Дураки - Евгений Будинас

Насколько известно, это было последнее, что сделал шеф Главного Управления Безопасности для немедленного внедрения таможенной марки, постаравшись (скорее всего, в целях экономической безопасности государства) никогда больше о ней не вспоминать.

Зато от Главного Экзекутора Дромашкина поступила Всенародноизбранному докладная записка.

Тут и выяснилось, что не так уж он был безоглядно смел, чтобы самостоятельно освобождать Дудинскаса от штрафов, даже посмотрев ему в глаза. И не так глуп, чтобы такое на себя брать, не заручившись и не подстраховавшись.

Называлась его докладная по-деловому скромно: «О специальной марке таможенного контроля». В ней самым подробным образом на восьми страницах и абсолютно объективно излагалась вся история, отмечались заслуги «Артефакта» и лично Дудинскаса в намерении защитить государство и пополнить казну — в отличие от Спецзнака, допустившего «с попустительства и при содействии должностных лиц (виновники указывались) неоправданную растрату бюджетных средств».

Окончательный вывод выглядел так:

Считаем необходимым предложить Государственной Таможне до получения результатов внедрения опытной партии марок приостановить действие договора с предприятием Спецзнака и по результатам проведенной работы совместно с заинтересованными рассмотреть вопрос целесообразности дальнейшего использования специальных марок...»

Дудинскас был не настолько наивен, чтобы полагать, будто сей документ мог быть инициирован самим Дромаш-киным.

Пишут такие докладные, когда просят писать, и виноватых указывают тех, каких просят. Цель документа была прозрачна: все, что угодно, но только не марка. Вот ради этого и предлагалось снять с «Артефакта» все санкции, а Дудинскаса поощрить и поддержать, тем самым усмирив и успокоив.

— Чтобы радовались и не закупались, — это новый Кузькин (Михаил Сергеевич), который, обидевшись на то, что его отчет был не воспринят начальством, оставил службу и перешел в частную структуру, пояснил Виктору Евгеньевичу образно и со свойственной военным прямотой. — И чтобы не лезли не в свое дело.

И Дудинскас понял, чем они со Станковым занимались по крайней мере четыре последних года.

Докладная Дромашкина стала недостающим звеном в цепи. Она окончательно подтвердила догадку Месникова, что Батька марку не хочет.

Главный Экзекутор Дромашкин был одним из первых, кто это понял. Или даже узнал, доложив Всенародноизбранному про резолюцию «царя Бориса» на письме «Голубой магии» и получив от него соответствующую установку.

А вот самым первым, кто все знал с самого начала, был, разумеется, Володя Хайкин.

С самого начала Володя Хайкин дожидался своего часа. Терпеливым грифом кружил над «Артефактом», поджидая, когда клиент окочурится и начнет разлагаться.

И вот дождался.

— Теперь давай вернемся к моему плану, — сказал он. — Во всей твоей замечательной логике есть одна ошибка. В данном случае она чуть не стала роковой. Ты все время хочешь сложить эти векторы, чтобы интересы твоей замечательной фирмы и вашего государства сложились... Это правильно, за такое в старые времена очень даже просто могли дать орден. Но еще правильнее, особенно в наши новые времена, векторы вычитать. Вычтите из интересов так любимого вами государства интерес тех, кто хочет стоять у крана. И вам сразу что-то останется. Конечно, у государства при этом интерес уменьшится, но нас же с детства учили, что государство — это мы... Так вот, то, что вам останется, может быть, как раз и есть то, ради чего стоит жить, хотя это конечно же дело вкуса. Но во всех случаях жить на это можно....

Посмотрев на Дудинскаса, смотреть на которого ему было жалко, Володя Хайкин сделал вид, что собирается уходить. Не надолго. Ровно настолько, чтобы Дудинскас созрел. Но уходить не понадобилось — Виктор Евгеньевич был готов. Он остановил Хайкина умоляющим взором.

— Ты ведь давно понял, что эту марку ты делать не будешь? — сразу сдался Хайкин.— Это я знаю. Но теперь ведь ты понял и то, что ее у вас делать не будет никто? Несмотря даже на эту замечательную резолюцию, которую так удачно получили твои новые партнеры?

Виктор Евгеньевич кивнул.

— Очень хорошо. Всегда приятно иметь дело с умными людьми, которые так быстро все понимают.

