистические оценки состояния советско-японских отношений и перспектив их развития стали для наших японоведов наглядным свидетельством большой пользы от контактов отдела с представителями практических учреждений, в ряде отношений лучше нас, книжных работников, знакомых с реальным положением дел как в нашей стране, так и в Стране восходящего солнца.

А как-то в 1970-1971 годах пригласил я в институт и своего коллегу по работе в "Правде" Всеволода Овчинникова, ставшего вместо меня в 1962 году собственным корреспондентом "Правды" в Японии, но к тому времени уже вернувшегося в Москву. Поводом для встречи с ним японоведов института явилась опубликованная тогда в Москве его книга "Ветка сакуры", получившая сразу же восторженные отклики широкой столичной общественности. Выход в свет этой книги стал поистине большим событием в японоведении, хотя сам Овчинников, китаист по образованию, до приезда в Японию мало знал эту страну и не был знаком с японским языком. Но эти пробелы были искуплены сторицей выдающимся журналистским талантом Овчинникова. Во всех его публикациях неизменно присутствовали широкий культурный кругозор, тонкий юмор и исключительная способность проникновенно писать о людях, с которыми он встречался. Все эти замечательные качества Овчинникова как журналиста проявились на страницах "Ветки сакуры" - самой лучшей из всех его книг. Не случайно она сразу же была издана в Японии тремя издательствами, а в Союзе была отмечена премией В. В. Воровского, присуждавшейся в те годы авторам лучших произведений советских писателей-публицистов.