Есенин - Виталий Безруков

— У-у-у! — протянул недовольно Шубин. — Да тут у них в квартире книг этих… бумаг всяких, черт ногу сломит! Месяц копаться будем!.. Ну что, начинать?

— Это библиографическое наследие Льва Николаевича Толстого, господа товарищи! Ваш Ленин сказал про Льва Николаевича: Толстой — это зеркало русской революции, — вовремя нашлась Ольга Константиновна. — Кроме того, никаких бумаг Есенина у нас нет и быть не может!

Услыхав про Ленина, чекисты переглянулись.

— А вы что скажете? — обратился к Софье Ходов.

— Все его рукописи… сейчас… в Госиздате, — придумывала Софья на ходу, — собираются издавать полное собрание его произведений, а больше ничего… никаких…

— Ладно, проверим! — согласился чекист Ходов и неожиданно спросил, точно запамятовал. — Так куда, вы говорите, уехал Есенин? С кем?

Софья даже растерялась. Она твердо помнила, что ничего подобного про Есенина не говорила.

— Я… я могу только предположить… Его сестра Екатерина Александровна вышла замуж за поэта Наседкина…

— Василия Наседкина? — уточнил Ходов.

— Да… Возможно, он ночует там… Не знаю!

— Спасибо! Проверим, — снова стал улыбаться чекист Ходов. — Ладно, Шубин, пойдем! А если Есенин объявится, позвоните в ЧК, иначе вас обвинят в укрывательстве. Вам все понятно, мадамы? Проводите нас… мамаша! — попросил он Ольгу Константиновну. — Что это дочка ваша такая зареванная, а?

— Голова болит… у нее часто голова болит последнее время, — придумала Ольга Константиновна.

— Это от большого ума: внучка Толстого, шутка ли! А у вас голова не болит? — хитро прищурился Ходов. — Это хорошо! Я вот что хотел спросить: генерал Дитерикс, колчаковец, ну, тот, что вел расследование расстрела царской семьи… не ваш ли родственник?

— Не-е-ет! — побледнела Ольга Константиновна. — Ни в коем случае!

Чекист понимающе засмеялся.

— Ну-ну! Я верю! Так вы позвоните, если зятек ваш появится, хорошо?..

— Товарищ Худородов! — остановила его Ольга Константиновна.

— Ходов, — поправил чекист.

— Ради бога, простите! Товарищ Ходов, я вам по секрету хочу официально заявить: Есенин сейчас скрывается в психиатрической лечебнице у Ганнушкина, тут, недалеко от Пироговки. И еще: он окончательно разошелся с моей дочерью, и мы не имеем к нему никакого отношения!

— Благодарю за содействие, — козырнул чекист и скомандовал: — Шубин, быстро в машину! Едем в психушку к Ганнушкину. Есенин там прячется!

Когда они стали торопливо спускаться по лестнице, чекист Шубин захохотал, изумленно качая головой:

— Во блядь! Теща — она и у графьев теща! Ведьма, сдала зятя! Вот падла!

Вернувшись в комнату, Ольга Константиновна увидела, как Софья вынула с полки несколько книг и достала небольшой наган, завернутый в платок.

— Боже мой, Соня, откуда это в нашем доме? — затряслась от страха Ольга Константиновна. — А если бы они нашли? Дура, выброси сейчас же! Я умоляю тебя, Сонечка, послушай мать!

— Не могу, мама! Это его вещь. Надо вернуть, а то придет, будет искать!

Софья положила наган в ридикюль. Глаза ее зло заблестели.

— Ты что задумала, Сонечка? — Ольга Константиновна попыталась отнять у нее сумочку: — Не женское это дело, Соня! Его и без тебя накажут…

— Кто накажет, мама? — не сдавалась Софья.

— Господь Бог накажет! Господь Бог!

К воротам психбольницы Ганнушкина подкатил автомобиль. Чекист Шубин выскочил из машины и забарабанил в дверь сторожки:

— Отворяй! ВЧК!

Ворота открылись, но сторож преградил дорогу:

— Сюда нельзя на автомобиле, здесь больница! Стой!

Чекисты, не слушая его, проехали во двор и вошли в здание больницы.

Навстречу им вышел из своего кабинета доктор Зиновьев.

— В чем дело, товарищи? По какому праву вы врываетесь сюда?

— Где Есенин? — спросил его Ходов, не останавливаясь. — Где вы прячете Есенина?

— Позвольте, товарищ! — запротестовал Петр Михайлович. — Мы здесь никого не прячем! Мы здесь лечим душевнобольных!

— Нам известно, что здесь находится Есенин! Мы должны доставить его в суд. Где он? — крикнул Ходов, теряя терпение. Он подергал за ручку одну из дверей. — Откройте эту дверь! Почему она заперта? Шубин, достань ключи! — приказал он напарнику, но в это время подошли два здоровенных санитара и, оттеснив чекистов, заслонили собой дверь. — Кто тут у вас? — зло спросил Ходов.

