Птицеферма (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна

В конце концов, если Дэвину и его знакомым удалось что-то выяснить о Сэме Зоуи, то Ник не тот, от кого я стану это скрывать.

— Узнал-то узнал, — друг тянет время, и это на него не похоже.

Тут же вспоминаю вчерашнее поведение Ким — тоже было необычным и не сулило ничего хорошего.

— Дэйв, говори, раз начал, — поторапливаю.

Скрывать от Ника не собираюсь. Но будет лучше, если собеседник не услышит его голоса.

Дэвин вздыхает. Совсем странно.

— Дерьмо такое, детка, — наконец, переходит к делу. Напрягаюсь еще больше. — Ваши не нашли Зоуи потому, что он поменял не только имя, но и пол.

— Чего-о-о? — не сдерживаюсь и торопливо закрываю себе рот ладонью. Не хватало еще, чтобы Ник услышал и раньше времени вышел из ванной — это может спугнуть Дэвина.

— Того-о-о, — передразнивает собеседник.

— Разве это делается так быстро?

— Ну нет, конечно. Доки перебили на бабу сразу, тело ещё курочили. Гормоны там…

— Дэйв, теоретически я представляю, как это делается, — перебиваю.

Накидываю на голые ноги одеяло. Мне совершенно не по себе и не от полученной информации, а от поведения Дэвина — он будто тянет время, готовя меня к худшему.

— Ладно, детка. Как скажешь, — соглашается. И опять словно нехотя. — Стал, значит, наш Сэм Зоуи Селеной Миколь. Зацени имечко, а?

— Дэйв, — уже едва не умоляю. — Нашел, кто дал ему денег?

— А то, детка, — в голосе Дэвина неприкрытая гордость за своего хакера. — Только деньги дали не ему, а его тетушке. Которая якобы умерла за полгода до этого, а на самом деле тоже что-то куролесила с нелегальщиной и сбежала на Сьеру, поменяв имя. А так как она вся насквозь старая и хромая, то стоит в списке нуждающихся в финансировании. Знаешь такие? Их еще подкармливают сердобольные богачи и благотворительные фонды?

— Слышала, — буркаю, укрываясь одеялом уже по самую шею.

— Так вот, — продолжает друг, — денежки и прилетели на счет этой чудо-тетушки. Якобы пожертвование. То есть соображаешь, да? Тетка — просто тетка. Ну, то есть бабка. Никак не связана не то что с Зоуи, но и с Селеной Миколь. Вот ваши и растерялись: Сэма нет, следа нет. А он есть! Каково?

Вздыхаю. Воздеваю глаза к потолку.

— Шикарно, Дэйв, — отзываюсь. — Нашли, кто перевел деньги? — в ответ — молчание. — Дэйв?

— Нашли, детка, — снова пауза. — Там был неплохой обход — классная отмывка. Перевод на переводе — следы заметали. Сплошь благотворительные конторы, помощь несчастным, все дела…

— Дэйв, имя, — уже шиплю, понимая, что тот намеренно тянет время.

— Николас Валентайн.

Кажется, забываю, как дышать.

— Кто? — переспрашиваю придушенно. Мой взгляд мечется от экрана комма, на котором мигает счетчик секунд разговора, к двери в ванную; за ней все еще слышен шум воды.

— Ты услышала, детка, — с сожалением отвечает друг.

Мотаю головой.

Нет-нет-нет.

— Вы ошиблись.

Дэвин хмыкает.

— Еще скажи, что это однофамилец. Николас Валентайн. 2659 год рождения. Новый Рим… Продолжать?

— Не нужно.

— Держись, детка. Инфа проверенная. Это сто процентов он.

— Его счет, — возражаю.

Это не Ник. Я уверена. Я знаю. Это. Не. Ник.

— Детка, это реально паршиво, но смотри правде в глаза. Он тебя слил, потом, видимо, совесть заела, вот и полез выручать.

— Нет, — повторяю упрямо.

— Брось, детка…

— Спасибо тебе, Дэйв, — не даю договорить. — Огромное тебе спасибо. Но давай мы поболтаем в следующий раз.

— Не вопрос, — покладисто соглашается собеседник.

— Пока, — и я первой обрубаю связь.

Сижу и смотрю на погасший экран.

Николас Валентайн, 2659 года рождения…

Убираю руку с коммуникатором под одеяло. Обнимаю колени и прожигаю взглядом дверь ванной; звук воды прекратился.

Это не Ник. Гореть мне в аду, если после всего того, что между нами было, я хотя бы на долю секунды поверю, допущу, что это был он.

Это не Ник, и точка.

Режьте меня на куски, я ни за что не поверю, что Ник мог так со мной поступить. Только не он.

Дверь ванной открывается, Ник с полотенцем, обвернутым вокруг бедер, появляется на пороге.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты чего? — тут же безошибочно читает выражение моего лица.

— Ничего, — пожимаю плечами; потом высвобождаю руки из-под одеяла и тяну их к нему. — Иди сюда, обними меня.

— Хм, — усмехается. — Ты меня пугаешь, но ладно. Люблю обниматься. Только я еще мокрый.

— Плевать, — заверяю.

Ник садится на кровать и притягивает меня спиной к себе. Его руки — под моей грудью. Подбородок — на моем плече.

Выдыхаю и расслабляюсь.

Я ему верю. Это окончательное и бесповоротное решение.

Кто-то использовал его счет или его имя — я обязательно выясню. Возможно, позже позвоню Дэвину снова и попрошу покопаться еще. Должно же быть этому логическое объяснение.

Но усомниться в Нике — нет. Он — единственный, в ком я уверена в этой жизни.

— Эм, я тут забыл тебе кое-что сказать, — вздрагиваю. — Тихо, ты чего? Никто не стреляет по окнам. Просто нам нужно в течение недели освободить эту квартиру.

Удивленно поворачиваю голову, чтобы видеть его лицо. Улыбка у Ника несколько виноватая.

— Она уже продана. И новый хозяин хочет получить свое имущество.

Часто моргаю, ничего не понимая.

— Зачем ты продал свою квартиру? Я думала, она тебе нравится.

Ник смеется.

— Отличная квартира, согласись? Но она не моя. Мне ее подарили родители на совершеннолетие. А позавчера мы с мамой в очередной раз крупно поссорились, ну и сошлись на том, что лишения наследства мне мало, надо бы вернуть и квартиру, — корчит гримасу, цитируя, — «раз уж я такой неблагодарный сын».

Что-что-что?

Не могу определиться, кто сошел с ума: я или мир.

Выворачиваюсь из теплых объятий, чтобы повернуться к собеседнику лицом.

— Когда тебя лишили наследства? — восклицаю изумленно.

Ник морщится.

— Ну, не всего. Папино осталось. А мама… дай подумать… Вот как раз перед твоим отлетом на Пандору.

Хмурюсь.

— Ты не говорил.

Ник бросает на меня скептический взгляд.

— Ты и так психовала перед заданием. Куда тебе еще мои проблемы? Да и не проблема это. Я взрослый работающий человек. Ну, теперь временно не работающий, — быстро поправляется. — Это мамины деньги, и она вправе распоряжаться ими так, как ей вздумается.

Все еще не понимаю. Насколько мне известно, у Ника с матерью всегда были хорошие отношения.

— Но почему?

Теперь мужчина смотрит на меня умоляюще.

— Да все потому же, что и всегда: я не хочу жениться на дочках ее подруг. Позавчера вот тоже совместный ужин не удался — и прощай квартира, — смеется. — Теперь у меня нечего отбирать, так что, думаю, теперь между нами установятся мир и спокойствие.

А я сижу, смотря прямо перед собой и пытаясь осмыслить то, что только что узнала.

— Она считает, что ты не женишься на них из-за меня, — бормочу.

— Ну, тут мама права, — в кои-то веки Ник не пытается отрицать мою причастность к его проблемам. — Она же видит, что я сохну по тебе годами, — резко вскидываю на него глаза. — А то ты не знала, — язвит. — Только ей невдомек, что, не будь тебя, я бы все равно и близко не подошел бы к ее претенденткам. У меня же дурной вкус, помнишь? А там все настолько «по высшему уровню», — Ник поднимает руки, изображая кавычки, — что мне хочется пристрелиться ещё при знакомстве, — закусываю губу. — Эм, ну прекращай. Сдалась тебе эта квартира. Давай вообще переедем куда-нибудь.

Ухмыляюсь.

— Подальше от твоей мамы?

— Угу, — усмехается; ерошит пальцами влажные после душа волосы. — На время точно не помешает.

Улыбаюсь, смотря на него.

— Я люблю тебя, — признаюсь. — Я больше всех и всего на свете тебя люблю, — и сама крепко его обнимаю. Так крепко, как только могу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Янтарная, — Ник начинает шутливо отбиваться, — я тебя тоже люблю, но душить меня — не лучшая идея.

Смеемся, играючи боремся; катимся по постели.