Возвращение Матарезе - Роберт Ладлэм

– Но почему, Аль?

– Скажем так: я не доверяю этим ублюдкам.

– Аль, это весьма серьезное обвинение…

– А у нас все очень серьезно, Стью! Оторвись от своих проклятых юридических справочников и взгляни на реальность. Критически важные узлы разрушаются, и мне это не нравится. Озеро Комо не отвечает, и вот теперь Амстердам тоже выходит из игры. Черт побери, что происходит?

– Этого не знает никто, Аль, однако это еще не причина ссориться с Фаулером и Вальбергом.

– Стюарт, почему ты так в этом уверен? В предприятие у нас вложены миллионы – нет, миллиарды. И в случае провала мы потеряем все до последнего цента.

– Фаулер и Вальберг на нашей стороне, Аль. Они завязли во всем не меньше нас. Не восстанавливай их против себя.

– Ну хорошо, и все же нельзя позволять им диктовать время. Это предполагает определенную власть, с чем я никак не могу согласиться. Передай, я подойду минут через сорок пять, плюс-минус.

Щелчок.

Каждый голос был должным образом записан на магнитофонах миссис Корделл. Теперь каждый говорящий будет тотчас же идентифицирован. Миссис Корделл была готова продолжать электронное наблюдение за квартетом Матарезе.

Преамбула началась ровно в 11:02 в номере Джемисона Фаулера. Это действительно была лишь преамбула, поскольку первые фразы, которыми обменивались трое, а не четверо, оказались резкими, полными взаимных упреков.

– Стюарт, где Уайтхэд, черт побери? – спросил Вальберг.

– Он подойдет, как только освободится.

– Что его задержало?

– Сбой, и посерьезнее, чем у тебя, Бен. Связь оборвалась на передаче последних условий договора о слиянии. Аль обещал разобраться с этим как можно быстрее.

– Проклятие, то, что нам предстоит сейчас обсудить, важнее, гораздо важнее всяких чертовых слияний!

– Джемисон, Аль понимает это не хуже тебя. Однако лишних полчаса все равно погоду не сделают, так что нечего напрасно кипятиться. Так мы ничего не добьемся и лишь отвлечемся на пустяки, в то время как сейчас нам нужно предельное внимание.

– Пустые слова, твою мать! Сразу видно, это говорит профессиональный крючкотвор.

– Послушай, Вальберг, нам сейчас лучше не ссориться.

– Извини, Стью, но ты знаешь Уайтхэда лучше нас. Аль вечно ведет какие-то свои игры. Он не умеет держать себя в руках.

– Объясни, какая связь между одним телефонным звонком и неумением держать себя в руках?

– Эй, послушайте, заткнитесь оба! Уайтхэд – тот еще фрукт; таким он всегда был, таким он и останется.

– Фаулер, следи за своим языком, – строго заметил Стюарт Николс. – Аль не только мой клиент, он мой друг.

Так и продолжала пререкаться эта троица на протяжении двадцати двух минут, пока наконец не пришел Альберт Уайтхэд. Судя по его голосу, он был полон раскаяния.

– Братцы, ради бога, простите! Мне срочно понадобилось найти надежного переводчика. Швейцарский диалект немецкого – это не язык, а какая-то мерзость.

– Швейцарский диалект немецкого, – с отвращением пробормотал Фаулер, плюхаясь в кресло.

– Джемисон, тебе следовало бы попробовать вести на нем переговоры, – сказал Уайтхэд. Оставшись стоять, он смотрел сверху вниз на руководителя компании коммунальных услуг. – Это великолепная гимнастика для ума.

– Аль, я не собираюсь ломать голову над тем, в чем ни черта не смыслю. Это совершенно пустое занятие.

– Не сомневаюсь в этом, вот почему вам нужны такие люди, как мы. Те, кто постоянно поддерживает гибкость ума, позволяя вам получать финансирование, необходимое для всевозможных поглощений и слияний.

– Деньги я бы получил и без тебя…

– Тут ты неправ, Фаулер, – резко оборвал его Уайтхэд. – Наша организация, или предприятие, если тебе так больше нравится…

– Аль, называй нас нашим именем, – вмешался Джемисон Фаулер. – Или оно тебя пугает?

– Вовсе нет, я с гордостью воспользуюсь им… Матарезе имеют свои твердые правила касательно перевода денежных средств. Там, где финансовые потоки можно проследить, используются лишь определенные каналы, которые полностью соответствуют законодательству страны-получателя. В том случае, когда речь идет о переводе очень крупной суммы, моя фирма – а как вам известно, обычно для этого используется именно моя фирма…

– Эй, петухи, перестаньте играть в «царя горы»! – Возбужденный Бенджамин Вальберг, встав между Уайтхэдом и Фаулером, поочередно смерил их взглядом. – Заприте свое самомнение в конюшне, перед нами гораздо более серьезные проблемы!

