Светлый град на холме, или Кузнец - Татьяна Иванько

Я открыла глаза. Моё зрение после болезни ослабло, но я надеялась, что это пройдёт, как постепенно отступает слабость.

Палатка пронизана солнцем, золотой свет льётся сквозь плотную ткань, пылинки кружатся в лучах солнца, проникающих через неплотно закрытый полог. Пылинки крупнее, мельче… Почему они танцуют по-разному? С разной скоростью? Почему одни кружатся, а другие покачиваются? И что такое пылинки? Что это, интересно? Тонкие песчинки? Частицы древесных опилок? Пыльца? Из чего она состоит, пыль? И есть ли что-то мельче пылинок, может быть такое, чего мы не можем разглядеть?…

Я встала, чувствуя ещё слабость в ногах, да и всё моё тело слишком легкое и в то же время слишком тяжелое, так непросто ещё ходить и устаю и теряю дыхание ещё очень быстро… а ещё сплю по многу часов. Это так непривычно, всю жизнь я привыкла чувствовать себя здоровой и сильной, почти не знать усталости, довольствоваться совсем краткими часами сна.

Вода холодная, но это даже приятно, приятно бодрит моё тело, пока я моюсь и, вроде сил становится больше…

Я смотрю на неё. Так, как я привык, когда она даже не подозревает, что я смотрю. Как я люблю на неё смотреть! Особенно теперь. Теперь, после года разлуки. Теперь, после её возвращения. Какое это счастье видеть её. Снова видеть её. Смотреть на неё. Смотреть, когда она даже не знает об этом.

Вот сейчас, когда она снимает рубашку и поливает на себя воду, встав ногами в широкую лохань. Истончала, похожа на подростка, но стала ещё прекраснее. Потому что жива и рядом со мной. Эта светящаяся кожа, словно внутри у неё зажжён огонь, она как лампа…

Я не могу не подойти к ней. Мы спим рядом который день, которую ночь, но я не касаюсь её, её слабость пока очевидна и я…

Я ждал. Но сейчас я не могу не подойти…

— Давай, я полью, — сказал я.

Она обернулась, и смутилась немного.

— Я некрасивая стала. Худая, — немного краснея и смущаясь, проговорила она, отводя глаза и чуть прикрываясь.

— Ты… — я задохнулся немного от её близости. — Ты такая… ты такая красивая…

Тогда она посмотрела на меня…

Он сказал это с таким чувством, что я понимаю: он видит меня красивой, несмотря ни на что. Но сам он красив невероятно в этом золотом свете, пронизывающем всё, даже наши тела.

— Иди сюда, — говорит она, чуть отступая по дну лохани, давая мне место…

Мы совсем рядом. И вдруг она обливает и меня водой из ковша, я захлёбываюсь от неожиданности. А она хохочет… Какой чудесный у тебя смех, Сигню, лучше всех музык мира…

Она касается моего лица, вместе с моей ладонью, стирающей ручейки, ещё льющиеся с волос мне на лоб и глаза.

— У тебя опять отросли волосы, — говорит она.

Я перехватываю её руку, готовую уже соскользнуть с моих волос, прижимаю её к своему лицу, к губам.

— Я думала, ты уже никогда не захочешь меня поцеловать… — едва слышно, шелестит она и смотрит так…

Боги! Вознестись снова к небесам, вдвоём, слившись в одно совершенное существо… Как я жил без этого целый год?! Как я мог выдержать?!

Мне кажется или я растворилась в нём?.. меня уже нет, я только могу чувствовать его. Его тело. Его сердце, оно снова в моём, оно в моей груди. Его душу, слившуюся с моей…

…Демоны вели меня сегодня утром. Они подняли меня с моей одинокой постели и вели к палатке йофуров.

Я так привык, за время этого похода, что я могу входить в любую палатку, мы жили здесь на особом положении. Как на войне. Но я совсем забыл думать о том, что… Тем более, что до болезни Сигню, нравы в лагере царили самые свободные.

Это с того дня как она заболела вечернее и ночное веселье прекратилось само собой. Тем более с приездом Сигурда. Все будто уже вернулись в Сонборг. Но разве это не так? Сам Сонборг пришёл сюда.

И я отодвинул полог палатки…

Они не видят меня. Да разверзнись сейчас под ними земля, они и тогда не заметили бы…

Я не знал, что так бывает у людей. Я не думал, что ЭТО может быть похожим на прекрасный танец или полёт двух сказочных птиц, как те орлы на их спинах…

Я не знал, что ЭТО может быть сама Красота, сама Жизнь, сама Любовь…

У меня всё это бывало не так…

Может быть потому что я никогда не был с той, кого я по-настоящему любил и кто любила бы меня?..

Я сижу за столом в трапезном нашем шатре, который опять превращён в навес с наступлением лета.

— Ты что-то рано, — улыбчивый утренний голос.

Это Торвард, Торвард, с кем я рос, как с Сигурдом и Берси, Торвард, прозванный теперь Ярни, и я знаю, за что этого сероглазого, похожего на мальчишку до сих пор, алая стали называть железным. Я видел его в бою, но больше — я видел, каким он становится, когда надо было делать то, что мы здесь делали.

Делали и сделали. Закончили. А сейчас он опять улыбается своими лучистыми глазами. Я улыбнулся ему тоже. Я многое видел здесь, как и все мы. Через многое прошёл, правда Ярни досталось куда больше. Вместе с Сигню…

Мы с Исольфом присоединились к ним, когда большая, самая страшная часть миссии была уже выполнена. Но и мы получили, конечно, свою долю. Здесь не было человека, который бы отделался легко… поэтому эта лучистая улыбка Ярни стоит так дорого. То, что он остался способен так улыбаться.

И то, что я увидел этим утром в палатке йофуров… Я думал о демонах… Но нет, меня привели туда не демоны, а какие-то светлые силы. Я не знал Любви. Я думал, что знаю. Теперь я увидел и узнал. И сражаться за моих йофуров теперь стало осязаемым счастьем. В чём бы сражения эти будущие не выражались.

Сначала то, как он держит её, ожившую, в своих руках, и улыбается нам, молившим Богов помочь ему…

А после то, что я видел только что. Теперь я знаю, что не могу даже мечтать о Сигню. Она никогда не может быть моей…

Но теперь это не огорчало меня.

Гуннар странно выглядел этим утром. Будто видел во сне какое-то чудесное откровение и сейчас сидел, стараясь не забыть его, такое просветлённое у него было лицо. Даже счастливое. Я, по-моему, с детства его таким не