100 великих литературных героев - Виктор Еремин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отметим, что и роман, и рассказ, и повесть несут на себе печать возрастающего бунтарского настроения Николая Семеновича. Особенно «Соборяне». Главным героем романа стал опальный старгородский протопоп Савелий Туберозов, чья трагедия была определена столкновением его искренней веры в Бога с обывательским миром торгашей, бюрократов и просто безразличных ко всему болтунов. Максималист Лесков приравнял борьбу и страдания Туберозова к яростной борьбе и мукам за старую, народную веру вождя раскольников – протопопа Аввакума (1621–1682)! В этом весь Лесков, вся его личная трагедия, в этом объяснение непонятного страха перед ним российских власть имущих всех времен и строев и их интеллигентской обслуги. Этим объясняются и непрекращающиеся попытки выхолостить мятежную душу Лескова, превратить его в некоего талантливого бытописателя и проповедника православия или истеричного бессмысленного бунтаря (особенно характерно шаблонно повторяющееся в многочисленных изданиях предупреждение, что писатель был человеком тяжелым и желчным). Трезвый, выверенный максимализм гения всегда страшен для власти, и в миллионы раз страшнее, когда он неопровержим в своей истинности. Великий бунт Лескова нашел необычное, убийственное выражение – он бунтовал посредством представления напоказ светлых, чистейших человеческих душ (которых всегда много в миру), бессильных одолеть мрачное тяжкое зло всесильных хапуг и иждивенцев на муках Христовых (в первую очередь – светских злодеев, церковные лишь производные от них).
Критика советской эпохи упорно навязывала писателю еще и образ стихийного демократа, каковым он никогда не был. По сей день за демократизм Лескова выдается его упорное максималистское стремление жить по совести, что неизбежно определяло нравственную высоту его личности и его творчества. И именно из нравственной позиции Николая Семеновича пришла к нему идея «маленьких великих людей», великолепно проанализированная А.М. Горьким: «Такие маленькие великие люди, веселые великомученики любви своей ради, – они из лучших людей нашей страны, обильной “рыцарями на час” и позорно бедной героями на всю жизнь. Может быть, гордость такими людьми печальна в сущности своей, но все-таки это люди, о которых можно сказать: они изжили зверя в себе. Величайшая заслуга Лескова в том, что он прекрасно чувствовал этих людей и великолепно изображал их». [292]
Маленькие великие люди – это те, кто живет вне власти и в стороне от истории, но чьими руками на самом деле и вершится история, которую зачастую впоследствии приписывают малопричастным к делу, но высокопоставленным судьбой (прежде всего рождением и подлостью) особам.
Богоискательство Лескова оказалось резким и вызывающим. Быть может, именно поэтому ему было дано наиболее ярко выразить главную идею русского богоискательства – глубинная духовная истина России сокрыта в недрах народных, невидима для образованного, пресытившегося высокими материями глаза и походя никогда не откроется ему. Вначале сам стань частью народа, отбрось корыстную обывательщину и ницшеанский личностный бунт – и лишь тогда обретешь мир истинной свободы.
Отличие Лескова от других великих русских писателей-богоискателей в том, что он оказался среди них самым беззащитным перед российским обществом. Его творчество раздражало, злило и делало непримиримыми врагами писателя буквально все властные и образованные круги общества. Не угодил он и либералам, и консерваторам, и духовным властям, и властям светским, и старикам, и молодежи, и западникам, и славянофилам. Список можно продолжать до бесконечности. А.М. Горький точно отметил: «Жил этот крупный писатель в стороне от публики и литераторов, одинокий и непонятый почти до конца дней».
Великим максималистом-богоискателем оставался Николай Семенович всю жизнь. В 1874 г., не имея возможности зарабатывать литературным трудом, он пристроился на службу в Министерство народного просвещения, откуда был изгнан в 1883 г. «без прошения» именно за свое многолетнее стремление работать честно, не пресмыкаясь и не корыстуясь. Уволен бюрократами царя-«патриота» Александра III. Эти же бюрократы фактически и убили гордость русской литературы – в марте 1895 г. Николай Семенович умер от сильнейшего приступа стенокардии, случившегося по причине запрета цензурой издания шестого тома его собрания сочинений.
