Стихотворения. Рассказы. Гора - Рабиндранат Тагор

Шудхир и Биной присутствовали на суде, но Биной не решался взглянуть на Гору. Чувствуя, что задыхается, он поспешно покинул зал. Шудхир уговаривал его вернуться в бунгало, принять ванну и поесть, но Биной ничего не хотел слушать. Выйдя за ворота судебного двора, он сел прямо на землю у подножья дерева.

— Возвращайся один, — сказал он Шудхиру, — я скоро приду.

Сколько времени просидел он так после ухода Шудхира, Биной и сам не знал. Солнце уже перешло зенит, когда рядом с ним вдруг остановилась коляска. Подняв голову, он увидел, что из коляски вышли Шудхир и Шучорита. Биной торопливо встал.

— Поедемте с нами, Биной-бабу, — взволнованным голосом сказала девушка.

Заметив, что эта сцена начинает привлекать внимание прохожих, Биной поспешно согласился. Всю дорогу никто из них не вымолвил ни слова.

Когда они возвратились в бунгало, оказалось, что там тем временем разыгралась настоящая баталия. Лолита решительно заявила, что на вечер к судье она ни за что не поедет, и Бародашундори окончательно растерялась. Харана же бессмысленное упрямство «этой девчонки» привело в совершенное бешенство. Сев на своего любимого конька, он без устали поносил заразу, которая распространилась на всю современную молодежь, не желающую знать никакой дисциплины.

— Вот вам результат встреч бог знает с кем, — говорил он, — и всякой безответственной болтовни.

Биной не успел войти, как Лолита бросилась к нему:

— Простите меня, Биной-бабу. Я перед вами очень виновата. Вы были совершенно правы, когда отказывались участвовать в спектакле, только я не хотела вас понять. Вся беда, что мы не знаем ничего, что делается за стенами нашего дома, и поэтому ничего не понимаем. Вон Пану-бабу утверждает, что власть судьи в Индии — воля провидения. Если это действительно так, то наше непреодолимое желание проклинать эту самую власть, очевидно, тоже не что иное, как воля провидения.

— Лолита, ты… — начал было разгневанный Харан-бабу.

Но девушка, отвернувшись от него, пренебрежительно сказала:

— Не перебивайте меня, пожалуйста. Я ведь не с вами разговариваю. Не слушайте никого, — обратилась она к Биною-бабу. — Сегодня представление ни в коем случае не должно состояться. Ни в коем случае!

Бародашундори поспешила вмешаться.

— Ну и любезна же ты, нечего сказать, — воскликнула она. — Не даешь Биною-бабу принять ванну и поесть. Ведь уже половина второго! Посмотри, как он осунулся.

— Нет, нет! Я не могу есть тут, — ответил Биной. — Ведь это дом судьи, мы здесь его гости.

Бародашундори попробовала уладить дело миром и стала умолять Биноя остаться; заметив, однако, что дочери не поддерживают ее, она рассердилась:

— Да что такое с вами, в самом деле? Шучи, попробуй хоть ты убедить Биноя-бабу. Ведь мы обещали… На спектакль разосланы приглашения. Как-нибудь через это пройти мы должны, — иначе что о нас подумают! Нам нельзя будет и на глаза людям показаться!

Но Шучорита сидела молча, опустив голову.

Биной отправился на пристань и узнал, что пароход в Калькутту отходит через два часа и прибывает туда на следующий день около восьми утра.

Тем временем Харан-бабу окончательно потерял самообладание и что было сил напустился на Биноя и Гору. Шучорита поспешно встала и вышла из комнаты. Через несколько минут к ней вошла Лолита. Шучорита лежала на постели, закрыв лицо руками.

Лолита заперла дверь изнутри, тихонько села рядом с сестрой и стала ласково гладить ее по волосам. Прошло немало времени, прежде чем девушка немного успокоилась. Тогда Лолита осторожно отвела ее руки от лица, прижалась щекой к щеке Шучориты и зашептала ей на ухо:

— Уедем в Калькутту, диди. Не можем же мы сегодня идти на вечер к судье!

Шучорита долго ничего не отвечала. Но когда Лолита еще раз повторила свою просьбу, она приподнялась на постели и сказала:

— Разве это возможно, Лолита! С самого начала я не хотела сюда ехать. Но раз уж отец сказал мне, что я должна, я не могу вернуться, не исполнив его приказания.

— Так ведь отец не знает, что тут произошло, — возразила Лолита. — Если бы он знал, он ни за что не захотел бы, чтобы мы оставались.

— Как мы можем быть в этом уверены, дорогая? — возразила Шучорита.

— Но неужели, диди, ты сможешь пойти туда? Сможешь разряженная стоять на сцене и читать стихи? Нет, я не могла бы слова сказать… хоть бы до крови язык себе искусала.