— Здесь отделение для буйнопомешанных, без разрешения нельзя, — добродушно ответил санитар.

— Да! Без разрешения самого профессора Ганнушкина вас — туда не пустят! — подтвердил Зиновьев.

— Ладно! Ведите к нему! Шубин, останься здесь! Идемте! Показывайте, где этот Ганнушкин! — И чекист направился по коридору.

Петр Михайлович подвел его к кабинету профессора, постучал в дверь.

— Да! Да! — послышался голос Ганнушкина.

— Петр Борисович, к вам, — пропустил Зиновьев чекиста.

Быстро оглядев кабинет, чекист представился:

— Я из ГПУ, вот мой мандат, — протянул он Ганнушкину свое удостоверение. — Нам нужен гражданин Есенин Сергей Александрович, который, как нам доложили, находится у вас, — произнес чекист уже более сдержанно. Солидный кабинет и вид «ученого профессора» произвели на него должное впечатление.

— Да, Сергей Александрович находится у нас. А в чем дело, товарищ?..

— Ходов, — козырнул чекист.

— Товарищ Ходов, вы знаете, что это за учреждение?

— Психушка.

— Правильно, это психиатрическая клиника, и Сергей Александрович находится здесь на излечении… с острым приступом пограничного состояния, чреватого рецидивом буйного помешательства. Надеюсь, это вам понятно? — Все это Ганнушкин произнес мягко, спокойно, бархатным гипнотизирующим голосом.

Чекист ничего не понял из того, что наговорил профессор, но выглядеть полным дураком ему не хотелось. Поэтому с умным видом он ответил:

— Я, конечно, понимаю, профессор, но нам надо доставить Есенина для допроса в суд. На нем несколько уголовных дел по статье восемьдесят третьей: оскорбление должностных лиц, разжигание национальной розни. Мы с ног сбились, разыскивая его, а он у вас тут, понимаешь, отсиживается.

Ганнушкин грустно улыбнулся:

— Я повторяю вам, здесь не отсиживаются и не отлеживаются… здесь лечатся!.. Ну хорошо! — вздохнул он устало. — Звоните, вот вам телефон. — Ганнушкин подвинул чекисту аппарат. — Вот, звоните по этому телефону, по этому и по этому, — ткнул он карандашом в листок на столе. — И если они, эти люди, прикажут мне выдать вам Есенина, то он в вашем распоряжении.

Стоящий в сторонке доктор Зиновьев, молчаливо наблюдавший всю эту сцену, похолодел. Испарина выступила у него на лбу.

Чекист взял трубку.

— Чьи это телефоны?

Ганнушкин невозмутимо поглядел на него и ответил:

— Этот — наркома просвещения Луначарского…

— А этот? «Приемная ФЭД»? Чья это приемная?

— Вам не знакома эта аббревиатура — ФЭД? — удивился Ганнушкин. — Позвоните, узнаете!

Чекист усмехнулся и неторопливо набрал номер. В трубке послышались гудки, а потом жесткий голос сказал: «Приемная председателя ВЧК. Слушаю».

Чекист мгновенно положил трубку на рычаг телефона и отскочил от стола, точно обжегся.

— Что же вы, товарищ Ходов? Феликс Эдмундович Дзержинский не пожелал с вами беседовать? — откровенно смеялся Ганнушкин над чекистом.

— Да зачем? Все ясно… Пусть лечится, но мы хотели бы посмотреть, как он тут? — не сдавался Ходов.

— Исключено! — покачал головой Ганнушкин. — Посещение посторонних лиц вызывает у больных рецидив и обострение болезни. Хотите, товарищ Ходов, я дам вам справку? — предложил он чекисту.

— Зачем, я вам верю, профессор!

— Но вам могут не поверить в суде. Вы ведь в суд хотели доставить Есенина, я правильно вас понял, товарищ чекист?

— Да-да! Конечно в суд, куда же еще? — растерялся Ходов от такой проницательности профессора.

— Присядьте, я напишу.

Чекист Шубин постоял, прислушиваясь к отдельным выкрикам, доносившимся из-за дверей, и спросил санитара с детским любопытством:

— А кто у вас тут, браток?

— А кто тебя интересует, браток?

— Да поэт один… с кудрявой головой, он не здесь? — схитрил Шубин.

— С кудрявой, говоришь? Тут, — кивнул санитар.

— А может, пока они там с начальством разбираются, гляну я, браток?

— Нельзя, влетит мне.

— Да я мигом! — умоляюще посмотрел Шубин на санитара.

— Ладно, дай папироску!

— Да возьми всю пачку!

Санитар отпер дверь в отделение буйнопомешанных.

— Только тихо! — предупредил санитар и повел чекиста по коридору. Дойдя до двери, из-за которой раздавались голоса, санитар остановился и открыл наружный засов: