Другие тени Земли - Роберт Силверберг

Дверь в конце спиральной лестницы ушла вверх. Лок шагнул на застекленные ступени.

Мышонок смотрел на спускающегося фон Рея, на отражения капитана в зеркальной мозаике, и думал: “Он движется устало, но это усталость атлета перед началом второго дыхания”.

Лок был на середине лестницы, когда фантазия в золотистой раме на стене зала исчезла.

У Мышонка вдруг участилось дыхание.

— Итак, — сказала Руби. — Близится развязка… Разве это справедливо? Ты все еще впереди. Мы не знаем, где ты собираешься взять приз. Эти гонки состоят из сплошных стартов и остановок, — ее голубой взгляд пробежал по экипажу, задержался на Мышонке и снова обратился к Локу. — До этой последней ночи в Таафите я никогда не испытывала такой боли. Наверное, я жила слишком затворнической жизнью. Но каковы бы ни были правила, красивый капитан, — в ее словах звучало презрение, — мы тоже рождены для игры!

— Руби, я хочу поговорить с тобой… — Лок запнулся —…и с Принсом. Без посредничества техники.

— Я не уверена, что Принс захочет говорить с тобой. Отрезок времени с того момента, как ты оставил нас на обрыве над Золотом, и до того, как мы добрались до медицинского агрегата, не является моим… нашим самым приятным воспоминанием…

— Скажи Принсу, что я отправляюсь на “Черный какаду”. Я устал от этой страшной игры, Руби. Есть вещи, которые вы хотите узнать от меня. Есть вещи, о которых я хочу вам рассказать.

Рука ее нервно тронула волосы, упавшие на плечи. Высокий воротник темного плаща был наглухо застегнут. Минуту спустя она сказала:

— Хорошо, — и пропала.

Лок поглядел на экипаж.

— Вы слышали? Всем по местам! Тай, я видел, как ты управляешься со своими веревочками. Ты, наверное, имеешь больше опыта вождения, чем все остальные. Бери капитанские штеккеры. И если случится что-нибудь необычное — что-нибудь, независимо от того, вернулся я или нет — уводи “Рух” отсюда побыстрей.

Мышонок и Катин взглянули друг на друга, потом — на Тай.

Лок прошел по ковру и поднялся на пандус. На половине пути он остановился, вгляделся в свое отражение и сплюнул.

Он исчез раньше, чем круги от плевка достигли берегов бассейна.

Обменявшись недоуменными взглядами, все разошлись по каютам.

Сидя на койке, Катин подключился, включил сенсодатчики, находящиеся на обшивке, и обнаружил, что чужой корабль подошел совсем близко.

— Мышонок?

— Да, Катин.

— Я беспокоюсь.

— За капитана?

— За нас.

“Черный какаду”, вспыхивая в ночи парусами, медленно разворачивался рядом с “Рухом”, выходя на параллельную орбиту.

— Мы плывем по течению, Мышонок — ты, я, близнецы, Тай и Себастьян. Все мы хорошие люди, только нет у нас цели. И вот охваченный страстью человек подбирает нас и приводит сюда, где край всего. И мы вынуждены признать, что его страсть навязывает некую цель нашей бесцельности или, возможно, еще больший хаос. Что меня беспокоит — так это то, что я благодарен ему. Мне бы буйствовать, отстаивать свой собственный порядок. Но нет! Я хочу, чтобы он победил в этой гонке за огнем. Я хочу, чтобы он победил и, пока он не победит или не проиграет, я не могу ничего по-настоящему желать для себя.

“Черный какаду” принял шлюпку. Это было похоже на пушечный выстрел наоборот. Освобожденный от необходимости идти параллельным курсом, корабль отвернул в сторону. Катин, не отрываясь, смотрел на его медленное вращение.

— Доброе утро.

— Добрый вечер.

— По Гринвичу сейчас утро, Руби.

— Я следую правилам хорошего тона и приветствую тебя по времени Арка. Иди сюда, — она подобрала свои одежды, пропуская его в черный коридор.

— Руби!

— Да? — она обернулась через левое плечо.

— Я удивляюсь каждый раз, когда вижу тебя. Ты постоянно намекаешь на то, какая ты важная персона. Но ты блистаешь в тени, отбрасываемой Принсом. Много лет назад, когда мы разговаривали у Сены, меня поразила мысль: полюбить ее — словно бросить вызов.

— До Парижа — миры и годы, Лок.

— Принс управляет тобой. Это раздражает меня, но я, в конце концов, могу ему это простить. Ты никогда не высказываешь своего мнения, пока не услышишь его. Разве что единственный раз на Таа-фите под истощенным солнцем Другого Мира. Ты думала, что Принс мертв. Я знаю — ты это помнишь. Я думал об этом… Ты поцеловала меня. Но он застонал, и ты бросилась к нему. Руби, он пытается сокрушить Федерацию Плеяд! Все эти миры, кружащиеся вокруг трех сотен звезд… Но это мои миры. Не могу же я позволить им погибнуть!

