Ордынская броня Александра Невского - Дмитрий Абрамов

Рязанские полки выступили против татарской рати один на один. Великий князь Владимиро-Суздальский Юрий Всеволодович пока ни сам не пошел, ни помощи не послал. Передал, правда, что собирает полки и, Бог даст, вышлет помощь к Коломне. Да пока не привел своего полка на соединение с братьями Роман Ингваревич. Еще десять дней назад ускакали в Чернигов с просьбой о помощи младший брат Ингвар Ингваревич с малой дружиной и боярином Евпатием Коловратом. Ждать известий из Чернигова было еще рано. Но и оставлять родную Рязанскую землю на поругание ворогу было нельзя. Вот потому и шли рязанские полки к рубежам своей земли, чтобы там встретить вражеские рати. Остановив коня, Юрий Ингваревич посмотрел из-под ладони на юго-восток. Там ошую небольшого леска остановился конный муромский стяг, шедший под рукой брата Давыда Ингваревича.

Нарастающий гул и звуки рога огласили поля и перелески. Князь Давыд увидел, как сотни воинов в пестрых длинно-полых халатах и островерхих шапках с копьями и луками в руках выезжают из-за деревьев и строятся лавой саженях в двухстах от его полка. Он не знал, что перед ним одно из лучших ратных соединений Великой Степи — тумен[138], собранный монголами из отрядов каракиданей во главе с царевичем Хорду. Ударной силой тумена была монгольская тысяча. Татары выезжали и сразу же строились плотными рядами. На первый взгляд казалось, что их тысячи три. Князь Давыд срочно послал вестоношу к старшему брату за помощью, ибо под его рукой было людей вчетверо меньше. Вои готовили луки и стрелы. И десяти минут не прошло, как татары неожиданно пошли в соступ плотным конным строем. Рязанцы стояли, не трогаясь с места. Еще через несколько минут тысячи стрел затмили небо. Князь Давыд не помнил более, как отбил щитом разящие удары стрел, как тронул коня и повел поредевший муромский полк в последний соступ с копьем наперевес. Он дрался в исступлении, поражая ворога сначала копьем, затем харалугом, потом палицей. Дрался, зная, что скоро будет убит и предаст душу свою в руце Божии. Дрался насмерть, уже не чувствуя смертельных ран. Дрался, зная, что скоро будет отомщен. А рядом, не отступая ни на шаг, кружились в вихре сечи, дрались и погибали его верные муромские бояре, гриди, отроки и кмети.

Вестоноша не успел доскакать до князя Юрия Ингваревича, когда тот увидел, что огромная пятитысячная татарская рать бьет стрелами и сминает небольшой муромский стяг. Князь понял, что Давыда, скорее всего, уже нет в живых. Сорвавшимся голосом велел он трубить в рог, готовиться к соступу. Тут же велел братьям Всеволоду Ингваревичу Пронскому и Глебу Ингваревичу Коломенскому идти за ним со своими стягами одесную и ошую большого рязанского полка. Олегу же Ингваревичу наказал под держать и прикрыть русские полки со спины. Братья быстро обняли друг друга и расцеловались как перед смертью. Укорил тогда себя князь Юрий, что не представлял ранее, насколько велика татарская рать. Лучше бы сидеть было им за крепкими стенами своих градов, отбиваться от ворога и спасать все, что еще можно было спасти. А там, глядишь, и пришла бы подмога…

Но конные русские полки пошли навстречу смерчу татарских стрел в копейный соступ. Многие не доскакали тогда до ворога живыми, а легли под стрелами. Но тот, кто дорвался до врага, колол и рубил татар в исступлении. Из четырех тысяч русских воинов, вступивших тогда в сечу, в живых не осталось и пятисот. Храброе рязанское войско почти все полегло под стрелами, копьями и саблями татар. Но за два часа схватки татарский тумен царевича Хорду потерял более трех тысяч воинов. Спустя несколько десятилетий автор «Повести о разорении Рязани Батыем», возможно выживший чудом в этой сече русский воин напишет: «Ту убиень бысть благоверный князь великый Георгий Ингоревич, братия его князь Давидъ Ингоревич Муромский, брать его князь Глеб Ингоревич Коломенской, брать их Всеволодъ Проньской, и многая князи и воеводы крепкыя, и воинство: удалци и резвеци резанскыя. Вси равно умроша и едину чашу смертную пияша. Не единъ от них взратися вспять: вси вкупе мертвии лежаша».

Лишь небольшие остатки ижеславского стяга князя Олега Красного были рассеяны и спаслись бегством. Самого Олега татары захватили израненного, еле живого и доставили к царю. Бату, рассвирепевший от больших потерь в каракиданьском тумене, кричал на Хорду, ругался и плевал. Субутдай-багатур был рядом, презрительно смотрел на царевича и молча сносил ругань своего господина. Когда Бату увидел князя Олега Красивого, благородного и храброго, но изнемогающего от тяжелых ран, то с уважением предложил ему принять свое подданство, обещая уврачевать его раны. Но князь укорил царя, назвав его безбожным врагом христиан. Немедля Бату приказал своим нукерам рассечь храброго князя мечами на части и кинуть останки на съедение зверям. Как донес до нас автор «Повести о разорении Рязани», князь Олег принял венец страдания от всемилостивого Бога подобно страстотерпцу Стефану и испил чашу смертную со всею своею братиею.

Закурилась тысячами дымов и опалилась тысячами пожаров тихая и ранее спокойная зимняя Рязанская земля. Была она издревле самым безопасным северо-восточным краем Руси. С зимы 1237 г. от Рождества Христова стала она многострадальной и лихой украинной землей, через которую три века подряд будут ходить на Русь завоеватели — татары. Сокрушая рязанские грады и захватывая рязанские села, Батый велел своим воинам убивать и сечь русичей без милости. Оставшиеся без своих князей и дружин — бояр, детских, кметей, гридей и отроков, легших в сече на Воронеже, грады Бел, Ижеславец, Ростиславль были взяты татарами изгоном.

