Дураки - Евгений Будинас

Но ведь сегодня Россия — вовсе не славянская держава. Рядом с русскими, рассеянными на огромных просторах исторически неславянских территорий, живут и чукчи, и татары, и башкиры, и калмыки, то есть множество иных средних, малых и совсем малочисленных неславянских народов. Почему же мы должны объединяться с такой, простите, этнической суспензией?

ПОСЛУШАЙТЕ! ТАК ЖЕ НЕЛЬЗЯ!

Вот если бы в Российской Федерации была Русская Республика, тогда другое дело. Но для этого нашим русским братьям надо отделиться от якутов (с их золотом и алмазами), от хантов и манси (с их газом и нефтью), от коми-пермяков (с их углем) и т. д. и создать свое государство с компактно проживающим славянским этносом...

ОПОМНИТЕСЬ! ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ? ЗАЧЕМ?

Второй компонент "славянской идеи" — православное единоверие. Но ведь в сегодняшней Российской Федерации около 20 миллионов мусульман, есть буддийские народы и даже язычники, не говоря уже о подавляющем большинстве постсоветских атеистов. А у нас еще и католиков миллиона два.

Наконец, общая историческая прародина, так называемая Киевская Русь. Но ведь она Киевская, а не Московская. Почему же мы не стремимся объединиться вокруг Киева?Да потому, что украинцы знают: отдельная квартира дороже комнаты в коммуналке, но зато пьяный сосед не наплюет в твою кастрюлю, не украдет твои ботинки и не будет приставать к твоей жене...

(Жаль, не услышат, кому надо бы. Хоть и писано по-советски, чтобы достучаться, пока не совсем достали, хотя СОВСЕМ ДОСТАЮТ...)

В 1917 году ушли из империи Финляндия и Польша (нынче они живут лучше вас и лучше нас), через семьдесят лет,несмотря на яростные попытки коммунистов остановить колесо истории, ушла Средняя Азия, ушло Закавказье и уходит Кавказ, ушли Прибалтика, Украина и Молдова...»

И вот он последний отчаянный вопль — ровно за пятнадцать дней до «торжественного» подписания Договора, поддержанного, как сообщают газеты, абсолютным (?!) большинством (?!!!) граждан Республики и России. Которых толком никто не спросил, да и спросил бы — что толку:

Остается небольшой коридор, о котором, не стесняясь, говорят интеграторы всех политических мастей.

Но мы НЕ ХОТИМ ЖИТЬ В КОРИДОРЕ, где наши "старшие братья" будут вытирать ноги перед тем, как снять шляпы и переступить порог европейской квартиры.

ОСТАВЬТЕ НАС В ПОКОЕ!»

Семь голосов в хоре ликующих или мычащих. Но войдут и останутся в истории бывшего народа их имена[116].

Бывшего — потому что и тут Батька всенародный абсолютно прав: семь гномов — это не народ.

Не тысяча, как Ванечка Старкевич говорил, а только семь. Эх, с этим письмом бы пройтись, собрать десятки, сотни тысяч подписей, ходоков в Первопрестольную отправить, тысячи дверей обойти, но достучаться. Чтобы услышали вопль исторически знішчаемага народа: ОСТАВЬТЕ НАС В ПОКОЕ!

Вопросов опять больше, чем ответов, но написано все же ладно. Посему, испытав душевный подъем, Виктор Евгеньевич полистал справочник Союза писателей, отыскал домашний телефон Володи Сокола, тут же и позвонил, чтобы поздравить автора. Его всегда радовало, когда хорошим людям удавалось написать хорошо и звонко.

Володя Сокол насторожился. К похвалам собратьев писатели как бы не привыкши. Да и досада после недавней лажи с «Заявлением» еще не прошла.

Поэтому разговор не получился, больше того, совсем непреднамеренно зашел не туда. Дудинскас ему — про сто тысяч подписей, Володя в ответ: «Вот ты бы, Витя, и собрал. Если такой умный». Дудинскас — про то, что он уже насобирал — по мешку картошки каждому заслуженному. Володя в ответ: «При чем картошка? Ты, я вижу, в своем бизнесе совсем охренел».

— При том, что собрать сто тысяч подписей не труднее, чем вырастить сто мешков картошки. Тем более чем продать сто тысяч книг.

Суть-то одна и та же работа: заставить обывателя действовать, совершить хоть микроскопический, но поступок — поставить подпись, купить книгу, нагнуться к борозде. С книгами даже труднее: тут надо, чтобы раскошеливались... Сколько раз он как издатель такое проделывал...

