Конан Бессмертный - Роберт Говард

— Вот и нет больше предателя Дауры. Так, а теперь Зехбех... Клянусь Аджуджо, куда подевался этот негодяй?

Зехбех исчез, пока все взоры были прикованы к происходящему на площади.

— Конан,— обернулся к варвару Сакумбе,— думаю, тебе лучше собрать воинов. Едва ли мой собрат-король просидит эту ночь сложа руки.

Конан подтолкнул Эмерика вперед.

— Король Сакумбе, это Эмерик из Аквилонии, мой бывший соратник по оружию. Пусть он будет моим помощником. Эмерик, вам с девушкой лучше оставаться пока при короле, поскольку города вы не знаете. Убьют вас чего доброго, если влезете в драку.

— Я рад знакомству с другом доблестного Амры,— провозгласил Сакумбе,— Зачисли его на довольствие, Конан, и поднимай воинов... клянусь Деркето, этот негодяй не терял даром времени! Смотри!

Откуда-то издалека донесся странный шум. Соскочив с помоста, Конан бросился отдавать приказания чернокожим командирам. Гонцы его бросились врассыпную. Вдали послышался рокот барабанов, по которым отбивали дробь коричневые ладони.

На другом конце площади возник отряд обряженных в белое всадников. Размахивая копьями и ятаганами, они принялись теснить чернокожих. Не устояв перед их натиском, негры-копейщики дрогнули, ряды их смешались, один за другим падали они под ударами клинков. Стражи Сакумбе сплотились вокруг помоста с двумя тронами.

Вся дрожа, Лисса прижалась к Эмерику.

— Кто с кем сражается? — шепотом спросила она.

— Это афаки Зехбеха,— пояснил юноша,— Они пытаются убить черного короля, чтобы их вождь стал единственным правителем.

— Они пробьются к трону? — Она указала на людей, яростно дерущихся на площади.

Пожав плечами, Эмерик покосился на Сакумбе. Негритянский король раскачивался на троне, немало не встревоженный происходящим. Подняв к губам золотой кубок, он отхлебнул вина. Затем протянул второй кубок Эмерику.

— Должно быть, ты умираешь от жажды, белый, ведь после долгой дороги у тебя не было времени передохнуть,— сказал oh.— Пей!

Эмерик поделился питьем с Лиссой. Лошадиное ржание, стук копыт, лязг оружия и крики раненых сливались в чудовищную какофонию. Повысив голос, чтобы перекричать шум, Эмерик заметил:

— Ты, владыка, должно быть, отважный человек, если можешь оставаться столь безучастным ко всему. Или же...— Эмерик осекся, не договорив.

— Или же глупец,— закончил за него король, рассмеявшись.— Нет, я просто трезво смотрю на вещи. Я слишком толст, чтобы скрыться от солдат, тем более от всадников. Так что стоит мне обратиться в бегство, как мой народ закричит, что все пропало, и бросит меня на произвол судьбы. Но если я останусь здесь, есть шанс, что... А, вот и они!

Черные воины хлынули на площадь, и ход сражения изменился. Там и тут конники-афаки начали отступать. Раненые лошади вставали на дыбы и падали, погребая под собой всадников, других стаскивали на землю мощные черные руки или выбивали из седла копьями. Вскоре хрипло запела труба. Оставшиеся афаки развернули коней и поскакали прочь. Шум битвы стих.

Наступило безмолвие, если не считать стонов раненых. С боковых улиц вышли темнокожие женщины в поисках родни, чтобы унести уцелевших и оплакать погибших.

Сакумбе невозмутимо восседал на троне, потягивая вино, когда появился Конан с окровавленным мечом в руке, в сопровождении черных воинов.

— Зехбеху удалось бежать с большинством афаков,— объявил он,— Мне пришлось слегка остудить пыл твоих парней, чтобы они не перебили жен и детей афаков. Они могут нам понадобиться в качестве заложников.

— Хорошо,— произнес Сакумбе,— Выпей!

— Отличная мысль!

Большими глотками Конан осушил чашу. Затем покосился на пустой трон рядом с Сакумбе. Черный король проследил за его взглядом и ухмыльнулся.

— Ну? — спросил Конан.— Что скажешь? Получу я его?

Сакумбе тоненько хихикнул.

— Да уж, ты всегда готов ковать железо, пока горячо. Ты не изменился, киммериец.

Затем король произнес несколько слов на языке, которого Эмерик не знал. Конан бросил что-то в ответ, кажется, они принялись спорить. В этот момент по ступеням взобрался Аския и поспешил присоединиться к спору. Он велеречиво доказывал что-то, бросая недобрые взгляды на Конана и Эмерика.

Наконец Сакумбе заткнул рот колдуну единственным хлестким словцом и поднял свою массивную тушу с трона.

— Народ Томбалку! — призвал он.

Люди со всей площади повернулись к помосту. Сакумбе продолжил:

— Негодяй и предатель Зехбех бежал из города, и один из двух тронов Томбалку опустел. Вы видели Конана, он могучий воин. Достоин ли он быть вашим королем?

После нескольких мгновений молчания раздались одобрительные выкрики. Эмерику показалось, кричали в основном воины племени тибу, из отряда Конана, но вскоре к ним присоединились и другие. Сакумбе подтолкнул Конана к пустующему трону. Народ разразился ликующими воплями. На площади, откуда уже были убраны трупы и тела раненых, вспыхнули костры. И вновь застучали барабаны, на сей раз созывая людей не на битву, но на торжество.

Много позже Конан вел Эмерика с Лиссой, шатающихся от вина и усталости, к скромному жилищу, что он подыскал для них. Перед тем как проститься, Эмерик спросил его:

— Что это за язык, на котором вы говорили с Сакумбе? И о чем вы спорили с ним?

Конан расхохотался.

— Это прибрежное наречие, которого здесь никто не знает. И мы с ним не спорили — Сакумбе говорил, что мы неплохо поладим как короли, если только я не забуду, какого цвета у меня кожа.

— Что он хотел этим сказать?

— Что мне нет смысла пытаться лишить его власти и интриговать против него, потому что черных теперь здесь подавляющее большинство и они никогда не пойдут за белым королем.

— Почему же?

— Да потому, что их слишком часто грабили, резали и продавали в рабство белые бандиты из Стигии и Шема, я думаю.

— А этот колдун, Аския? Чем он был недоволен?

— Предупреждал короля, что нам нельзя доверять. Будто бы духи сказали ему, что мы уничтожим Томбалку. Но Сакумбе велел ему заткнуться и заявил, что слишком хорошо меня знает и доверяет куда больше, чем какому-то шаману.— Конан зевнул, точно сонный лев.— Ладно, ступай уложи свою девочку в постель, пока она не заснула стоя.

— А ты?

— Я? Пойду назад. Праздник еще только начался!

 4

 Месяцем позже Эмерик, весь в поту и в пыли, натянул поводья лошади, глядя, как проносятся мимо его эскадроны. Все утро, как и многие дни до того, он раз за разом пытался вбить в них азы кавалерийской науки: «Вперед шагом!», «Вперед рысью!», «Вперед галопом!», «В атаку!», «Стой!», «Назад!», «Вперед шагом!» И так без конца.