1 марта 1881 г. народовольцами был убит император Александр II. Общество охватило небывалое смятение: подобное случилось впервые в русской истории – безродная голытьба казнила помазанника Божия. До этого убийство венценосца могла позволять себе только аристократия, для которой царь был одним из них и сидел на престоле, опираясь преимущественно на них. В марте же Лесков сообщал видному историку Сергею Николаевичу Шубинскому (1834–1913): «Два дня писал и все разорвал. Статьи написать не могу, и на меня не рассчитывайте. Я не понимаю, что такое пишут, куда гнут и чего желают. В таком хаосе нечего пытаться говорить правду, а остается одно – почтить делом старинный образ “святого молчания”. Я ничего писать не могу».
А уже в апреле 1881 г. Николай Семенович небывало быстро создал два сказа – «Сказ о тульском косом левше и о стальной блохе (Цеховая легенда)» и «Леон – дворецкий сын, застольный хищник». Дело в том, что еще в 1880 г. Лесков согласился написать для юбилейного сборника детской писательницы Елизаветы Николаевны Ахматовой (1820–1904), с которой он долгое время дружил, три маленьких очерка под одним общим заглавием «Исторические характеры в баснословных сказаниях нового сложения». Предполагалось показать, как в народном творчестве отразилось правление трех императоров – Александра I, Николая I и Александра II (хозяйственного). Работа над очерками шла туго, но вскоре после убийства Александра II произошел прорыв, неожиданный для самого Лескова, и, что самое удивительное, по его же признанию, так до конца им не осознанный. Единственное, что Николай Семенович понял сразу, это то, что «Левша» – необыкновенное произведение и что оба сказа есть «легенда о нынешнем государе», то есть об Александре III. «Левша» настолько выделялся из всего, что было создано писателем до того, что Лесков, интуитивно чувствуя его громадность, не решился поместить сказ в сборнике Ахматовой, где он, скорее всего, пропал бы втуне, и отдал его для отдельной публикации в газету Ивана Сергеевича Аксакова (1823–1886) «Русь».
В течение долгих лет со времени первой публикации сказа никто не взялся опровергнуть тот факт, что он написан в значительной мере в связи с убийством Александра II, но образ главного героя, как правило, почему-то рассматривается вне контекста этого события. Возможно потому, что даже сам автор так до конца и не понял, о чем рассказал, и, комментируя свое произведение, предпочитал упирать на вторичные темы сказа. Правда, со временем Лесков твердо уверился, что в образе левши создал удивительно ясный обобщенный образ русского народа. Уточним – русского народа как одного из множества народов в том понимании, которое мы рассматривали в статье «Кола Брюньон».
Уточнение это необходимо, поскольку левша стал олицетворением народа в его трагической ипостаси – народа, презираемого и уничижаемого его собственной, стоящей вне его (основное свойство бюрократии!) властью, что характерно, в принципе, для всего человечества. Судьба левши четко предъявила причины убийства Александра II, доказала неизбежность гибели мира, в котором жил левша по вине властителей, и более того – стала оправдавшимся пророчеством неминуемой революции.
Отметим, что гений Лескова раскрывал перед ним столь глубинные характерные черты современного писателю общества, что позволял Николаю Семеновичу делать основополагающие прозрения на столетия вперед. Только один пример. В письме Льву Толстому в январе 1891 г. Лесков охарактеризовал свое время и одновременно предрек судьбу (впрочем, еще не полностью свершившуюся сегодня) постсоветской России конца XX – начала XXI в: «Вы не ошибаетесь, – жить тут очень тяжело, и что день, то становится еще тяжелее. “Зверство” и “дикость” растут и смелеют, а люди с незлыми сердцами совершенно бездеятельны до ничтожества. И при этом еще какой-то шеренговый марш в царство теней – отходят все люди лучших умов и понятий… Точно магик хочет дать представление и убирает то, что к этому представлению не годно; а годное сохраняется…»
Но вернемся к левше. Глубоко заблуждается тот, кто, говоря о герое лесковского сказа, пытается писать слово «левша» с прописной буквы – это не имя и даже не кличка, это обозначение ничтожества пред власть имущими и богатыми с их точки зрения, ничтожества, недостойного ни имени (как личность), ни отчества (как дань уважения к его предкам, таким же ничтожествам). Потому и выбран был для обозначения этого работяги его наиболее заметный физический недостаток. Да и в целом облик левши для господ омерзительно-неприглядный: «…косой левша, на щеке пятно родимое, а на висках волосья при ученье выдраны…» Косоглазие в дореволюционной России считалось приметой изгойства, отверженности от Бога.