Куратор - Оуэн Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может, она задумалась, пока шла от черного хода, или не обратила внимания из-за пыли, повисшей в залах, но Роберт поменял головы. Он зачем-то снял с зажимов головы печатницы и пильщика и в шутку поменял местами.
Взгляд Ди упал на часовщика, трудившегося бок о бок с выставкой печатного дела: на шее часового мастера оказалась голова женщины-лейтенанта. Голова сидела криво, и казалось, будто женщина поглядывает на Ди, хотя руки часовщика по-прежнему держали длинные булавки.
Ди двинулась дальше.
Один из двух инженеров, управлявших паровым двигателем, стоял с головой пильщика. Взгляд его тоже был направлен на Ди. Маленький молоток с круглым бойком, зажатый в кулаке, которым инженер чинил один из клапанов, казался предупреждением не приближаться. Голову пожарного заменили на голову часовщика и тоже направили лицом в сторону Ди; в глазнице так и осталась зажатая лупа-монокль.
Теоретически перемена голов должна была показаться смешной из-за легкости, возможности и дурашливости самой затеи, но эффект получился жутковатым. Восковые фигуры всегда казались Ди эхом настоящих людей, а сейчас эхо вдруг изменилось, становясь громче вместо того, чтобы затихать. На миг Ди обдало жаром от шальной мысли, что она нечаянно вторглась в реальную жизнь воображаемых людей.
Она пошла быстрее, но через несколько шагов увидела Роберта и снова остановилась.
Δ
Он не смотрел на нее, он сидел на корточках, занимаясь велосипедным колесом. Черные волосы были слегка взъерошены, будто он почесал в затылке от досады или недоумения, как это Ди могла пройти мимо и не заметить. Кровь из отрубленной шеи пропитала плечи куртки механика, а из макушки торчал металлический штырь. Пробив череп насквозь, штырь соединял голову с телом восковой фигуры.
Значит, это не Роберт закрыл входную дверь и подстроил розыгрыш с манекенами.
– Где вы? – проговорила Ди.
Капитан Энтони кашлянул. Без рубашки, но в военных брюках и ботинках, он показался в проеме двери, ведущей на лестницу. В сложенных на груди руках он баюкал большие ржавые клещи. Ди даже удивилась, как она вообще могла надеяться сбежать от него.
– Мисс Дора.
Ди знала, что ее ждет, и как ни ненавидела она этого человека, в душе считала свое наказание заслуженным. Но Роберт ни в какой мере не заслужил того, что это чудовище с ним сотворило. Несправедливость стала почти нормой в этом мире и в жизни Ди, однако по-прежнему обладала властью выдавить воздух из ее груди и исторгнуть из нее неслышный крик.
Белые зубы капитана Энтони блеснули в сером сумраке.
– Я толкнул один из ваших манекенов, когда присматривал за музеем в ваше отсутствие, а голова возьми и отскочи и покатись по полу – трампити, трампити, трампити! Жаль, вы не видели, как я за ней погнался, мисс Дора! Я выглядел дурак дураком. Зато мне пришла в голову мысль: «Когда придет время, я ее разыграю и тоже слегка напугаю. Пусть подумает, что манекены решили ее сцапать». – Прихрамывая, Энтони двинулся к ней, лавируя между музейными витринами. – Я вас напугал?
– Да, – ответила Ди.
– Здорово! Я никогда не умел шутить, но знаю, что люди любят посмеяться. Я стараюсь научиться.
В нескольких футах он остановился и одарил Ди довольно близким подобием сочувственного взгляда. Гримаса была правильной, но в глазах чего-то недоставало. Когда Ди заглянула в эти глаза, она будто увидела жирную муху, бьющуюся изнутри о стекло. Ее сосед был этой мухой, а мир всегда оставался для него за стеклом, непонятный и крайне занимательный.
– Я хотел поговорить с мистером Барнсом подольше, но, по-моему, мы и так обсудили все важные темы. Теперь я понимаю, почему вы были к нему неравнодушны, мисс Дора. Он заверил меня, что вы невиновны: это он настоял, чтобы вы заняли музей, и сфальсифицировал документ. Он был, пожалуй, убедительнее всех, с кем я имел удовольствие общаться. – Энтони покачал головой в отвратительно фальшивой демонстрации соболезнования. – Мне искренне жаль. Я восхищен глубиной его признания, это я могу вам честно сказать.
– Какой документ? – переспросила Ди, не понимая, как еще удерживается на дрожащих ногах.
– Постановление, передававшее в ваше распоряжение Общество психейных исследований. Текст документа был изменен, и вам был передан Национальный музей рабочего. Я нашел постановление, пока вы отсутствовали, а я присматривал вместо вас за музеем.
Ди с трудом вспомнила разговор на площади перед мировым судом. Роберт сам написал распоряжение, а Ван Гур назвал документ изрядным и подписал. Они с Робертом изменили название учреждения, когда обнаружили, что здание Общества сгорело, а музей стоит брошенный.
– Знаете, мисс Дора, я с самого начала подозревал, что так и окажется, – продолжал гигант. – Не представляю, чтобы вы нарушили закон. Такая маленькая, днем и ночью трудились как пчелка, чтобы навести порядок в этом сарае, сделать его презентабельным, дать возможность простому человеку взглянуть на себя. Я старался сохранить беспристрастность, не поддаваться симпатии, но жить рядом с вами все эти недели… Вы же не будете против, если я признаюсь, что очень полюбил вас? Иногда мне казалось, будто мы почти коллеги. Разговор с мистером Барнсом снял камень с моей души. Он обеспечил себе обвинительный приговор, весьма мужественно взяв вину за преступление на себя. – Капитан Энтони продолжал, постукивая клещами по бицепсу: – Я знаю, что на вас нет греха, мисс Дора. Возможно, вы единственное безгрешное существо в целом свете, никогда не причинявшее другому зла.
Ди неотрывно смотрела на него.
– Безгрешное существо. – Она снова поглядела на затылок Роберта, на его взъерошенные волосы. Возможно, он сам растрепал их в задумчивости или это она взлохматила отросшие пряди, лежа в его объятьях. – Безгрешное существо.
– Состоя при особом поручении, невольно усомнишься, существует ли на свете тот, который ни разу не ходил кривой дорожкой. Вы восстановили мою веру, мисс Дора. – Гигант выглядел таким довольным, будто готов был пуститься в пляс. – Прежде чем мы окончательно утрясли вопрос с мистером Барнсом, я прочитал ему ваше письмо.
– Письмо… – Дора судорожно вздохнула и уловила исходивший от гиганта запах. Ее замутило – от капитана Энтони пахло кровью. Кровью Роберта.
– Вряд ли мистер Барнс возражал бы против того, чтобы я рассказал вам, как он плакал, слушая чтение. Я и сам чуть не прослезился. Очень милое и трогательное письмо, мисс Дора. И я не держу на вас зла за то, что вы написали, будто я опасен. – Он улыбнулся, почесывая клещами волосатую грудь. – Потому что ведь это чистая правда, да? Однако мне
