Военные приключения. Выпуск 6 - Валерий Мигицко

Командующий бросил в горнило схватки все частные резервы. И свежие силы сыграли свою благодатную роль: атака осман захлебнулась, и они откатились назад, окончательно и бесповоротно потеряв вал, откатились к морю, вытряхиваемые по пути изо всех крепостных строений.

Одновременно с успехами левого фланга выпала возможность отличиться и Загряжскому, ибо в те самые мгновения, когда четыре храбрых полковника оседлали вал, он добивал конный отряд неприятеля, насчитывающий восемь тысяч сабель и на основании этого самонадеянно решивший, что он смеет штурмовать вагенбург и угрожать русскому тылу.

Первый задор конной лавы противника погасили гребенские казаки. За ними свое веское слово сказала пехота, пошедшая под началом бригадира Щербатова вперед ускоренным шагом — подкрепить лихую атаку таганрогских драгун. Турки осознали ее неотразимую мощь и раз и навсегда рассеялись по чистому полю.

А в крепости бой все продолжался: колонна Шица по приказу Гудовича вступила в Анапу все же через мост — в подкрепление первых четырех колонн, дабы дополнительным нажимом способствовать быстрейшему выжиманию противника. До того этим же уже занялись 400 мушкетеров и 3 эскадрона спешенных кавалеристов, помогших самаринцам опустить подъемный мост.

Люди Шица серьезно потеснили еще цеплявшихся за ряд домов осман. Прибытие же резерва последних ста егерей и вовсе разрядило атмосферу — действующего противника более не существовало. Остались лишь мертвые, павшие в бою, да уходили в небытие тонувшие.

Остались пленные — числом более восьми тысяч: пушки — около ста, да знамена — более сотни с четвертью. Да осталась Анапа, русский город. Отныне и на века.

До́лжно заметить также, что вся сила русского войска в этом сражении исчислялась семью тысячами. Так они и бились — один с четырьмя.

Затем — после Анапы — были еще славные дела в жизни Ивана Васильевича Гудовича. Были взлеты и падения. Его то назначали командующим, то отправляли в отставку. Большая часть этих событий связана с Кавказом: там он боролся и с чумой, и с врагами. Битва при Арпачае в 1807 году сделала его фельдмаршалом, но настигшая славного воина вскорости болезнь, в результате которой он лишился глаз, вынудила его покинуть ту землю, с которой он сроднился за годы ратных и мирных трудов.

Новое назначение было и признанием его заслуг — в 1809 году он стал главнокомандующим в Москве. С этого поста он ушел зимой 1812-го, ушел и со всех остальных — годы давали о себе знать. И восемь лет — до самой смерти — фельдмаршал Гудович тихо прожил в своем имении Ольгополе, затерявшемся под Подольском.

Редко кто из людей военного звания офицерского сословия минувших времен именовался кавалером одного только ордена. Многие битвы во многих войнах — соответственно и многие награды. Но бывали и, так сказать, «однолюбы» — конечно, не по желанию своему, а волею судеб и случая. К персонам подобного рода, без сомнения, должен быть отнесен и генерал-лейтенант граф Ираклий Иванович Морков. Почти четверть века — а точнее, двадцать четыре года — его грудь украшал лишь почетнейший орден для военного — орден св. Георгия.

Родился Ираклий Морков — тогда еще не граф — около 1750 года. Вот потому, что не граф, и не известна точная дата его рождения — родовитых судьба примечала куда более тщательно. Воевал с турками в первую войну, воевал и во вторую (1787—1791), когда и прославился.

Впервые его имя зазвучало в победных реляциях и наградных указах после Очакова…

«Времен Очакова и покоренья Крыма» — фраза, свидетельствующая о седой старине. Но, произнося ее, мы уже как-то мало задумываемся, что тогда Очаков (наряду с Измаилом) был сильнейшей крепостью, считавшейся неприступной. А ее тем не менее надлежало брать на штык.

Крепость, одной стороной упирающаяся в море, с трех других вздыбилась высоким валом, перед которым зиял одетый камнем семи с лишним метров глубины ров. Пространство перед крепостью было, в свою очередь, окружено укрепленным десятью люнетами валом, перед которым располагалась линия рогаток. Многочисленные сады и виноградники, разбросанные с севера и запада от Очакова, не только несли аромат цветения в крепость, но и служили прекрасным укрытием для турецких стрелков, которые не ленились обстреливать передовые посты русских. Внутри укрепления было множество каменных зданий и две мечети, а на самом краю Очаковского мыса притаилась еще одна небольшая крепость — Гассан-Пашинский замок, обнесенный также валом и рогатками.

Штурму Очакова, последовавшему в декабре (6 числа) 1788 года, предшествовала долгая его осада, тянувшаяся с июля. Главнокомандующий армией Григорий Александрович Потемкин не хотел платить кровавую дань, которую непременно соберет приступ подобной твердыни, и потому надеялся взять крепость измором. Но турки держались стойко, и постепенно мудрая осторожность командующего начала оборачиваться своей пагубной стороной — русская армия была лишена простора и прикована к одному месту, начались болезни, возросла смертность среди солдат. Откладывать далее было некуда: либо штурмовать, либо уходить от крепости несолоно хлебавши. Потемкин выбрал штурм.

Согласно диспозиции, составленной начальником инженерных работ генералом Меллером (который за нее станет бароном, получит ордена св. Андрея Первозванного и св. Георгия 2-й степени) и утвержденной Потемкиным, для производства приступа образовалось шесть отдельных колонн. В третьей из них, колонне генерал-майора князя Волконского, надлежало идти на штурм и Ираклию Моркову.

Ему вместе с его боевыми товарищами — корпусом лифляндских егерей, батальоном и рабочими херсонского пехотного полка — надлежало с началом атаки двинуться к ближайшим воротам ретраншемента, взять его и тут же выслать вправо и влево команды, дабы связать с флангов защитников укрепления, если те не отступят к крепости, и постараться их отрезать.

И вот наступило 6 декабря. В семь часов утра русские колонны подошли к крепости. Каждая из них действовала на пределе храбрости. Не отставала и третья.

Люди генерал-майора Волконского, бегом достигнув рва ретраншемента, ни минуты не мешкали, а тут же начали спускаться в ров. Подполковник: Морков, идя во главе колонны, лично прислонил к валу первую лестницу и первым взошел на укрепление. Лифляндские егеря следовали по пятам за своим командиром.

Турки ударили в ятаганы, и широкое лезвие османа скрестилось с молнией русского штыка. Егеря оттеснили противника. Волконский бросился с подкреплением на помощь к подполковнику, дабы одним мощным нажимом выбить турок, но был сражен пулей. Отнюдь не случайной, ибо значительно усилившиеся османы пошли, в свою очередь, вперед и начали вытеснять морковцев из ретраншемента.