Светлый град на холме, или Кузнец - Татьяна Иванько

видел. Да и в детстве не видел такой улыбки у него на лице. И вообще такого лица… Он вдруг изменился, повзрослел, и помолодел одновременно. Чудесное удивительное преображение.

— Хорошо, Ярни, а? — сказал Гуннар, улыбаясь и щурясь от какого-то ему одному в этот момент понятного удовольствия.

Хотя почему ему одному? Правда хорошо. Всё закончилось. Мы вот-вот вернёмся домой. Хотя и здесь мы разве не дома? Это наша земля. Наш конунг, наша прекрасная дроттнинг с нами. И чума убита. А мы живы.

— Хорошо, да, — сказал я.

Сигню вышла из шатра вместе с Сигурдом на пятый или четвёртый день после великого своего возвращения. И оказалась такой красивой, будто и не болела вовсе. Наши глаза, наши сердца видели её самой красивой женщиной сущего мира.

Шла она ещё медленно и неуверенно, но улыбка её была улыбкой самой Жизни.

То, как вышли эти двое, Сигню и Сигурд, из шатра, уже достойно гимна. Как восходит солнце после зимы. Жаль, Бояна нет здесь с нами, чтобы пропеть его. Сначала появился Сигурд, на лице которого цветёт улыбка счастливого Бога. А когда появилась Сигню и он подал ей руку, увидевшие их воины закричали: «Свана! Сигурд!» и начали сбегаться, хотя и так было время завтрака и все стекались к столу под навесом.

Но теперь мы все шли не просто завтракать, мы шли праздновать. Ибо это был праздник. Настоящий праздник, какого не было даже в день Объединения Свеи. И понять и почувствовать этот праздник могли по-настоящему только мы, те, кто прошли все ужасы чумного похода и выжили в нём. И Сигурд, наш конунг, который победил Смерть своей Любовью.

Упруго колышутся волны прекрасных волос по спине нашей Свана. На ней нет украшений, она не брала их в этот страшный поход. Но светло-синее платье с вышивками и венок из разноцветных полевых цветов у неё на голове украшают её не хуже золота или серебра. Не хуже всех её корон. И мы этой красоты не забудем никогда.

— Воины! — воскликнул Сигурд, подойдя к навесу и дождавшись, когда все приблизятся. — Вы самые храбрые воины Свеи, спасибо вам за спасение страны!

Он отступил немного, чтобы дать слово Сигню. Её голос ещё слаб и негромок, но её слышат все, каждое сердце здесь открыто ей:

— Воины! Вы — моя Золотая Сотня! Моя и Сигурда Виннарен. Великого Сигурда! Мы с вами смогли одолеть чуму! Когда мы пришли сюда, я попросила вас верить мне, и вы поверили, — её глаза светятся. — И вы спасли Свею! Вы победили мор! Своей верой, своей непреклонной храбростью и умом. Спасибо вам, мои бесценные воины! — и она поклонилась нам, прижав ладонь к груди, к сердцу, которое едва не остановилось здесь навсегда…

Теперь Сигурд встал рядом с ней, обнимая её за плечи, а на деле поддерживая, почувствовав её слабость.

— Всем вам будет сделана татуировка на левой стороне груди: руна Феу. А алаям, руководившим вами ещё и руна Вуньо! Женщины получат татуировки на левую лопатку!

Радостные выкрики и опять сотрясают лес: «СВАНА! СИГУРД!». Огромная честь получить такой знак отличия, которыми жалуют сегодня Золотую Сотню. Такого не было ещё в Свее, таких высоких наград.

Солнце сияет ярко и радостно, Солнце во всё небо, Солнце — наш вечный союзник. Но наши души сегодня светлее солнца и наши сердца горят ярче его ослепительного диска.

Часть 4

Глава 1. Ревность

Боги, как я зол! Ноги сами вынесли меня из терема. Куда я почти бегу, я даже не знаю. Принесло меня в кузницу, впрочем, предсказуемо. Всегда любил оказаться здесь в минуты раздумий.

Сейчас я не раздумывал, я просто хотел успокоить гнев, в руки, в тяжёлую работу, вложить жар, который распекал моё сердце. Мне всё здесь хорошо. Может, в прошлой жизни я был кузнецом? Хотя я и в этой — кузнец.

Я сбросил одежду, с моего тела струится пот. Колочу молотом по заготовке меча, который удерживает клещами опытный кузнец, с лохматой бородой — Трюггви. Он качает головой:

— Э-э, лажаешь сёдня, Кай! Не пойдёть так, повело клинок-то! Гляди, вбок пошёл, всё ты — удар не рассчитывашь! Лупишь со всей силы. Злисся, што ль? — говорит он, перекрикивая грохот молота. — Не злися, не злися! Работа сердца не любит!

Не хватало ещё, чтобы все заметили, как я бешусь…

Четыре с половиной месяца с тех пор, как мы отпраздновали возвращение из Чумного похода. И три из них мы спорим с Сигню о Ньорде… Вернее, о его злокозненном участии в беде, разразившейся в Свее.

Она начала говорить со мной об этом не сразу, не в первые недели, будто собиралась с силами, хотя, вероятно, так и было. И я понял, что она долго готовилась к тому, чтобы впервые заговорить об этом. Она положила передо мной карту, на которой отмечала заражённые деревни. Чёрные точки сливались в страшноватые облака, скрывая под собой весь Норборн, рассыпались по северу Сонборга, северо-западу Брандстана, несколько на северо-западе Грёнавара.

— Посмотри, Сигурд…

С этих слов она начала этот разговор… И далее, когда всё больше и больше открывает мне то, что вошло в её голову теперь уже год назад. Что никогда чума не могла сама… и так далее…

Я слушал очень внимательно, пока она не подвела к тому, что никто, кроме Ньорда не мог организовать этой «искусственной» эпидемии. Вот после этого вся логика, которая перед этим выглядела безупречной, взорвалась в моей голове и превратилась в адский хаос. Сигню! Сигню! Что ты говоришь! Что за странное наваждение овладело тобой?…

Боги, я согласен был поверить в то, что она, разбирается в этих делах куда больше, чем я и кто-нибудь ещё, и видит в произошедшем странные, подозрительные совпадения. Но при чём здесь Ньорд?! И вся теория её только из того следует, что к его йорду зараза не приблизилась?..

Я ничего не понимаю ни в чуме, ни в эпидемиях и законах их развития, но я хорошо разбираюсь в Ньорде.

— Зачем Ньорду устраивать такое? — не понимаю я.

И когда она говорит, зачем… Сигню!.. Для чего Ньорду Свея? Почему он не пытался её взять, когда я был ещё ребёнком?

— Он никогда не имел притязаний на большую власть!.. — говорю я и уже не в первый раз.

— Всё меняется, Сигурд! — горячится Сигню. — Ты помнишь его юношей, ты сам тогда был ребёнком!..

Мы не слышим друг друга. Она отстаивает свою