Китай, Россия и Всечеловек - Татьяна Григорьева

Размышляя о соотношении Ли и Ци, Лейбниц сравнивал Ли с Энтелехией. «Это и есть субстанциональное начало, которое в живых существах называется душой, в других же – субстанциональной формой, а поскольку оно составляет с материей действительно одну субстанцию, или единое само по себе, оно образует то, что я называю монадой». [544] Монады же находятся в отношении «предустановленной гармонии», которая устраняет «понятие о чуде из области действий совершенно естественных и заставляет вещи понятным образом идти естественным ходом». [545]

Монады Лейбница отличны от греческого их понимания, ближе представлениям Николая Кузанского, Джордано Бруно о единстве макро– и микрокосма. Они вечны, неуничтожимы, неделимы, неповторимы, нематериальны. Нет двух одинаковых монад (Монадология, 4–9). Существует иерархия монад, от простых «атомов природы» до сложных: мо-нады-души, обладающие памятью, и высшие монады-духи, обладающие сознанием. Монады взаимосвязаны, они «постоянное живое зеркало Вселенной» (Монадология, 50–62). Будучи психическими сущностями, монады не могут взаимодействовать на физическом уровне, но взаимодействуют на высшем – «предустановленной гармонии». Вне монады, как и вне Ли, нет жизни. Отличие в том, что Ли изначальны, а монады сотворены Божьей волей, что не мешало Лейбницу превозносить китайских мудрецов: «Древние китайцы бесконечно превосходили современных как в отношении набожности, или истинной морали, учения о добродетели и прямоты сердца, так и в отношении глубины знания» (с. 98).

Однако и в XXI веке действует та же логика, противоположная буддийско-даосской, согласно которой все существует одновременно: «Одно во всем и все в Одном». Зачем создавать то, что уже Есть в непроявленном Дао? Зачем уничтожать одно во имя другого, когда одно присутствует в другом? Нужно лишь изменить себя, и увидишь все как есть, избегнешь дурной бесконечности. Вспомним Лао-цзы: «Он не борется, потому непобедим»; «Дао совершенномудрого – деяние без борьбы»; «Умеющий побеждать не нападает… Это я называю Дэ, избегающее борьбы» (Дао дэ цзин, 66, 81, 68).

Другое дело, что линейная логика была обоснованна, пока линия не утратила своего живого ритма. Ей мы обязаны достижениями в науке и искусстве. Нотная линия, ожившая в фугах Баха, тому свидетельство. Без музыки этих веков жизнь человеческая оказалась бы под сомнением. Так что не «линия» плоха сама по себе, а то, что линия, как и Слово, потеряла со временем свою глубину, вышла на поверхность, застыла в угоду зауженному сознанию. Линия волнообразная, пульсирующая в ритме космоса, имеющая собственные центры кривизны, как любой живой организм, превратилась в одномерную прямую.

Но расширялось сознание, вместе с ним менялось восприятие линии. Для Павла Форенского линия состоит из точек, и каждая точка есть микрокосм (в отличие от «точки» как «начала линии» у Аристотеля). «Точка» для светлого ума стала символом Единого, в ней все сошлось: пустота и полнота, свет и тьма, мир видимый и невидимый, единица и ноль. Горизонтальная же прямая, по определению Флоренского, есть машина для уничтожения реальности. Лишь восходящая вертикаль ведет к пространственному синтезу. Правители поняли, что такой подход таит в себе опасность свободы, и запретили «Словарь символов», для которого писал Флоренский. Отгородились от Истины петляющей прямой, сузившей до предела горизонт видимости.

Разница и сходство сторон Востока и Запада естественна, обусловлена характером самого Дао: «Одно Инь, одно Ян и есть Дао». Когда одно угнетает другое, начинается Хаос. Похоже, Запад, последовавший динамичному, янскому началу, не смог вовремя остановиться, чтобы уравновесить его иньским Покоем. Погряз в локальных войнах, которые ни к чему не приводят, кроме национального позора. Значит, Ян утратило творческую силу, из высокого превратилось в низшее Ян.

Но вернемся к логике. Не в том ли загвоздка, что «Путь вверх и вниз – один и тот же» (В 60), по Гераклиту? Зачем усилия духа, если нет восхождения к Высшему при согласии свободы и необходимости? О неразрешимости этого противоречия века спустя писал Шеллинг – о «борьбе свободы в субъекте и необходимости объективного». Притом обе стороны «одновременно представляются и победившими, и побежденными – в совершенной неразличимости». На несоответствие западной логики Истине обратил внимание японский философ Нисида Китаро (1870–1945). Изучив западную философию от Аристотеля до Гуссерля, он пришел к выводу, что Аристотель не опирается на «логику конкретного бытия». А объективный метод Гегеля далек от восточной «логики Небытия», или логики Целого, которой доступна Истина.

