Молитва к Прозерпине - Альберт Санчес Пиньоль

– Это интересный вопрос, – заметил Бог. – Наверное, я заскучал и начал творить. В первую очередь – стены, которые нас окружают. Потом я воодушевился и стал окружать их все новыми и новыми слоями камней. Затем создал множество рас, народов и племен, не похожих друг на друга. И наконец мне пришла в голову блестящая идея, и я сотворил поверхность земли, а потом продолжил работу, и появилось солнце, звезды и все остальное – Вселенная. Вы все видите мое творение: стоит только поднять голову звездной ночью. И все это я создал, чтобы пустота немного оживилась.

– А, теперь понятно, – произнес Бальтазар, которого удовлетворило и восхитило подобное объяснение.

Я положил руку ему на плечо.

– Бальтазар, я попросил тебя пойти со мной по двум причинам. С одной стороны, только настоящий охотник может проникнуть в помещение, охраняемое другим охотником. Но о второй причине я тебе еще ничего не сказал.

Бальтазар не понимал меня.

– Почему ты не спросишь Бога о своем брате Ададе? – добавил я.

– Потому что пращник запретил нам говорить о мертвых.

– Но твой брат не умер.

Бальтазар в изумлении широко открыл глаза.

– Мы ни разу не сказали тебе, что он погиб, – мы лишь говорили, что ты не сможешь понять его судьбу. Когда мы победили Голована, твой брат, человек религиозный, почувствовал, как мурашки бегут по его пальцам, и ощутил некое присутствие.

– Это правда, – вмешался Бог. – Я вездесущ и всегда за всем наблюдаю. Предположить, что тектоны рано или поздно обнаружат поверхность земли, было несложно. А вот подземная экспедиция Адада, Ситир и Марка Туллия стала для меня из ряда вон выходящей новостью – атака на мир тектонов! Впервые в истории люди спускались под землю не для того, чтобы искать золото или серебро, но ради борьбы с тектонами! Я вездесущ, однако меня трудно взволновать. А мое волнение замечают самые чувствительные из людей – им дано понять, что я существую.

– В тот день Адад заметил что-то необычное, – добавил я. – Он преобразился и стал говорить с голосом, исходившим ниоткуда.

– Я всегда говорю с теми, кто обращается ко мне, – сказал Бог. – Твой брат был так поражен, что попросил разрешения остаться со мной, и я исполнил его просьбу.

– Он не умер, а просто исчез. А если он не мертв, ты можешь о нем спросить.

– Так, значит, мой брат здесь? – спросил Бальтазар прерывающимся голосом. – Адад Палузи?

В глубине пещеры каким-то невероятным образом, который я не могу тебе описать, Прозерпина, стала проявляться какая-то фигура, которая приближалась к нам. Это был он – Адад со своей бородкой.

Бальтазар трижды вскрикнул «о!» и упал на колени, а Адад поднял его и обнял. Оба кричали, стенали и плакали так, будто их слезы должны были слиться в один поток. Братья обнялись так крепко, что, казалось, вот-вот неминуемо причинят друг другу увечья.

Я отошел немного в сторону из уважения к этой встрече двух самых близких людей и, повинуясь порыву, возвел взор к сводам и обратился к Единому Богу:

– Тектоны приближаются к Риму! Единый Бог, поможешь ли ты человечеству? Ты не можешь быть безразличен к происходящему. Если ты не вмешаешься, это будет означать, что Единый Бог не делает различия между справедливостью и несправедливостью. А коли так, какой смысл в существовании вселенной, где добро и зло неразличимы?

Он ответил мне не сразу. В пещере раздавались только взволнованные возгласы братьев Палузи. Мурашки побежали по моим пальцам еще сильнее.

– Марк, – сказал наконец Единый Бог, – ты прав. Я ненавижу тектонов не меньше твоего, потому что знаю их отвратительную природу лучше, чем ты. И поверь мне, я очень жалею, что их создал. Бог тоже может ошибиться.

– Тогда помоги нам! – взмолился я. – Стоит тебе моргнуть, и от них не останется и следа.

– Трудность как раз в этом и заключается: я не могу.

– Не можешь?

– Нет.

Этого я никак не постигал.

– Я не всемогущ и, хотя действительно могу создать многое, не могу создавать все, что хочу, и уничтожать то, что мне не нравится. Моя власть ограниченна.

«Моя власть ограниченна». Я стоял перед Единым Богом, но он оказался не всесильным. Мне и в голову не приходило, что его силы могут иметь предел, и это открытие меня поразило. Я планировал добиться заступничества Бога при помощи моральных доводов, а он отказывал мне просто от бессилия: Бог мог допускать ошибки, и его власть имела границы.

– В таком случае, – в отчаянии предложил я, – снабди нас каким-нибудь мощным оружием, наподобие жгучей молнии Юпитера или чего-нибудь в этом роде.

– Сейчас я задам тебе вопрос, Марк Туллий, – ответил он. – Если я снабжу вас таким страшным оружием, как скоро вы обратите его против себе подобных?

– Но ты должен нам как-нибудь помочь! – воскликнул я. – Если ты Бог всех богов, внутри тебя обитает также богиня согласия. Соверши невероятное: пусть люди и тектоны заключат договор о мире.

– Легче создать звезды, чем изменить природу людей или тектоников. Подумай об этом, Марк Туллий: если я изменю свет далекой звезды, твои глаза вряд ли заметят эту перемену на ночном небосводе. Но если я изменю природу людей и тектонов, они перестанут быть людьми и тектонами. Вы сами должны измениться, за вас этого сделать не может никто.

На эти слова у меня не нашлось ответа. Бог, дорогая Прозерпина, ничем нам помочь не мог.

Я обреченно опустил голову и посмотрел на братьев Палузи. Постепенно радость их встречи уступила место спорам.

– Возвращайся со мной на землю, – говорил Бальтазар Ададу.

– Останься здесь, – отвечал ему Адад.

Я воспользовался моментом и спросил:

– Адад Палузи, меня очень удивило, что ты ушел, оставив всю свою родню, но еще удивительнее другое: почему ты потом не вернулся? Скажи мне: что может быть сильнее твоей любви к близким? Ради чего ты забыл о своих обязательствах перед ними?

– Видишь ли, Марк Туллий, меня всегда занимали вопросы духовные. Когда я спрашивал себя, каков мир богов, я думал: «Наверное, там есть ответы на все, абсолютно все вопросы». Так вот, если бы мое предположение оказалось верным, я бы рано или поздно вернулся к своей семье. Но то, что я обнаружил здесь, Марк Туллий, превосходит все мои ожидания: здесь есть все, абсолютно все вопросы.

Адад и Бальтазар никак не могли договориться, а мне пора было уходить. На самом деле мне просто хотелось уйти, поэтому я предложил Бальтазару:

– Все твои родные, кроме Адада, мертвы. Никто не укорит тебя, если ты не вернешься. Почему бы