— Ты обрушишь колонну Дракона и заставишь Землю ползать в пыли, чтобы спасти их? Ты хочешь выбить экономическую опору из-под Земли и позволить ее осколкам падать в ночь? Ты хочешь швырнуть миры созвездия Дракона в эпоху хаоса, гражданской войны и лишений? Миры созвездия Дракона — это миры Принса. И ты полагаешь, что он любит свои миры меньше, чем ты — свои?

— А что любишь ты, Руби?

— Не у тебя одного есть тайны, Лок. У Принса и у меня они тоже есть. Когда ты поднимался по обожженному склону… Да, я думала, что Принс умер. У меня есть полый зуб, наполненный стрихнином. Я хотела дать тебе последний поцелуй. Я бы сделала это, если бы Принс не застонал.

— Принс любит созвездие Дракона? — Лок резко обернулся, схватил ее поднятые руки и рванул к себе.

Ее грудь вздымалась на его груди. Их лица с широко раскрытыми глазами сблизились. Его губы вступили в борьбу с ее губами, и она, в конце концов, сдалась. Ее нежные губы раскрылись, и его язык коснулся ее зубов. Ее пальцы вцепились в его жесткие волосы, она пыталась закричать.

Едва только его руки ослабли, она сразу же вырвалась. Ярость полыхала в ее голубых глазах.

— Ну? — спросил он, тяжело дыша. Она запахнула плащ.

— Когда оружие отказывает мне, — голос ее был хриплым, как у Мышонка, — я выбрасываю его. Так или иначе, красивый пират, ты… Мы могли бы быть… Но теперь у меня другое оружие.

Холл “Черного какаду” был маленьким и голым. На скамейках сидели два киборга. Еще один стоял у двери своей рабочей каюты.

Резкие черты лица, белая униформа… Они напомнили Локу другой экипаж, с которым он работал. На плече у каждого сияла алая эмблема Ред-шифт Лимитед. Они взглянули на Л ока и Руби. Стоящий у двери шагнул внутрь, и удар дверной плиты долгим эхом отозвался в высоком помещении. Двое других поднялись, чтобы тоже уйти.

— Принс спустится сюда?

Руби кивнула в направлении железной лестницы.

— Он встретится с тобой в капитанской каюте. Лок начал подниматься. Руби пошла следом.

Дверь распахнулась, и Лок вошел. И в тот же миг ладонь из пластмассы и металла, прикрепленная к появившейся в потолке телескопической штанге, дважды хлестнула его по лицу.

Лок ударил плечом в дверь так, что она загудела.

— Это, — провозгласил труп, — за то, что тянул руки к моей сестре.

Лок потер щеку и взглянул на Руби. Она стояла у стены.

— Ты думаешь, что я не могу видеть все то, что происходит на корабле? — спросил труп. — Вы, плеядские варвары, и впрямь неуклюжи, как это всегда говорит Аарон.

В баке поднимались со дна пузыри, скользили по струпьям обнаженной ноги, задерживались и слипались в ссохшемся паху, перекатывались по груди — сквозь почерневшие лохмотья кожи проступали ребра — и лопались у обожженной безволосой головы. В провале безгубого рта торчали обломки зубов. Носа не было. Трубки и провода обвивали треснутые разъемы. Трубки впивались в живот, бедро и плечо. Жидкость в баке медленно циркулировала, и единственная рука колыхалась из стороны в сторону — обожженные пальцы на ней были скрючены, словно когти.

— Тебе никогда не говорили, что подглядывать нехорошо? А ты ведь именно подглядывал.

Голос Принса доносился из динамика в стеклянной стене.

— Боюсь, что на Другом Мире мне досталось гораздо больше, чем Руби.

Две подвижные камеры над баком переместились, когда Лок шагнул вперед.

— Для владельца Ред-шифт Лимитед поворот на параллельный курс был не очень-то… — банальность слов не могла скрыть изумления Лока.

Кабели для управления кораблем были подключены к гнездам на стеклянной стене бака. Само стекло было частью стены. Кабели ложились кольцами на золотистый и черный кафель и исчезали в медной решетке, скрывающей панель компьютера.

На стенах, полу и потолке, в многочисленных рамах и экранах была одна и та же картина вечной ночи.

Серая тень “Руха” у края всего сущего.

И в центре — звезда.

— Увы, — сказал труп. — Я никогда не был спортсменом вроде тебя. Впрочем, ты хотел поговорить со мной. Что же ты имеешь сказать мне?