Мои воспоминания. Под властью трех царей - Елизавета Алексеевна Нарышкина

этом направлении, а его глава, граф Петр Андреевич Шувалов, теперь приобрел такую власть, что его называли не иначе, как Петр Четвертый. Между тем условия жизни крестьян заметно ухудшались, особенно вследствие войны, на что указывала комиссия Валуева; тем не менее реформы в этой области отодвигались на неопределенное время. Признаки недовольства во всех слоях общества становились все более и более очевидными.

Одним из значительных инцидентов стало известное покушение Веры Засулич на градоначальника Петербурга Трепова. Во время одного из обыкновенных приемов у Трепова молодая девушка с близкого расстояния несколько раз выстрелила в него и тяжело ранила. На допросе она объяснила, что ничего лично не имела против Трепова, однако ее намерением было отомстить за проведенное в следственной тюрьме телесное наказание арестанта Боголюбова. Здесь, без сомнения, речь шла о политическом преступлении, однако министр юстиции граф Пален после многочисленных обвинений, которые он навлек на себя из-за «процесса 193», не хотел слышать о новом политическом процессе и настоял на том, чтобы перед присяжными заседателями дело Засулич было квалифицировано как обычное покушение на убийство. Председателем суда был назначен бывший прокурор Анатолий Федорович Кони, с которым мы все были хорошо знакомы. За несколько дней до начала процесса мы вместе были приглашены на обед к великой княгине Екатерине Михайловне, и Кони рассказал нам несколько подробностей расследования, которые остались неизвестными широкой публике. «Меня беспокоит то, — сказал он, — что граф Пален решил не квалифицировать это преступление как политическое. Боюсь, что дело кончится оправдательным приговором!» — «Оправдательный приговор? — воскликнули мы удивленно. — Ведь речь идет об убийстве?» — «Судя по настроению общества, я не считаю, что такой приговор невозможен, особенно если присяжные будут видеть и слышать показания свидетелей о происходивших в тюрьме истязаниях». — «Как? Вы хотите сказать, что этих свидетелей позволят допрашивать? — спросила великая княгиня. — Но это означает, что в действительности будет рассматриваться дело не Засулич, а Трепова!»

В день слушания дела зал судебного заседания был переполнен, так как каждый хотел присутствовать на таком громком процессе[956]. С любопытством мы рассматривали подсудимую. Она была скромно одета, две длинные темные косы падали ей на плечи; она вела себя просто и естественно. Когда ей задали вопрос, она ответила слегка дрожащим голосом: «Тяжело поднять руку на человека, и я все надеялась и ждала вмешательства правительства. Но время шло, я жила как во сне, а потом решилась… Я желала бы, чтобы такие вещи больше не повторялись!» Кони, будучи председателем, старался, насколько возможно, быть беспристрастным, но у меня возникло впечатление, будто он стремится к осуждению со смягчающими обстоятельствами[957]. Речь прокурора[958] была донельзя слабой. Он говорил так тихо, что его едва можно было слышать, и был так взволнован, что все время пил глотками воду, как будто был близок к обмороку. Большое впечатление произвело появление нескольких молодых политических заключенных, привлеченных к даче свидетельских показаний о случаях, произошедших в следственной тюрьме Петропавловской крепости. Их бледные лица, от слез и возмущения дрожащие голоса, подробности сделанных ими свидетельств — все это заставило меня опустить глаза от стыда[959]. Затем прозвучала сильная, вызвавшая переполох речь защитника Александрова. Он разъяснил показания свидетелей, которые беспощадно разоблачали весь произвол государственной власти. Публика пришла в такое возбуждение, что после особенно эффектных фраз беспрерывно разражалась неистовыми овациями. В действительности в тот день судили не Трепова, не Засулич, а весь государственный порядок, и каждый понимал значение обнародования приговора. Присяжные заседатели вынесли оправдательный приговор. Судьи и присяжные заседатели, сановники и убеленные сединами простые служащие, вся публика — все присутствующие были охвачены единым порывом, который невозможно было описать и который в тот момент овладел всеми без исключения, даже самыми благоразумными людьми. Когда появилась Засулич, уличная толпа встретила ее громким ликованием. Разнесся слух, что ее могут снова арестовать в административном порядке, поэтому сторонницы, как стеной, окружили ее. Ее усадили в какой-то экипаж, который очень медленно двигался вперед посередине плотной толпы. Внезапно раздался выстрел — кто его произвел, осталось невыясненным — экипаж остановился, и оказалось, что одна из девушек легко ранена[960]. Ее доставили в ближайшую аптеку, и так как раненую приняли за Засулич, на ней сконцентрировалось все общественное внимание. Между тем настоящая Засулич покинула экипаж и исчезла в толпе. Полиция усердно ее искала, но найти так и не смогла. Дело Засулич произвело на общество потрясающее впечатление. Многие прославляли ее как вторую Шарлоту Корде и не видели скрытой опасности в оправдательном приговоре, вынесенном за покушение на убийство по политическим мотивам. Но консервативные круги были в крайнем негодовании, и их ярость была направлена против Кони. Хотя опытные юристы, такие как Чичерин, Дмитриев и Шамшин, расценили исполнение им служебных обязанностей как совершенно правильное, общественное мнение реакционных кругов сурово заклеймило Кони, и все двери, до сих пор гостеприимно распахнутые для него, теперь были поспешно перед ним закрыты. У меня до сих пор еще хранится письмо от Анатолия Федоровича Кони, в котором он благодарит меня за неизменность моего к нему отношения[961]. Но в то время, когда он оказался в немилости, мои друзья удивлялись моей терпимости, всерьез меня порицали и тотчас обвинили в опасных симпатиях к революционерам. И до нынешнего дня некоторые узкие и поверхностные умы утверждают, что Кони «разжег революцию» и что без оправдания Веры Засулич не начались бы все последующие катастрофы.

VI

«Смертный приговор» революционеров Царю. — Первое покушение. — Робкие попытки реформ. — Адская машина в императорском дворце. — Граф Лорис-Меликов — диктатор. — Назначение Победоносцева обер-прокурором Синода. — Тайный брак Александра II. — Придворный и семейный скандал. — Цесаревна в ловушке. — Вспышка императорского гнева. — Последние часы Александра II. — Катастрофа. — «Торжественный прием» перед лицом смерти

В прекрасной книге Тэна о предреволюционной Франции[962] описывается, как общество, играя с революционными идеями словно с молодым диким зверем, не замечает, что тот постепенно вырастает, дичает и наконец превращается в страшное чудовище. Похожее случилось и в России, где революционное движение захватывало всё большие круги населения. Вскоре в ужасающих размерах возросло число арестов и убийств по политическим мотивам. Средь бела дня был убит на улице новый шеф Третьего отделения генерал Мезенцев[963], и если нигилисты до сей поры не решались посягнуть на личность Царя, то сейчас они намеревались изменить тактику. На съезде руководителей революционного движения, проходившем в Липецке в 1879 году, было решено приговорить к смерти Императора Александра II, освободителя крестьян[964]. Тут же последовал