В те грозные годы - Федор Лисицын

Многое из того, о чем сообщил генерал-лейтенант К. Ф. Телегин, мы в тот же день через командиров и политработников довели до личного состава войск.

Каждый вечер, когда я возвращался из войск в поарм, ко мне непременно заходил начальник нашего Дома Красной Армии. Он подробно докладывал о проведенной за день политической и культурно-массовой работе среди освобожденных из фашистских концлагерей узников и среди тех, в преобладающем своем большинстве советских, граждан, которые в годы оккупации были насильно вывезены из своих родных мест в гитлеровскую Германию для работы на военных промышленных предприятиях и в сельском хозяйстве у богатых бауэров, то есть у кулаков, и помещиков. А с вступлением войск армии в пределы Большого Берлина число таких бывших невольников во много раз возросло. Это объяснялось тем, что тысячи и тысячи из них выполняли свой каторжный труд на фабриках и заводах, расположенных именно в берлинском пригороде. И теперь, вызволенные из фашистской неволи, густыми колоннами тянулись на восток, в города Вернойхен, Мальхоф и другие, где для них были созданы специальные сборные пункты.

В числе освобожденных из гитлеровского рабства было немало и поляков, французов, итальянцев, югославов, бельгийцев, граждан других европейских государств. Все они одинаково нуждались в помощи, в добром, ободряющем слове освободителей. Их также нужно было накормить, дать каждому временное пристанище.

Среди узников, которых оккупанты в разное время вывезли из Советского Союза в нацистскую Германию для использования в качестве даровой рабочей силы, были в основном девушки, молодые женщины и ребята-подростки. Избавленные от фашистской неволи, они не желали ни одного лишнего дня оставаться на чужбине. Но не хватало транспорта, поэтому многим приходилось по нескольку дней ждать своей очереди на сборных пунктах. Политическую и культурно-просветительную работу с ними вели главным образом офицеры дивизионных и корпусных клубов, а от поарма — представители Дома Красной Армии.

С докладами о родной стране, о героической работе тружеников тыла перед бывшими узниками фашизма выступали и пропагандисты, агитаторы. Для них же устраивались концерты участников художественной самодеятельности, демонстрировались кинофильмы. Вот об этом-то и докладывал мне каждый вечер начальник Дома Красной Армии подполковник Г. Н. Голиков. Затем мы вместе с ним намечали план работы на следующий день, определяли маршрут движения агитмашины, договаривались о мерах оказания необходимой помощи как вызволенным из фашистской неволи советским людям, так и гражданам других стран. А эта помощь заключалась в первую очередь в организации общественного питания на сборных пунктах, в обеспечении отъезжавших небольшим запасом продовольствия на время следования в пути.

Мне, как и другим работникам политотдела армии, доводилось неоднократно встречаться с освобожденными узниками фашизма, беседовать с ними, рассказывать о величественных победах Красной Армии, о героических делах тружеников советского тыла. В свою очередь недавние невольники и невольницы с горечью рассказывали о том, как тяжело жилось им на чужбине, какие испытания они претерпевали, вынужденные под угрозой смерти работать на фабриках и заводах врага, в кулацких и помещичьих хозяйствах.

Слушая их горькие рассказы, я часто делал беглые записи в блокноте, чтобы при случае использовать их для иллюстрации выступлений перед воинами.

Даже теперь, много лет спустя после нашей великой Победы над немецким фашизмом, при чтении этих записей боль сжимает сердце…

Листаю странички фронтового блокнота, с трудом читаю написанное. Вот запись беседы с Марией Николаевной Галик, тогда 22-летней девушкой. Родом она из села Васильевского Артемовского района Донецкой области. В предвоенные годы успела окончить девять классов средней школы. Вспоминаю: бледное, изможденное, изрезанное ранними морщинами лицо.

Как оказалась в неволе, в фашистской Германии? Так же, как многие ее сверстницы. Оккупанты объявили в селе мобилизацию молодых женщин и девушек на работу в неметчину. Добровольно ехать никто не пожелал. Тогда за дело взялись местные полицаи. Хватали всех, кто поздоровее и помоложе, доставляли на станцию, бросали в вагоны для перевозки скота. А вокруг — гитлеровцы с автоматами и злыми собаками овчарками. Никуда не сбежишь.

Через несколько дней эшелон с живым товаром прибыл в Берлин. Началась самая настоящая распродажа привезенных невольников и невольниц. Многих пригородные кулаки и помещики забрали к себе на полевые работы. Марию Галик вместе с группой парней и девушек отправили на военный завод ДВЭМ, изготовлявший пушки. Возле завода — обнесенный колючей проволокой лагерь: старые бараки-сараи с крохотными оконцами, забранными решетками. Неимоверная скученность, нары в два яруса. Сырость и холод зимой, страшная духота летом. В эти бараки и поместили привезенных невольников.

На заводе работали полторы тысячи человек. Около тысячи из них русские, остальные французы, поляки, итальянцы. Рабочий день — 12 часов в сутки, без отдыха, под пристальным надзором мастеров и надсмотрщиков. Полуголодное существование. До 1945 года выдавали по 300 граммов черного, как земля, хлеба, миску супа из гнилой брюквы и капусты. Ни капли жиров. А начиная с января сорок пятого даже этот голодный рацион был сокращен ровно наполовину— хлеба стали выдавать всего по 150 граммов на день. Более ста рабочих заболели туберкулезом. Многие умерли, так и не дождавшись освобождения. Мария Галик выжила. Теперь — домой, как можно скорее домой, в родной колхоз…

Армейская газета «Фронтовик» часто публиковала письма бывших невольников. В них выражались беспредельная благодарность Красной Армии за освобождение и столь же беспредельная ненависть к фашистским поработителям. Такие же письма публиковались и в дивизионных газетах. В минуты затишья их коллективно читали бойцы и командиры, а после этого обменивались мнениями о прочитанном, гневом и позором клеймили фашистских угнетателей. И конкретным выражением этого гнева становилась еще большая активность в бою.

Наряду с политической работой среди освобожденных из фашистской неволи советских и иностранных граждан с вступлением войск армии в пределы Берлина командирам и политорганам, партийным и комсомольским организациям приходилось с каждым днем все больше внимания уделять и местному населению.

Помнится, числа 18 апреля мы получили директиву Ставки Верховного Главнокомандования. В ней настоятельно подчеркивалась необходимость гуманного отношения к гражданскому населению, а также давалось указание: в каждом занимаемом советскими войсками городе одновременно с назначением военного коменданта создавать и местные органы власти из самих немцев во главе с бургомистром. А это отнимало немало времени. И прежде всего у нас, работников поарма.