— Вот и проделывай!...

— Я бы проделал. Если бы понял, зачем вы пишете в Москву, если так не хотите жить в коридоре.

Дудинскас положил трубку.

Ничего не изменилось.

белый ворон

Включив вечером телевизор (с некоторых пор он смотрел только московские программы), Дудинскас увидел знакомое лицо. Виктор Столяр, осунувшийся, похудевший. Только что его выпустили из тюрьмы, где в знак протеста против незаконного заключения под стражу он десять суток держал сухую голодовку. Отвечает на вопросы ведущего новостей. Спрашивают, разумеется, про перспективы.

— В конце июля в Республике будет новый президент.

Виктор Евгеньевич недоверчиво хмыкнул.

В конце июля, как считала оппозиция, истекал пятилетний срок полномочий Всенародноизбранного. Правда, сам избранник считал иначе. Шулерски передернув карты, он внушал своим доверчивым подданным другую арифметику. Началом отсчета положил не день своего прихода к власти, а принятие на референдуме поправок к Конституции. Отжулил таким образом с присущей ему непосредственностью два года правления.

Но точно в предусмотренный Конституцией срок Виктор Столяр объявил в Республике президентские выборы. Воспользовался полномочиями председателя Центризбиркома, предоставленными ему Верховным Советом, точнее, его остатками, продолжавшими считать себя единственно легитимным парламентом. Сам и возглавил «альтернативную» избирательную кампанию.

В областях и районах Столяр сформировал комиссии, нашел какие-то деньги (сумел расколоть кого-то из поверивших ему местных олигархов), организовал выдвижение кандидатов, для чего пришлось собрать почти четверть миллиона подписей. Это казалось невероятным, но снова добровольные агитаторы ходили по домам, снова их отлавливали и сдавали в милицию, снова мобилизованные властью пенсионеры соскабливали со стен в подъездах расклеенные по ночам листовки...

В полном соответствии с буквой закона были зарегистрированы два кандидата. Один из них — бывший премьер Иван Чирик, прибыл из Москвы, где после отставки он работал каким-то консультантом, второй — Симон Поздний, из эмиграции не прибыл, но зато печатно обрушился на своего «соперника» как на «ставленника Кремля и московских гэбистов».

Оба на что-то рассчитывали, но на что — Дудинскас не понимал. Шансов на победу у них было поровну: нуль, как известно, всегда равняется нулю.

Избирательная кампания тем не менее разгонялась, как всамделишная. В независимых газетах публиковались программы кандидатов, сводки о количестве подписных листов, письма избирателей и отчеты с мест. Все, как взаправду, все в партийных традициях доперестроечных времен. На первых страницах даже появлялись (правда, лишь периодически) рисованные странички отрывного календаря с напоминанием, сколько дней осталось до всенародных выборов...

Читая только оппозиционные газеты и не глядя по сторонам, можно было поверить в серьезность происходящего. Но общий тираж независимой прессы едва ли превышал сто тысяч.

Потешные игры...

На что мог рассчитывать Столяр? Чего добивался, раскручивая очевидно провальную затею? Куда пер, не обращая внимания на нападки в официальной прессе и сарказм неформалов, не останавливаясь перед угрозами недругов и скепсисом друзей? Куда гнал поезд этот зарвавшийся выскочка-машинист, доподлинно знающий, что рельсы впереди еще не проложены? Какая страсть, какой азарт, что за решимость им двигали? Кроме понятного стремления возбудить общественный интерес к собственной персоне?

Впрочем, популярность для политика — это не так и мало. Даже неважно, с каким она знаком. Вот уже несколько месяцев имя Столяра у всех на слуху. Вся эта катавасия выдвинула в центр внимания вовсе не кандидатов в президенты, а самого Виктора Илларионовича. Как одного из самых бесстрашных и последовательных лидеров оппозиции. Арестом председателя альтернативного избиркома власти только подлили масла...

Виктор Столяр осмелился. Первым поднял голову и сказал: давайте играть по правилам, давайте избирать нового президента, если нам не нравится бывший. Перевел стрелки на простой и знакомый путь. Ему не все поверили? Ну и что! Какая теперь разница, что об этих «лжевыборах» пишут в официальных газетах, какие сомнения высказывают, какими ярлыками клеймят эту авантюру и ее автора неформальные аналитики! Ведь пишут, и клеймят, и говорят. Впервые обсуждают возможность. И от этого никуда не денешься: избранник здесь, оказывается, не навечно, его можно переизбрать...