Еще в молодости, пережив озарение, Нисида испытал чувство вселенскости: все существующее и есть сама Татхата, истинно-сущее. От этого чувства родилась его работа «Исследование Добра». Достоверно лишь знание, рожденное «чистым опытом», непосредственным, спонтанным переживанием Бытия, вне установок субъектно-объектных отношений, идеального и материального, которые не существуют сами по себе. Нисида обозначил свой метод в работе «Все оттуда и туда». Время от времени все появляется из Небытия и возвращается в Небытие, восходя от малого к великому, от изменчивого к неизменному, вопреки идее «Путь вверх и вниз один и тот же».

Но Запад шел своим путем, и осуществилось предсказание Филона Александрийского. «Бог умер!» – признал Ницше, остается уповать на сверхчеловека. Не преображенного человека, а бунтующего, которому еще Шеллинг вынес приговор: «Человек, который вымолил себе существование в сверхчувственном мире, превратится в этом мире в мучителя человечества, неистовствующего против себя и других. За унижение в мире ином он хочет быть вознагражден господством над этим миром. Пробуждаясь от блаженства потустороннего мира, он возвращается в этот мир, чтобы превратить его в ад». [546] Так и случилось в XX веке со всеми ужасами войн, революций, лагерей. Человек не превзошел себя, потому что искал причину бед вне себя. «Свобода от чего? Какое дело до этого Заратустре! Но пусть ответит мне свет очей твоих: свободен для чего ?» – продолжал смущать умы Ницше, уповая на безбожного сверхчеловека.

Об этой склонности ума писал еще святой Августин: «Итак, два града созданы двумя родами любви: земной – любовью к себе, доведенною до презрения к Богу, и небесной – любовью к Богу, доведенной до презрения к самому себе… Тот ищет славы от людей, а для этого величайшая слава Бог, свидетель совести… Над тем господствует похоть господствования, управляющая и правителями его, и подчиненными ему народами, а в этом по любви служат взаимно друг другу и представители, руководя, и подчиненные, повинуясь» (Св. Августин. О граде Божием, XIV, 28).

Владимир Соловьев, находя причину интереса к сверхчеловеку в стремлении избежать стадного «единомыслия», говорит вместе с тем о «демонизме сверхчеловека». Признает дурную сторону ницшеанства в презрении к слабому и больному человечеству, что так не сообразуется с образом подлинного «сверхчеловека», действительного победителя смерти. Соловьев не мог не верить: «…есть сверхчеловеческий путь, которым шли, идут и будут идти многие на благо всех». [547]

Естественно, презрение к человеку чуждо и Нисида Китаро, воспитанному в дзэнской традиции. «Индивид, будучи отражением абсолютно творческой и универсальной сферы, сам творчески движется. Творение хотя и отлично от единого Творца, составляет с Ним целое. Это основной закон, которому повинуются реально существующие вещи». «Я» не существует вне Реальности, как не существует вне конкретного пространства и времени. Настоящее есть «та точка, где будущее и прошлое, отрицая друг друга, пребывают в единстве… Прошлое и будущее, глядя в глаза друг другу, являются в диалектическом единстве настоящего». [548] Это и есть логика недвойственности, непротивопоставления одного другому. Если Просветленность не в тебе, то где же?

Причину «несчастного» сознания Нисида видел в раздвоении человека, в отношении к миру как к объекту своих притязаний. Он выразил несогласие с феноменологией неокантианцев в «Интуиции и интроспекции самопознания». И предложил выход – «От действия к созерцанию». Так называлась его работа 1927 года: действие возникает из покоя созерцания, из интуиции. Философы Киотосской школы, основанной Нисида, сочетали науку Запада с восточной логикой Небытия, подтверждая, что Восток и Запад самопознаются друг в друге. Все живое пульсирует в ритме Жизни. «Все оттуда и туда», а не только «оттуда» и не только «туда». В освоении обратной связи причина успеха конфуцианско-буддийской цивилизации.

Чтобы избежать упрека в односторонней оценке отношения Востока-Запада, приведу слова Рабиндраната Тагора: «Европейская культура принесла нам не только свои знания, но и свой динамизм. Мы не можем ее усвоить сразу и целиком, и это ведет к бесчисленным ошибкам. Однако европейская культура пробуждает наше сознание от интеллектуальной спячки именно благодаря тому, что не совпадает с нашими традиционными представлениями». И, как истинный мудрец, Тагор добавляет: «Я призываю к усилению всех национальных элементов нашей культуры вовсе не для противодействия западной культуре, а для того, чтобы мы могли по-настоящему понять и принять ее, чтобы она стала нашим хлебом насущным, а не обузой». [549]