Стихотворения. Рассказы. Гора - Рабиндранат Тагор

С детских лет у нее нередко бывали приступы раздражения, за которыми следовали самые нелепые выходки; но на этот раз дело обстояло гораздо серьезнее. Оттого, что в этой истории оказался замешан Биной, Лолита испытывала тайную радость, вроде той, что доставляет людям запретное удовольствие.

Принять покровительство человека постороннего, разделить его общество, и притом без всякой «охраны» в лице родных или близких, — все это создавало опасное положение, и ей было о чем тревожиться. Но врожденная деликатность Биноя придала этому приключению оттенок чистоты и невинности, и она с особенным удовольствием отметила его удивительную внутреннюю скромность. Ей казалось, что она видит совсем не того Биноя, который бывал у них дома, делил с ними игры и забавы, болтал без умолку, весело шутил, смеялся и умел поддерживать приятельские отношения даже со слугами. Под предлогом заботы о ней Биной мог вести себя на пароходе гораздо свободнее, — но, стараясь держаться подчеркнуто на расстоянии, он сделался еще ближе сердцу Лолиты.

Всю ночь одолеваемая разными мыслями, Лолита ворочалась на своей койке и не могла заснуть. Наконец ей показалось, что начало светать. Осторожно приоткрыв дверь, она выглянула наружу. Напоенная росой предрассветная мгла еще лежала над чистым речным простором и окутывала прибрежные леса; дул свежий утренний ветерок, и по воде бежала рябь; из машинного отделения доносился шум — начинался трудовой день.

Выйдя из каюты, Лолита тотчас увидела Биноя. Он заснул в кресле на палубе, уткнувшись в теплый плащ. Сердце Лолиты дрогнуло. Значит, всю ночь Биной охранял ее сон! Так близко, и так далеко… Лолита быстро скользнула обратно в каюту и, остановившись на пороге, снова посмотрела на Биноя, мирно спавшего на фоне сумрачного речного пейзажа, и ей показалось, что среди звезд, оберегающих покой земли, самым ярким светом горит его звезда. И пока она смотрела так на него, нежность затопила ее сердце и на глаза навернулись слезы.

Ей казалось, что бог, молиться которому научил ее отец, явился ей, что он простирает к ней руки, благословляя ее. И в ту священную минуту, когда на берегу, под сенью дремлющих деревьев, впервые обнялись разгорающаяся заря и уходящий сумрак, в огромном звездном чертоге вселенной прозвучал первый аккорд божественной вины, и в ее мелодии слышались безмерная радость и великое страдание.

В это мгновение Биной во сне пошевелился. Лолита тотчас спряталась в каюте и, заперев дверь, улеглась. Руки и ноги у нее совсем окоченели, и она долго зге могла унять взволнованное сердце.

Постепенно мрак рассеялся, и пароход поплыл дальше. Биной проснулся от пароходного гудка, но остался лежать в кресле и, устремив взор на восток, ждал, когда блеснет первый луч восходящего солнца. Вдруг он заметил, что на палубу вышла Лолита и стала у перил. Он поспешно приподнялся и собрался было скрыться в своей каюте, но она окликнула его и поздоровалась.

— Боюсь, что вы плохо спали эту ночь, — сказала она.

— Да нет, что вы, наоборот… — смущенно ответил юноша.

Из-за горизонта показался краешек солнца, брызнули яркие лучи и зажгли золотые искры в капельках росы, осыпавших листья растущих по берегу бамбуков. Никогда в жизни ни Лолите, ни Биною не приходилось видеть такого восхода. Никогда еще не затрагивала их так сильно красота нарождающегося дня. Сегодня они впервые почувствовали, что небо, словно открытое око, смотрит вниз, безмолвно радуясь каждому новому проявлению мироздания. Все чувства их были обострены до предела, им казалось, что в этот момент они соприкоснулись с великой тайной вселенной. И поэтому ни один из них не мог вымолвить ни слова.

Пароход прибыл в Калькутту. Наняв экипаж, Биной усадил Лолиту, а сам сел на козлы с возницей.

Пока они ехали по улицам утреннего города, ветер настроения Лолиты неизвестно почему изменил направление и подул в обратную сторону. Теперь ее угнетала мысль, что в трудную минуту жизни на пароходе с ней оказался Биной, что он имел такое близкое отношение ко всей этой истории, что он, словно опекун, вез ее домой. Она не могла примириться с тем, что силой обстоятельств Биной получил какую-то власть над ней. Лолита и сама не отдавала себе отчета в том, почему так переменилось ее настроение. Почему мелодия прошлой ночи, столкнувшись с повседневностью, вдруг оборвалась на такой резкой ноте. И когда у дверей дома Биной смущенно спросил, не уйти ли ему, она рассердилась еще больше.

