Оправдание Шекспира - Марина Дмитриевна Литвинова

наш век»; затем читатели делятся на три разряда: тот, кто так умен, что силой разумения додумается до разгадки; тот, кто всеведущ, или, вернее, считает себя таковым; и, наконец, тот, кто любит ломать голову над загадками, что выше его разумения. Так что гравюра для них для всех: стоит им поднатужиться, и тайна кабалистов станет явью. Звучит очень знакомо. Точно такое же разделение читателей и в ключе, приложенном к аллегорическому роману «Аргенис» Джона Барклая (1625). Автор посвятил пространный ключ к именам и географическим названиям королю Иакову, но ключ этот ничего не объясняет, а, напротив, еще больше сгущает аллегорию. Читатели делятся автором на три группы, точно, как у Уизера. И всем им туманно обещана разгадка.

Выскажу два предположения. Роман «Аргенис» написан не Джоном Барклаем, а Бэконом (это предполагают и бэконианцы). Но и стихотворение в книге Уизера, как мне представляется, написано им же. Стихи довольно слабые, слишком много в них слов, которые только заполняют ритмические пустоты. И нет поэтического звучания, нет красоты, а Уизер был настоящий поэт. Они относятся к титульному листу и называются «A PREPOSITION to this Frontispiece» [248], а в нем, ей-богу, нет никаких вневременных, каббалистических тайн, хотя, может быть, я их и не вижу. У меня есть ксерокопия этого листа, к сожалению, довольно темная, она сделана с оригинального текста 1638 года. Книгу, наверное, с тех пор никто не открывал, пожелтевшие листы подернуло рябью, так что публиковать эту копию бесполезно.

Но описать можно. Перед нами двуглавый Парнас, его подошва – глубокая пещера – символ земной жизни, где копошатся в вечной суете люди. Скалистые склоны в отвесных скалах, отрогах, изрыты глубокими лощинами, по ним с опасностью для жизни карабкаются наверх к поэтическим высотам десятки людей, очевидно, поэтов, один, добравшись почти до вершины, срывается и падает вниз головой. Вполне прозрачная аллегория судьбы поэта.

Какие могут в ней заключаться тайны? Непонятно, почему Уизер сначала отверг гравюру. И почему, подумав, увидел, что она лучше иллюстрирует его замысел.

Я бы многие строки отнесла к другой гравюре Дрэсаута, сделанной им шестнадцать лет назад. А именно к портрету Шекспира в Первом Фолио. Дрэсаут делал потом много гравюр поэтов того времени. Несколько – Джона Донна.

А Уизер через шесть лет издаст стихотворный памфлет, в нем он вступится за честь давно умершей дамы – он назовет ее Феникс, очевидная ссылка на Феникс из сборника Честера «Жертва любви» – реквиема по несчастной поэтической паре Ратлендов. Шекспир в нем назван, как уже было сказано, «мимик». Напомним читателю, что Ратленд-Шекспир был непревзойденный подражатель, способный, смеха ради, перевоплотиться в кого угодно.

Уизер был несомненно причастен к тайне всех участников сложного и трагического действа.

И не исключено, что стихотворное предисловие к книге Уизера написано Бэконом к портрету Дрэсаута. Помещать в Фолио он, разумеется, его не стал. Очень уж слышны интонации ироничной секретности, так для него характерные. А в Фолио все должно быть принято за чистую монету. В том числе и актеры, которые якобы сами пишут обращение к читателям и посвящение «несравненным» братьям. «Поколения специалистов пришли к согласию, что Предисловие и Посвящение, подписанные Хемингсом и Конделлом, на самом деле написаны Беном Джонсоном, кто и был настоящий издатель Фолио» [249]. C подобной ситуацией мы уже встречались. Гравюра на титульном листе книг Джона Дэйвиса из Хирфорда «Жертвоприношение музам» 1612 года – точная иллюстрация к поэтическому сборнику «Жертва любви, или Жалобы Розалины» Честера [250].

И еще полагаю, Джонсон написал только «Обращение к читателям», а «Посвящение несравненным братьям» написано Бэконом – это его стиль обращения к почитаемым корреспондентам. Актеры (якобы авторы) называют в нем шекспировские пьесы «trifles» (пустячки): «…When we value the places your highnesses sustain, we cannot but know their dignity greater than to descend to the reading of these trifles; and while we name them trifles we have deprived ourselves of the defence of our dedication. But since your lordships have been pleased to think these trifles something heretofore, and have prosecuted both them and their author, living, with so much favour, we hope that, they outliving him, and he not having the fate, common with some, to be executor to his own writings, you will use the like indulgence toward them you have done unto their parent».

Перевод:

«…Поскольку мы высоко ценим должности, которые вы занимаете, мы не можем не знать, что они слишком высоки, чтобы снизойти до чтения этих пустячков; а называя их пустячками, мы лишили себя права защищать наше посвящение. Но поскольку ваши лордства пожелали считать эти пустячки чем-то и оказывали им и автору, когда он был жив, самое большое расположение, мы надеемся, что и они, пережив автора, кому судьба, благосклонная к некоторым, не дала стать издателем собственных сочинений, будут пользоваться вашей доброй снисходительностью, каковой пользовался их автор».

Ни актеры, ни Джонсон так назвать пьесы не могли. Актеры – потому что пьесы для них дело серьезное, источник существования, – они почти все эти пьесы играли. А Бен Джонсон был первый английский драматург, который за семь лет пред тем опубликовал свои пьесы инфолио, да еще назвал их «Сочинения». Это было неслыханно, такая высокопарность вызвала даже насмешки. Один острослов сочинил в его адрес такие стишки: Pray tell me Ben, where doth the mystery lurke,

What other call a play you call a work.

Скажи, молю, разгадку где искать.

Что пьеса для других – зовешь трудом [251].

Дэвид Риггс отмечает, что «публикация “Сочинений Бенджамина Джонсона” была решающим событием в его многолетней борьбе за контроль над собственными сочинениями, и что, собрав, отредактировав и опубликовав свои пьесы (он сам наблюдал за набором), Джонсон создал “авторизованный” текст своих сочинений, которые будут читаться и перечитываться образованным читателем» [252]. На титульном листе Фолио – цитата из Горация: «Neque, me ut miretur turba, laboro: Contentus paucis lectoribus» [253]. И вряд ли Бен Джонсон столь непочтительно высказался бы о пьесах своего соперника и друга в его Первом Фолио, даже если послание появилось с подписями актеров.

А вот Фрэнсис Бэкон считал литературные занятия упражнениями, позволяющими отдохнуть от ученых трудов ив письмах друзьям называл плоды этих занятий «trifles». Перечитав это «Посвящение», я не только услыхала знакомые синтаксические интонации, но и знакомый строй и развитие мысли. Именно так обращался он в письмах к высокочтимым корреспондентам. В