Лишь град Пронск пришлось брать копьем. Прончане заперли крепкие врата града и осыпали врага сотнями стрел. Татары же, оградясь подвижным тыном и гоня впереди себя русских полоняников, смогли навести примет у воротной вежи, засыпав ров бревнами, землей, трупами побитых лошадей и людей. Затем, укрываясь щитами под градом стрел и камней, подвели таран к воротам и вышибли их, сорвав с крепких, кованых петель. Ворвавшись в город, всех людей, как в Беле, Ижеславце и Ростиславле, побили без милосердия.

16 декабря Бату с главной ратью подошел к Рязани. Город, стоявший на высоком берегу Оки, показался ему большим и крепким. Три яруса валов, рвов и рубленых стен окружали древний центр града. Красивые храмы, сложенные из белого и красного камня, стояли за этими рвами, валами и стенами. Бату знал, что в этих храмах хранилось главное богатство — золото, серебро и драгоценные камни. Множество народа из окрестных седений сбежалось и укрылось внутри города. Сотни воинов с луками, стрелами, копьями и секирами взошли на стены, чтобы драться насмерть.

На военном совете хан высказал свои сомнения о том, можно ли взять такой град. Но Субутдай-багатур и китайские мастера уверили его, что и десяти дней не пройдет, как они возьмут Рязань. Сразу начались осадные работы. Татары заставили пленников изготовить сотни длинных и тяжелых лестниц. Под руководством китайских и чжурчженьских мастеров за два дня было построено более тридцати метательных машин, установленных с напольной стороны и укрытых подвижным тыном из тонких бревен. Две тысячи лучников, меняясь через два часа, метали стрелы в осажденных со стороны пороков. Рязанцы бессменно бились с татарами, стреляя из луков со стен града. На третий день, когда ряды русских лучников понесли большую убыль, пороки ударили по стенам и постройкам Рязани десятками камней и зажигательных снарядов. Мощные бревенчатые стены задрожали и медленно стали рушиться от этих ударов. Тяжелые камни калечили и убивали людей. Зажигательные снаряды запалили десятки пожаров близ оборонительных стен и на стенах. Жар стоял такой, что не давал оборонявшимся держать укрепления. Все население города стало бороться с огнем. Колодцы были вычерпаны, и не хватало воды. Пять дней татары готовили приступ и вели обстрел снарядами, изматывая рязанцев. Сотни горожан были побиты, сотни ранены, сотни не могли держаться на ногах от неимоверного напряжения сил. К исходу пятого дня пороки перестали бить по граду и, казалось, наступила какая-то передышка. Но со стен города в кромешной темноте декабрьской ночи в сполохах пламени костров, горевших в татарском стане, было видно и слышно, что там, у вражеских пороков и тына происходит движение тысяч людей, совершается какая-то тяжелая и страшная работа.

На шестой день утром уже семьдесят камнеметов пустили в стену града большие камни. Прясла стен в трех местах обрушились, заваливая ров. Монголо-татарская рать числом не менее пяти тысяч человек медленно двинулась на приступ, гоня перед собой тысячу пленных русичей, защищаясь ими, как живым щитом. Пороки ударили по городским постройкам огненными снарядами и зажгли город с напольной стороны. Передние ряды воинов и пленников несли на плечах сотни бревен, длинных, тяжелых лестниц. Ни одной стрелы не полетело от стен Рязани, пока враг не дошел до кромки рва. Огромная рать прекратила движение вперед лишь на несколько минут. Татарские вои подняли щиты над головами. Но лишь тогда, когда передние ряды ее стали заваливать ров бревнами и громоздить над валом примет к обрушенным пряслам стены, оставшиеся в живых русские стрелки ударили из луков по центру и задам татарской рати. Неистовый рев и крики разнеслись над вражеским строем. Сталкивая в ров полоняников, татары рванулись на приступ по наведенным мостам, не дожидаясь, пока будут положены последние бревна. Значительная часть воинов перекидывала сразу три-четыре лестницы через ров и перебиралась к валу. Те, что были в стороне от проломов, устанавливали и прикладывали лестницы к стенам, лезли по ним на верхний ход через заборола. Через полчаса рязанские вои и гражане, взявшиеся за оружие, были смяты и перебиты у стен. Холодным, серым днем 21 декабря 1237 года как огромный костер полыхала охваченная пламенем Рязань. Защитить внутренние линии укреплений города было уже некому. Взяв Детинец, татары ворвались в соборный храм Пресвятой Богородицы и там посекли мечами всю семью покойного рязанского князя Юрия — мать его княгиню Агриппину, снох и молодых княжон. Затем ограбили и зажгли Божий храм, затворив его и предав в нем огню епископа и священников. Ни один христианин-несторианин из монгольской рати не вступился за священство и не пытался тушить зажженный собор. Монголо-татарские воины добивали последних защитников на улицах горевшего города. Страшная картина погибели и разорения оставлена нам автором «Повести о разорении Рязани»: «А во граде многыхъ людей, и жены, и дети мечи исекоша. И весь град пожгоша, и все узорочие нарочитое, богатство резанское поимаша. И храмы Божия разориша, и во святыхъ олтарехъ много крови пролияша. И не оста въ граде ни единъ живых: вси равно умроша и едину чашю смертную пиша. Несть бо ту ни стонюща, ни плачюща — и ни отцю и матери о чадех, или чадом о отци и о матери, ни брату о брате, ни ближнему роду, но вси вкупе мертви лежаща».