Звезда Любви - Юлия Леонова

— В мае? — эхом отозвался Поль. — Быть того не может!

Друзья замолчали, только дрова потрескивали в камине.

— О чем Вы говорили с Катениным? — прервал затянувшееся молчание Михаил.

— К Александру Андреевичу обратился с просьбой порекомендовать толкового офицера для особых поручений генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьев. Если это предложение меня заинтересует, он с удовольствием рекомендовал бы меня Муравьеву. Мне же он настоятельно советовал не отказываться от такого предложения.

— Ну, а ты сам что думаешь по этому поводу? — поинтересовался Горчаков.

— Знаешь, час назад я еще раздумывал, соглашаться ли, а теперь точно соглашусь: уж лучше в Сибирь, чем оставаться в этом серпентариуме, именуемом светом, — ответил Павел, вставая с кресла и улыбаясь улыбкой, не затронувшей его глаз. — Ладно, пора бы и честь знать! — хлопнул он Горчакова по плечу.

Как бы ни невероятно было предположение Мари, но тело так и не нашли, — терзался сомнениями Павел, возвращаясь на Сергиевскую. Шеховской тряхнул головой, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, но они тотчас возвращались и продолжали назойливо кружить в голове. Жюли пропала в конце апреля, в мае Левашов уехал в Париж. Может ли это быть простым совпадением? Поль глубоко вздохнул, чтобы унять боль, что вдруг с чудовищной силой стиснула сердце. Не смей даже думать о таком! — приказал он себе. — Что, уж лучше думать, что она мертва? — тут же возразил внутренний голос. Господи! Я с ума схожу! Говорю сам с собой, — спешиваясь, недовольно нахмурился он. Передав поводья груму, Павел направился к дому. И если ранее он бы непременно впал в состоянии жгучей ярости, то ныне эта гнусная клевета не вызвала ничего, кроме тянущей щемящей боли. А может, и не клевета вовсе? — лежа ночью без сна, спорил он сам с собою. — О Боже, насколько легче считать ее мертвой, чем смириться с таким предательством! Шеховской со стоном перевернулся. — Нет, не могла! Не такова она, чтобы сбежать с любовником, инсценировав свою смерть. Но откуда тебе знать? Ведь почему-то же отец ее считал авантюристкой, охотницей за состоянием и титулом. И уж точно Жюли не такова, какой кажется на первый взгляд. Каким-то шестым чувством Павел чувствовал в ней скрытый огонь, который словно дремлет и только и ждет случая, чтобы прорваться наружу, и горе тому неосторожному, кто окажется рядом. — Горькие размышления лишили сна. Невыносимо думать о том, но еще более невыносимо стать объектом сплетен, насмешек и домыслов.

Пролежав почти всю ночь без сна, Павел наутро позавтракал в своих апартаментах и собирался отправиться в полк. Он легко сбежал по ступенькам в вестибюль, на ходу застегивая шинель. Надев на голову фуражку, поправил упавшую на глаза русую прядь, натянул перчатки и уже взялся за ручку двери, когда его остановил раздавшийся за спиной голос отца.

— Спешишь?

— Здравствуйте, папенька! — обернулся он. — Нет.

— Тогда задержись. У меня есть разговор к тебе, — продолжил князь.

Павел удивлённо вскинул бровь.

— Это не может обождать до вечера?

Николай Матвеевич отрицательно качнул головой. Видимо, вопрос, который хотел обсудить с ним отец, действительно серьезный, потому как он не послал лакея по своему обыкновению, а сам вышел за ним. Подавив тяжелый вздох, Поль отпустил дверную ручку и прошел вслед за Николаем Матвеевичем в его кабинет. Дождавшись, когда сын плотно прикроет двери, старый князь указал на кресло, предлагая присесть. Павел сбросил на диван шинель и фуражку и только затем опустился в кресло, закинув ногу за ногу.

— Я Вас слушаю, отец!

— До меня тут дошли некоторые слухи, — поморщился князь, — весьма и весьма неприятного свойства.

— Я не в настроении злословить, — отозвался Поль, — и Вы знаете мое мнение на сей счет: я никого никогда не осуждаю и не обсуждаю…

— Да, но в данном случае речь идет о тебе! — перебил его Николай Матвеевич.

— Боюсь, ничего нового Вы мне не скажете, — раздраженно ответил Павел.

Блеклые глаза князя гневно сверкнули, на худом бледном лице проступил нервный румянец.

— Если тебе сие известно, отчего ты тогда не предпринимаешь ничего?!

— Я, папенька, не совсем понимаю, что я должен предпринять? Поехать в Париж? Потребовать сатисфакции у Левашова?

— Если это правда, и твоя жена действительно жива, ты должен потребовать развод!

— Вы сами себе ответили. В том-то и дело, отец, что это всего лишь слухи, и не более. Ни у меня, ни у кого-либо другого нет доказательств ни того, что Жюли погибла, — голос Шеховского дрогнув, выдав владевшее им волнение, — ни того, что она жива и так оригинально пожелала оставить меня. Единственное, что я могу сделать — это положить конец этим толкам.

— Но как?! Как ты собираешься это сделать?!

— Людям неинтересно злословить о том, кого нет у них перед глазами, — усмехнулся Шеховской. — А посему я собираюсь оставить столицу на длительный срок.

— Ты собираешься за ней?! — едва ли не ужасом поинтересовался князь.

— Нет. Если она жива и все действительно так, как говорят, то тогда она все равно, что мертва для меня, — ответил Павел.

Говоря это, он не верил в такую возможность, но даже если это и так, то тогда он солгал, сказав, что в этом случае она для него все равно, что мертва. Если это так, он не успокоится, пока не узнает, почему. Почему она решила оставить его, да еще таким жестоким образом, заставив оплакивать собственную смерть? — Мне сделали предложение поступить на службу к генерал-губернатору Муравьеву чиновником по особым поручениям, и я намерен принять его.

— Возможно, ты прав, — вздохнул Николай Матвеевич, — и это действительно наилучший выход.

— Кстати, Мишель полагает, что во всем этом не обошлось без участия одной нашей юной родственницы. Это действительно так?

Князь только кивнул головой, а по лицу Павла скользнула мрачная улыбка:

— Вот и привел Господь убедиться в любви, — бросил он, выходя из кабинета. Николай Матвеевич проводил его недоумевающим взглядом.

Разговор с отцом оставил тяжелый осадок на душе. Не то, что он сам не думал о том же, но услышать это из уст отца была крайне неприятно. И если поначалу он сомневался в том, принять ли предложение Муравьева, то после этого тяжелого и неприятного разговора был уверен, что поступит именно так. Его ничего не держит в Петербурге. А уж если выяснится, что все слухи вокруг его имени истинная правда, то тем более он не желает находиться здесь, ибо никогда не простит ей такого предательства, коли у нее достанет смелости объявиться в столице вместе со своим любовником.