Разговор наконец же сосредоточился на главном. Все началось с того самого вопроса, который Альберт Уайтхэд уже задавал своему поверенному Стюарту Николсу.

– Черт побери, что происходит?

Ответы хлынули стремительным потоком, наслаиваясь друг на друга, постоянно вступая в противоречие между собой. Они варьировались от обвинения Амстердама в отсутствии строгого контроля до предположения о возможном предательстве отдельных ячеек сложного организма, движимых алчностью и не желающих расставаться со своими вотчинами. Затем все задумались о той роли, которую играл Джулиан Гуидероне, анализируя новую информацию, полученную из Лондона от Леонарда Фредерикса.

– Где находится Гуидероне в настоящий момент? – спросил Альберт Уайтхэд.

– Как мне говорили, у него есть укромное место в восточной части Средиземноморского бассейна, – сказал Вальберг. – Конечно, это могут быть лишь слухи. Похоже, никто не знает, где он.

– У меня есть кое-какие связи в разведывательных ведомствах, – вставил Николс. – Я посмотрю, смогут ли мне чем-либо помочь.

– Помочь в розысках человека, который, как все убеждены, умер двадцать или тридцать лет назад? – презрительно усмехнулся Фаулер.

– Джемисон, – вмешался Уайтхэд, – ты поразишься, узнав, как часто приходится сталкиваться с ложными сообщениями о смерти, которые опровергаются через многие годы, а то и десятилетия, когда «умерший» воскресает чудодейственным образом. Я это все к тому, что в последнее время ходят слухи, будто ты – не кто иной, как Джимми Хоффа.[95]

– Очень смешно. – Фаулер повернулся к Вальбергу. – Скажем, Стью удастся кое-что разузнать, что маловероятно. Что сможет сделать Гуидероне?

– Ответ на твой вопрос прост: все, что пожелает. И я не поленюсь слетать через Атлантику и переговорить с Джулианом. Какой бы ни была его легенда, он ведет себя цивилизованно с теми, кто с ним откровенен. А вот голландец, хоть он и говорит разумные вещи, под внешним лоском в нем скрывается патологический маньяк.

– Но что нам делать? – спросил Уайтхэд. – В чем-то Джемисон прав, не спорю…

– Ну спасибо, Аль.

– Джемисон, я никогда не говорил, что ты глупый; просто, на мой взгляд, у тебя начисто отсутствует воображение. Однако на этот раз ты оказался прозорливым. – Уайтхэд перевел взгляд на банкира. – Повторяю, Бен, что сможет сделать Гуидероне, если нам его удастся найти? Амстердам ему не подчиняется.

– А именно из Амстердама идут все денежные потоки! – воскликнул Стюарт Николс, адвокат.

– Да, конечно, деньги – это главное, – согласился Вальберг. – Ну а откуда взялись эти деньги?.. Не ломайте голову напрасно, я сам отвечу на свой вопрос. Это огромные состояния – именно во множественном числе, – разбросанные по всему земному шару, доставшиеся в наследство от барона Матарезе. А кто такой Джулиан Гуидероне? Откуда он взялся? На этот вопрос я тоже отвечу. Он является сыном Пастушонка, Николаса Гуидероне, который был избран бароном, для того чтобы осуществить дело его жизни, воплотить мечты и идеалы.

– Черт побери, Бен, куда ты клонишь? – прервал его Фаулер. – Говори по существу.

– Вопрос этот очень тонкий, Джеми, однако значение его гораздо больше, чем всех тех денег, которые только есть у внука барона Матарезе.

– По-моему, тебе нужно объяснить, что ты имеешь в виду, – заметил Стюарт Николс.

– Все это такое же вечное, как пророки Ветхого Завета и их последователи, считавшие каждое слово своих пророков священным, непререкаемым.

– Бен, давай обойдемся без изысканий в Талмуде, – возразил Уайтхэд. – Мы имеем дело с сиюминутной реальностью. Пожалуйста, выражайся яснее.

– Вот почему все это так реально, – загадочно ответил Вальберг. – Отсчет ведется с незапамятных времен… Видит бог, у вашего Иисуса не было ни денег, ни сокровищ, чтобы раздавать их людям, убеждая в правоте своего учения. Но в считаные десятилетия после его смерти на кресте – в пределах полувека – христианское движение начало распространяться по всему тогдашнему цивилизованному миру. А новообращенным принадлежали все богатства мира.

– Ну и? – не унимался Николс.

– Мысли, пророчества, мечты Иисуса были приняты теми, кто поверил в него. И для этого не потребовалось никаких денег.