— Понимаю, — сказала Шучорита. — Но надо уметь переносить любые страдания. Сейчас у нас иного выхода нет. Ты думаешь; я когда-нибудь смогу забыть сегодняшний день?

Лолита, возмущенная неуместной покорностью Шучориты, пошла к матери.

— Что же вы не собираетесь ехать, ма? — обратилась она к Бародашундори.

— Ты, кажется, с ума сошла, — в недоумении сказала мать. — Нас ждут там только к девяти часам вечера.

— Я говорю об отъезде в Калькутту.

— Нет, вы только послушайте эту девчонку! — воскликнула Бародашундори.

Тогда Лолита обернулась к Шудхиру:

— А ты как — тоже остаешься?

Шудхир был очень расстроен тем, что произошло с Горой, но у него не хватало мужества отказаться от соблазна блеснуть своими талантами перед изысканным английским обществом. Из его невнятного бормотания можно было понять, что он весьма сожалеет, но все-таки вынужден остаться.

— Ах, сколько времени ушло на споры, — проговорила Бародашундори. — Всем нам нужно хорошенько отдохнуть, а то вечером на нас смотреть будет страшно. Марш все в постель, и чтобы до половины шестого никто и не думал вставать.

С этими словами она выпроводила дочерей из гостиной. Скоро в доме воцарилась тишина. Спали все, кроме Шучориты и Лолиты, которые так и не легли, а сидели каждая в своей комнате, уставившись в одну точку.

Пароходная сирена уже не раз гудела, призывая пассажиров подняться на борт. Матросы готовились было убрать сходни, когда Биной, стоявший на верхней палубе, увидел закутанную в покрывало женщину, спешившую к пароходу. Одеждой и походкой она напоминала Лолиту, но сначала Биной отказался поверить своим глазам. Однако, когда она подошла к пароходу, сомнения его рассеялись. В первый момент он подумал, что Лолита пришла уговаривать его вернуться, но затем вспомнил, что она тоже отказывалась идти на вечер к судье.

Едва только Лолита поднялась на борт, матросы начали убирать сходни. Встревоженный Биной поспешил ей навстречу.

— Пойдемте на верхнюю палубу, — сказала Лолита.

— Но ведь пароход сейчас отчалит, — в смятении сказал Биной.

— Я знаю, — коротко ответила девушка и, не дожидаясь Биноя, стала подыматься наверх. Пароход, непрерывно гудя, отошел от берега.

Усадив Лолиту в кресло на палубе первого класса, Биной с немым вопросом посмотрел ей в глаза.

— Я еду в Калькутту, — объявила Лолита. — Здесь оставаться я не могла.

— А как остальные отнеслись к этому?

— Пока еще никто не знает, — ответила Лолита. — Я оставила им записку.

Дерзкий поступок Лолиты ошеломил Биноя. С трудом обретя дар речи, он неуверенно начал:

— Но…

Лолита решительно прервала его:

— Какие могут быть «но» сейчас, когда пароход уже отчалил. Не понимаю почему, раз я родилась женщиной, то должна все сносить молча. У нас тоже существуют такие понятия, как справедливость и несправедливость, возможное и невозможное. Так знайте же, мне легче было бы покончить с собой, чем участвовать в сегодняшнем спектакле.

Биной понимал, что теперь уж ничего не поделаешь и что сейчас бесполезно терзать себя мыслями, хорошо она поступила или плохо.

После непродолжительного молчания Лолита заговорила снова:

— Я была очень несправедлива к вашему другу, Биной-бабу. Сама не знаю почему, но с первого раза, когда я увидела Гоурмохона-бабу и услышала его речи, я почувствовала к нему неприязнь. Меня возмущало, что он говорил так властно, а вы во всем с ним соглашались и только поддакивали. Я не терплю принуждения — ни словом, ни делом. Но теперь я вижу, что Гоурмохон-бабу умеет принуждать не только других, но и себя, а это — истинная сила воли. Таких людей мне еще не приходилось встречать…

Лолита говорила без умолку. Но к этому ее побуждало не столько раскаяние в том, что она ложно судила Гору, сколько сомнение, закравшееся ей в душу, едва она поднялась на пароход, — сомнение в том, правильно ли она поступила. До сих пор она как-то не задумывалась над тем, что путешествие на пароходе в обществе одного только Биноя не совсем удобно для девушки. Но, твердо зная, что показывать смущение нельзя ни в коем случае, а то окончательно пропадешь со стыда, она храбро болтала, не замолкая ни на минуту. Биной же, наоборот, молчал как убитый. Горькое унижение, выпавшее по воле судьи на долю Горы, стыд за себя, за то, что он собирался выступить в спектакле в доме этого самого судьи, и вдобавок ко всему неловкое положение, в которое неожиданно поставила его Лолита, окончательно лишили его дара речи.