Царства смерти - Кристофер Руоккио

Здесь не было окна, из которого можно было выбраться.

Не было пути на свободу.

Через секунду распахнулась железная дверь, и внутрь заглянул стражник. Один глаз сьельсина был белесым, левая сторона лица изуродована страшным шрамом. Увидев упавший светильник, стражник довольно фыркнул и, не сказав ни слова, захлопнул дверь.

– Сон… – произнес я, держась за сердце.

Пустые пальцы перчатки неприятно загнулись, напомнив, где я находился и что со мной сделали. Видение. Жестокое видение. Лишь на мгновение я стал таким, каким был до Дхаран-Туна. До стены, ямы и кинжала. Такой молодой и сильный.

Несломленный.

Я задержал дыхание, чтобы остановить хлынувшие из глаз слезы.

Глава 38. Прелюдия к безумию

«Смертельно-бледных королей и рыцарей увидел я»[11].

Так писал поэт, и теперь его цитирую я, вспоминая, как стоял под огромной аркой – входом в одну из двух башен на границе внутренней пустыни и леса колонн у святилища черепа Миуданара. Меня сопровождали Северин с Урбейном в серо-белых халатах МИНОСа. Напротив шеренгами выстроились демоны Эринии, десятифутовые белоснежные бронированные химеры.

Мы стояли и смотрели, как проходят другие. Мимо проплыли бледно-голубые знамена, расписанные черными рунами.

– Хасурумн, – сообщил сьельсин-сопровождающий, приставленный ко мне Дораяикой.

Следом за знаменосцами появился и сам аэта Элантани Хасурумн верхом на сером восьмилапом звере, фигурой напоминавшем медведя, но покрытом чешуей, как змея. Аэта высоко держал рогатую голову, опустив при этом подбородок, как подобает власть имущим. Его доспех был не черным, а бронзовым, а мантия и плащ – голубыми, как яйцо малиновки, в тон знаменам. За вождем следовал почетный караул из двух десятков берсеркеров-скахари в бронзовых доспехах.

– Raka oyumn Aeta Ugin Attavaisa, – произнес мой сопровождающий, указывая на следующего вождя.

Князь Угин Аттаваиса перемещался верхом не на дрессированном звере, а на своем железном троне с механическими ногами. Флаги его были темно-синими, как и его ребристая броня. Лицо его было более квадратным, чем у остальных, а короткая косичка едва доставала до плеч. Он сидел расслабленно, держась руками за черные сферы на подлокотниках неотесанного трона. За ним также следовали два десятка солдат, вооруженных трофейными имперскими энергокопьями. Я удивился, увидев среди глашатаев Аттаваисы человека – женщину в золотом ошейнике.

Следом проехали другие князья: Иамндаина и Элугиноре, Пеледану и Колеритан, Онасира и Музугара, с которым я давным-давно сталкивался на Тагуре. Одни ехали на длинношеих животных с гладкой пористой шкурой, другие выбрали средством передвижения серые колесницы и ходячие троны, как у Аттаваисы.

– Сколько их тут? – спросил я, надеясь получить более точный ответ, чем услышал от Вати и Пророка.

Мой «гид» задумчиво поморгал:

– Последний раз насчитали двенадцать и пять сотен. Теперь, может, больше.

Тысяча семьсот князей.

Тысяча семьсот кровных кланов.

Я потупил взгляд на энарский зеленый мрамор. Спустя полминуты сообразил, что забыл дышать.

День наконец настал. Роковой день. Повернув голову, я провожал взглядом вереницу князей, появившуюся из башни с противоположной стороны. Один за другим вожди и их свита выходили из дальней башни и ступали на центральную дорогу, прежде чем свернуть к храму черепа. Только клан Пророка, только итани Дораяика еще ждали под лестницей. Сириани должен был пройти последним. Это место было почетным; тот, кто шел последним, внушал остальным страх. Вдали раздался нечеловеческий вой; видно было плохо, но я различил выстроившихся вдоль всего маршрута вооруженных сьельсинов в масках, потрясающих флагами своих племен.

Храма и колонн было не видать, но я знал, что меня ждет.

Я уже проходил этим путем.

За спиной раздался резкий холодный оклик, и мой сопровождающий распластался на земле. Четверо стражников, державших меня, вытянулись в струнку. Тяжелые цепи, сковавшие меня по рукам и ногам, громко лязгнули. С лестницы донеслась знакомая металлическая поступь, и, повернувшись, я увидел тонкие бронированные плечи и высокий белый гребень генерала-вайядана Вати.

– Raka uelacyr jujia, – сказало оно солдатам-химерам, приказывая быть наготове. – Yelnun.

«Он идет».

Генерал повернул голову-башню, осматривая демонов, скахари и сотрудников МИНОСа.

– Выступаем сразу за Нетанебо!

Нетанебо наверняка было именем одного из вождей.

– Aya! – отозвались солдаты, притопнув.

Великий князь появился последним. Он должен был прибыть в храм Элу, когда все остальные соберутся, когда везде будет порядок. Сириани нужно было внимание, он хотел, чтобы все воины кровных кланов увидели его величие и его могучую свиту из воинов и колдунов.

Генерал больше не отдавал команд и повернулся ко мне. У него не было лица, но я почувствовал в его тоне фантомную улыбку.

– Oimn Belu, тебе выпала великая честь, – произнесла химера на стандартном.

– Как жареному ягненку на праздничном столе, – сухо парировал я, глядя мимо великана на тусклое серое солнце. – Но ягненок наверняка предпочел бы свободно пастись.

Я заметил, как за спиной генерала ухмыльнулся Урбейн.

Вати наклонило голову:

– Ты будешь последним аэтой среди паломников, не считая Великого.

Оно откинуло за спину белый плащ, приоткрыв лазурную тунику, и когтистыми пальцами отвязало примотанный к руке сверток:

– Подарок от Великого. Sha ti-Aeta, ti-Aeta.

«От одного аэты другому».

Генерал сунул сверток мне в руки.

Он был легким, из черного шелка. У меня проскочила безумная мысль о том, что Пророк вернул мне мой меч. Но я понял на ощупь, что внутри ничего нет. Это была просто свернутая ткань.

– Что это?

Генерал жестом показал, что мне следует развернуть. Я не без труда – спасибо кандалам – сделал это.

Это был плащ из иринира, тончайшего сьельсинского шелка, плотный и черный как ночь. Развернувшись, он затрепыхался на ветру над зеленым мрамором у меня под ногами. В бледном солнечном свете ярко засияла алая, как артериальная кровь, вышивка.

Мои цвета. Я посмотрел в горящие искусственные глаза Вати. Сьельсины не различали красный цвет. Я покосился на Урбейна, Северин и других колдунов. Это было их рук дело.

Повысив голос, чтобы слышала вся свита великого князя, Вати произнесло на сьельсинском:

– Это плащ для царя!

Под сводами разразился нечеловеческий хохот, и кровь застыла в моих жилах.

Выхватив у меня царственный плащ, Вати набросило его мне на плечи и закрепило. Такую же накидку, с тесным коротким воротником-стойкой и застежкой на плече, носил сам Сириани. Я вздрогнул, вспомнив о том, что в подземельях Великого конклава мне снилось, как я иду в последний путь в сьельсинском плаще.

Потрясая саблями, сьельсины завыли и заулюлюкали, словно демонические обезьяны.

– Aeta! – воскликнуло одно.

– Aeta ba-Yukajjimn! – подхватило другое.

«Царь паразитов», – перевел я.

– Царь! – насмешливо кричала толпа. – Царь! Царь!

Мое видение и