Мои воспоминания. Под властью трех царей - Елизавета Алексеевна Нарышкина

Общественная жизнь шла привычным чередом, хоть в ней и не было особо радостных событий. Здоровье Императрицы ухудшилось, и придворные балы приходилось проводить без нее. Зимой в Петербург снова приехал Тургенев и совершенно неожиданно для себя был встречен бурными овациями: была хорошо известна его связь с русскими политическими эмигрантами в Париже и дружеские отношения с их вождем Лавровым, поэтому торжественный прием Тургенева явился как бы проявлением симпатии к этим людям, что в другой форме из-за цензуры было невозможно. Я часто с ним виделась во время его пребывания в Петербурге. В моем присутствии он мало говорил о политике, однако я помню, как мы были недовольны его буржуазным стилем, который он перенял, очевидно, общаясь с семейством Виардо. Но в вопросах искусства он сохранил всю силу своего просвещенного ума, и беседа с ним, как и прежде, была истинным наслаждением.

Второго апреля Император, как обычно, совершал пешую утреннюю прогулку, когда подле Певческого моста на Мойке ему навстречу двинулся какой-то молодой мужчина. Император сразу почувствовал что-то неладное и кивнул полицейскому, но тот, вытянувшись в струнку, продолжал таращить на Царя глаза и не заметил подходившего человека. Неожиданно незнакомец несколько раз выстрелил, однако пули не задели Императора. Террорист был схвачен. Им оказался некто Соловьев, член революционной партии.

То лето я провела на Балтийском море, но, едва вернувшись в Петербург, почувствовала опасность окружающей обстановки, и глубокое беспокойство охватило меня. Когда Император возвращался из Крыма, на него были совершены два покушения, первое еще на юге, а второе — недалеко от Москвы: под рельсами были заложены мины с намерением взорвать царский поезд[965]. Хотя счастливый случай и на этот раз спас Императора от грозящей опасности, решительность и злобное намерение убийц вызвали всеобщий ужас, и всех нас охватило самое мрачное предчувствие.

Императрица угасала в своих покоях в Зимнем дворце. Состояние ее было безнадежным, и уже открыто поговаривали о связи Императора с княгиней Юрьевской. Та сразу после покушения Соловьева поселилась в Зимнем дворце, чтобы Императору не приходилось долго до нее добираться. В последнее время Царь очень изменился. Он казался беспокойным и раздраженным, и во взгляде его, прежде светившемся привычной добротой, теперь появилось мрачное и недоверчивое выражение. Многочисленные аресты, которые сделались обычным делом в то время, только обнаруживали неслыханный рост недовольства, не улучшая положения вещей. Одновременно стали циркулировать слухи о злоупотреблениях администрации, и они не всегда были беспочвенны. Трезво мыслящие люди с тревогой наблюдали, как подобные случаи продолжают ронять авторитет правительства, способствуя успеху революционной пропаганды. Как мне однажды с досадой сказал П. П. Семенов[966]: «Как ни в какой другой стране мира, у нас были и есть безграничные возможности воспрепятствовать революционной угрозе! Мы владеем огромными площадями земли, которые следует беречь, учитывая значительный рост населения. Вместо этого мы отдали это драгоценное достояние на разграбление кучке авантюристов! Невозможно описать ту катастрофу, то бедствие, которое вызовет такая система!» Много десятилетий спустя мы стали свидетелями исполнения пророчества Семенова.

Первого января 1880 года моего старого знакомого Валуева назначили председателем Комитета министров. Его очень беспокоило, как осуществляется управление страной, и однажды он мне сказал: «Государственная колесница власти, похоже, запряжена конями, каждый из которых тянет в свою сторону! Они выдыхаются от напряжения, а колесница не трогается с места!» Валуев представил Царю проект, в котором помимо прочего предлагал созвать совет представителей из провинции для решения важнейших государственных вопросов. Но, имея мужество составить такой проект, он не решился противостоять выпадам великого князя Константина Николаевича, видевшего в этом опасность перехода к конституции. Когда же и Царь начал разделять мнение своего брата, Валуев и вовсе отказался от своих идей. Куда могло завести Императора его двадцатипятилетнее правление, юбилей которого должны были праздновать 28 февраля? Похоже, он сам не сознавал, что его добрые намерения потому не имели успеха, что ничто не доводилось до конца. Так, даже отмена крепостного права, не подкрепленная соответствующей экономической реформой, осталась лишь полумерой.

Пятого февраля в Зимнем дворце должен был состояться праздничный семейный обед: ожидали брата Императрицы, принца Александра Гессенского, и, учитывая время прибытия поезда, трапезу перенесли на полчаса позже, чем обычно. Наследник и другие великие князья поехали на вокзал встречать принца Гессенского. Супруга наследника прибыла в Зимний дворец в назначенное время и была поражена тем, что во дворце царит мрак и гуляют сквозняки. Приветствуя ее, Император сообщил: «Здесь только что был сильный взрыв газа». — «Но, — возразила великая княгиня, — газом совсем не пахнет, скорее порохом!» В действительности сообщение Царя было ложью во спасение: на самом деле некий революционер взорвал столовую, где собиралась обедать царская семья. Всё было рассчитано с дьявольской точностью, и взрыв планировался как раз на время трапезы. Если бы из-за приезда принца Гессенского случайно не перенесли время обеда, никто из гостей не избежал бы гибели. Больше всего при взрыве пострадала рота караула, почти целиком состоявшая из солдат Финляндского полка: несколько человек погибли, многие были тяжело ранены[967]. Можно себе представить всеобщее смятение! Император поспешил в покои Государыни, опасаясь тяжелого душевного потрясения, которое могла испытать больная супруга; однако она, погруженная в глубокий сон, ничего не слышала. Совершенно разбитый, Император сел на стул подле двери спальни Императрицы. Обхватив голову руками, он ожидал ее пробуждения, погрузившись в глубокое молчаливое отчаяние. Ему хотелось первым предстать перед ней, сообщить о новом покушении и счастливом спасении. Ужасная весть мигом разнеслась по городу, а на другой день во дворце состоялся благодарственный молебен, на котором присутствовали все придворные дамы. Вся зала была заполнена взволнованными людьми. Вид Государя производил величественное и печальное впечатление. После службы я пошла к Салтыковским воротам[968] в надежде повидаться с великой княгиней Марией Федоровной. Поэтому мне довелось самой увидеть те страшные разрушения от взрыва бомбы, которых не видно было в парадных залах дворца. Каменные плиты пола были разворочены, повсюду зияли глубокие ямы. Попасть в покои великой княгини можно было, лишь минуя груды мусора. Великой княгине сообщили о моем визите, она приняла меня и с волнением поведала подробности ужасного события, произошедшего накануне вечером. «Что теперь будет?» — вот вопрос, который задавал каждый из нас. Вскоре прошел слух о возможном упразднении должности генерал-губернатора и учреждении вместо нее поста диктатора. Надеясь получить более точную информацию, я поехала к супруге генерал-губернатора Гурко[969]. У нее собрались некоторые официальные лица, которым она сообщила о предстоящей отставке своего супруга. Только что у Императора