«Он, кажется, воображает, — думала она, — что я боюсь показаться на глаза отцу с ним вместе!» Лолита хотела как можно яснее дать понять ему, что она ни капельки не стыдится своего поступка и готова все рассказать отцу. Поэтому в ее планы отнюдь не входило потихоньку распрощаться с Биноем у дверей, как будто она и вправду была виновата. Лолита хотела сохранить свои отношения с Биноем по-прежнему простыми и ясными, какими они были раньше, и вовсе не была намерена унизить себя в его глазах и допустить, чтобы фантазии и колебания прошлой ночи все изменили между ними.

Глава тридцать первая

Увидев Биноя и Лолиту, Шотиш со всех ног кинулся к ним и, схватив обоих за руки, забросал вопросами:

— А Шучорита? Где она? Разве она не приехала?

Биной обшарил карманы, посмотрел по сторонам и воскликнул:

— Действительно, куда же она делась? Потерялась, наверно.

— Будет вам, — закричал Шотиш, подталкивая Биноя. — Скажи ты, Лолита, где она?

— Шучорита приедет завтра, — бросила на ходу Лолита, направляясь прямо к комнате Пореша-бабу.

Но Шотиш тянул их в другую сторону.

— Пошли, посмотрите, кто к нам приехал.

— Не приставай! — воскликнула девушка, вырывая руку. — Мне нужно к отцу.

— А отец ушел, — сообщил Шотиш, — и вернется не скоро.

При этом известии молодые люди почувствовали некоторое облегчение.

— Ну, так кто же приехал? — спросила Лолита.

— Не скажу, — ответил Шотиш. — Ну-ка, Биной-бабу, угадайте, кто приехал? Никогда не угадаете. Ни за что на свете!

Биной стал перечислять самые невероятные и нелепые имена. Сперва он назвал Сирадж-уд-доулу{185}, затем раджу Нобокришно{186} и, наконец, Нондокумара{187}. После каждого имени Шотиш пронзительным голосом выкрикивал «нет» и доказывал, что присутствие в доме подобных гостей совершенно невозможно. Биной вынужден был сдаться, смиренно заметив, что он совсем не подумал о том, как трудно было бы добраться до их дома такому гостю, как Сирадж-уд-доула.

— Во всяком случае, — заключил он, — пусть сначала твоя сестра сходит и посмотрит, в чем дело, а в случае необходимости позовите и меня.

— Да нет же, — упорствовал Шотиш, — пошли все вместе.

— Куда же идти? — спросила Лолита.

— На самый верх.

В одном уголке крыши была пристроена небольшая комнатка. С южной стороны к ней примыкал навес, защищавший ее от солнца и дождя. Послушно следуя за Шотишем, Биной и Лолита пришли туда pi увидели пожилую женщину в очках, которая сидела под навесом на небольшой циновке и читала «Рамаяну» Криттибаша{188}. Одна дужка ее очков была сломана и заменена веревочкой. На вид женщине было лет сорок пять. Спереди надо лбом волосы ее уже начали редеть, но лицо было свежее и гладкое, как спелый плод. Между бровей виднелся несмываемый знак касты. Украшений, однако, на ней не было, и одежда была вдовьей.

Увидев Лолиту, женщина сняла очки и, отложив книгу в сторону, стала взволнованно всматриваться в ее лицо. Но, заметив Биноя, который шел позади, она натянула на голову край сари и направилась было в комнату. Однако Шотиш успел схватить ее за руку.

— Ну зачем ты убегаешь, тетя? — воскликнул он, — это же наша Лолита, а это Биной-бабу. Старшая сестра приедет завтра.

Такой краткой рекомендации оказалось достаточно. Без сомнения, все сведения о Биное-бабу были сообщены еще раньше, потому что, если уж Шотиш дорывался до интересовавшей его темы, остановить его, прежде чем он не выболтает все до конца, было невозможно.

Лолита стояла в молчаливом изумлении, не понимая, что за «тетя» появилась у Шотиша. Но когда Биной низко склонился и взял прах от ног пожилой женщины, девушка тотчас последовала его примеру.

Затем тетя принесла из комнаты большую циновку и, расстелив ее, пригласила:

— Садись, сын мой, и ты, дитя мое, сядь!

Когда Биной и Лолита уселись, она села сама, а Шотиш примостился возле нее. Крепко обняв его правой рукой, она сказала:

— Вы меня, наверное, не знаете, но я — тетя Шотиша, его мать приходилась мне родной сестрой.

И не столько эти простые слова, как что-то в ее лице и тоне сказало им о горькой, слезами омытой жизни, прожитой этой женщиной. Поэтому когда она, прижав мальчика к груди, произнесла: «Я — тетя Шотиша», — Биной в душе почувствовал к ней глубокое сострадание.