Как бы не заметив вспышки ярости Дудинскаса, которому надоели все эти его шпильки, Володя Хайкин продолжил:

— Сделаем так. Ты отдаешь мне письмо с резолюцией царя Бориса, я даю тебе гарантию, что вы будете спокойно себе печатать эту марку и отгружать ее, куда вам скажут. Разумеется, официально. При этом вы не будете знать проблем.

— Что вы хотите? — спросил Дудинскас. — Сколько? Десять, двадцать, тридцать процентов?

Володе Хайкину он верил. И почему-то не сомневался, что с его участием все может получиться. Дудинскас плохо понимал, как он отмоет эти тридцать процентов, но так не хотелось проигрывать. И так хотелось все-таки добиться своего! Он готов был согласиться и на половину. Отдать половину в виде дельты, а остальное...

— Что ты маешься? — сказал Хайкин. — Что ты меня достаешь со своими процентами?.. Тебе самому сколько нужно?

Хотя сколько Дудинскасу было нужно, Володя знал.

— Сколько это стоит? — спросил Виктор Евгеньевич смущенно. К таким разговорам он не привык. — Я согласен отдавать даже половину.

Володя Хайкин скривился, как от бормашины.

— Ладно, — сказал он, — слушай внимательно.

Достав мобильник, он увеличил в нем громкость до отказа и набрал номер. Мобильник долго стрекотал, словно протискивая сигнал через толщу семисоткилометрового пространства.

— Привет. Сколько стоит резолюция твоего патрона«Прошу решить»?.. Да, по финансовому вопросу. Сумма не указана, она только в тексте письма. — Прикрыв трубку, пояснил Дудинскасу: «Тексты там никто не читает». — Что значит «кому»? Тебе, разумеется, адресована, иначе зачем бы я стал тебе звонить.

Ответ был убийственным, как хлопок пистолета с глушителем.

— Шесть лимонов.

Из мобильника послышались короткие гудки.

— Ты что-нибудь наконец понял? — спросил Володя Хайкин, вдруг преобразившись. — Тебе нужен миллион? — Куда девалась его интеллигентская витиеватость! — Бери. И проваливай. И не лезь никуда со своими процентами. Теперь все?

Дудинскас молча кивнул. Если дома забирали все, то там привыкли получать как минимум тысячу процентов...

— Мы ничего не хотим. — вколачивал Хайкин. — Это вы хотите. Или вы не хотите? Хотите вы или нет, чтобы вам хорошо заплатили за вашу замечательную идею? И еще за много марок, которые вы будете печатать каждый месяц и каждый год. Если вы хотите, то отдайте мне это письмо. Я понимаю, тебе надо обсудить это с твоими новыми партнерами, но, я думаю, такое предложение их должно устроить. Если оно их не устроит, это ваше письмо с такой замечательной резолюцией тебе нужно поместить в такую же замечательную рамочку и повесить у себя в уборной...

Виктор Евгеньевич задумался. Он даже не заметил, как Володя Хайкин исчез.

Никто не знает, что произошло на самом деле. Может быть, Николай Афанасьевич Горбик пожаловался на судьбу своему закадычному другу Павлу Павловичу Федоровичу и посоветовался с ним, а может, даже и прямо попросил его о помощи, но вдруг Павел Павлович, еще министр, весьма интимным способом передал Дудинскасу просьбу зайти, причем срочно.

Вот этого уж Виктору Евгеньевичу совсем не хотелось! Особенно после истории с «почетным» консульством.

Дело в том, что в ответ на официальную ноту, направленную в МИД Республики из Литвы, в ведомстве Павла Павловича три месяца молчали, а потом выдали... полный отлуп.

В Республике, оказывается, институт почетных консулов не развит. При чем тут Республика? Консул-то литовский! Валентинас Дупловис, человек последовательный, в делах настырный и заводной, отправился к Павлу Павловичу выяснять, в чем причина такого неуважения к соседям. Хотя думал про обыкновенное хамство.

Пришлось Павлу Павловичу объясняться.

— Не понимаю, что он такого сделал, ваш Дудинскас, для дружбы наших народов, чтобы так за него ратовать!

— Дубинки он сделал, — грубовато ответил Дупловис, стараясь все-таки сдерживайся в рамках протокола. — Чем, может, впервые и показал нам, вашим соседям, да и всем остальным, что здесь у вас и прошлое есть, и будущее может быть. Не бывает ведь таких дураков, чтобы такое делать, не веря в перспективу...

Валентинас Дупловис замолчал. Он прекрасно понимал, что ничего этим разговором не изменишь. Пришел-то сюда он от досады и неловкости перед Дудинскасом.