Публичное одиночество - Никита Михалков

Почему я буду кого-то отсеивать?.. (I, 143)

(2010)

Интервьюер: Какое будущее Вы рисуете российскому кино? Я считаю, что кино как культурное явление во времени уходит. Уходит вообще «Большой стиль». Кино остается как бутик, как вкусный ресторан, понимаете?

Понимаю.

Но я не согласен с тем, что большое кино и «Большой стиль» уходят. «Робин Гуд» – это «Большой стиль». Картина «Повелитель бури» – это «Большой стиль».

Но сегодня картина «Серьезный человек» братьев Коэнов вышла всего двенадцатью копиями в России. Вот что с этим делать?

Переломить. Это надо переламывать.

Кто это будет делать?

Деньги.

Деньги? А где их брать? Сегодня российское кино не возвращает деньги вообще.

Но я надеюсь, что смогу внести в это свою лепту.

Сумасшедших мало, все циничные. Мир стал циничным. Арифметика.

Можно найти деньги. Сложно, но можно. От Министерства культуры мы получили один миллион долларов на первый фильм < «Утомленные солнцем – 2» > и один миллион на второй. Все. Деньги ВТБ и Внешэкономбанка – это не деньги, данные мне, это инвестиционный проект.

Но не нужно мерить культуру только деньгами… (II, 68)

(2012)

Интервьюер: Можно ли сегодня говорить о политической функции кино? Транслирует ли оно какую-то идеологию или ценности?

К сожалению, нет.

Кино не транслирует, в первую очередь, духовных ценностей. Это общемировой кризис, который еще острее чувствуется в России. Это кризис идей, кризис художественности. Я совершенно согласен с замечательным режиссером Сергеем Герасимовым, который говорил, что «матерью кинематографа является литература». И в этом смысле у нашего кино была и остается великая мать – русская литература. Жалко, что для нашего кинематографа она постепенно становится мачехой.

Отлучить Пушкина, Толстого, Чехова, Бунина от российского кинематографа – это все равно, что больному вместо кислородной подушки приставить ко рту выхлопную трубу. И дело не в том, что их нужно обязательно экранизировать, а дело в том, что все посылы, позывы человеческого характера, все тайные движения души, все повороты человеческой психологии, все высокое и низкое – все можно найти на страницах русской литературы.

И абсолютно не важно, что Пушкин ездил на тройке, а современный человек покоряет космос в ракете. В этом-то и есть величие и сила русской литературы: никакой технический прогресс, никакое 3D не могут сделать для жизни человеческого духа то, что сделала русская литература. (XV, 66)

Татарское кино

(2006)

Татарстан созрел сегодня для того, чтобы иметь свою киностудию. Убежден, что в условиях кинематографического бума, который наблюдается в России, в Казань будут приезжать снимать кино не только из Татарстана, но из других регионов страны. Ведь тогда, когда по всей стране идет серьезный кинематографический подъем, Поволжье практически осталось без своего кинематографа.

Совершенно уверен, что в республике будут снимать и национальные фильмы на татарском языке. В свое время снимались потрясающие грузинские, узбекские фильмы, которые переводились на русский язык, и эти киноработы становились советскими.

Только истинно национальное может стать истинно интернациональным… (XV, 33)

Украинское кино

(2008)

Интервьюер: Что Вы думаете по поводу украинского кинематографа?

Да я, собственно, ничего и думать не могу…

Я не знаю сегодняшнего украинского кинематографа. Я недавно видел картину Романа Балаяна, но не знаю, имеет ли эта картина отношение к украинскому кинематографу.

Мне кажется, это я должен вас спросить: «Знаете ли вы свой кинематограф?» Ну если вы не знаете своего кинематографа, то почему спрашиваете об этом меня? Какие вы все-таки нехорошие, вы знаете, что его нет, а у меня спрашиваете…

Думаете, если у вас нет украинского кинематографа, то он есть у нас? (XV, 38)

(2011)

Интервьюер: К Вам на Московский кинофестиваль приехал наш Богдан Ступка. Как Вы смогли его уговорить? Ведь у него сейчас проблемы со здоровьем, и он в последнее время отказывался приезжать на фесты?

Давайте сразу оговорим – касательно здоровья Богдана Сильвестровича я ничего не комментирую. С моей стороны это было бы некорректно.

А почему согласился?

Я думаю, не только потому, что мы коллеги и друзья. Скорее это жест благодарности с его стороны. Ведь известным его сделали не украинские картины, а российские. Так что это просто его благодарность российскому кинематографу.

В этом году на фестивале нет украинских фильмов. Даже короткометражки Марины Вроды, взявшей «Пальмовую ветвь» в Каннах…

Слушайте, ну а что такое украинское кино? Фильмы киностудии Довженко? Так это – советские ленты! Я не знаю современного украинского кино. У вас же если что-то снимают, то только на национальные темы. Про казаков там…

А кому это, кроме Украины, интересно? Кто это пойдет смотреть?

Вот то-то и оно… (XV, 58)

МОЕ КИНО

(1977)

Интервьюер: Оглядываясь назад, какой из созданных Вами фильмов Вам нравится больше?

Может быть, покажусь нескромным, но они мне все дороги.

Дорого то ребячество («и мы сымать умеем»), которое определило несколько размашистую стилистику первой ленты.

Дорога попытка, возможно, не до конца осуществленная, проследить в картине «Раба любви», как в сонном царстве далекой от жизни кинематографии начала века исподволь, но неуклонно вызревало желание вдохнуть полной грудью свежий ветер грядущих перемен.

Дорог и последний фильм, в котором хотелось вступить в открытую полемику с теми, кто привык экранизировать Чехова скучно, неинтересно, словно не было на свете Антоши Чехонте…

Да, все ленты мне дороги. И, наверное, это естественно. (I, 5)

(1980)

Каждая роль, каждый фильм – это часть моей жизни.

Меня поглощает процесс подготовки съемки. Наверное, поэтому наибольшее удовлетворение и получаю от самого процесса работы.

Хотя мне не все равно, каков будет конечный результат, как примут картину или роль зрители. (I,10)

(1982)

Я к актерам прислушиваюсь, иду за ними, стараюсь, чтобы им было удобно. Но в определенный момент вынужден, если их представление об образе и характере расходится с моим, добиваться того, что мне нужно.

Я играю все, за всех и со всеми вместе. Наверное, совершаю насилие, но иначе не могу.