Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

Тевтонцы после 1291 года тоже решили оставить Кипр. Какое-то время они базировались в Венеции, а потом полностью переключились на крещение Балтики — эта задача обеспечит их занятием на весь XIII век. Как и госпитальеры, переехавшие на Родос, тевтонцы хотели не только сражаться с неверными, но и обзавестись государством, которое гарантирует им политическую независимость, а при необходимости и неприкосновенность. Одновременно с процессами против тамплиеров папа Климент V инициировал расследование предполагаемых злодеяний тевтонцев в Ливонии, где они якобы якшались с язычниками и третировали местных священников. В 1309 году штаб-квартиру ордена перенесли в Мариенбург (Мальборк в современной Польше), внушительную крепость на берегу реки Ногат. Вместе с рядом других крепостей Мариенбург стал основой военно-монашеского государства тевтонцев, которое в конце XIV века простиралось от Данцига (Гданьска) на юго-западе до самых дальних северных окраин Эстонии.

Этот процесс колонизации уходил корнями в причастность тевтонского ордена к движению крестоносцев, и свою экспансионистскую политику они по-прежнему подавали под соусом защиты христиан и очищения земли во имя Христа. Но после 1386 года языческие соседи тевтонцев фактически исчезли: Ягайло, последний языческий великий князь Литвы, объединил свое княжество с королевством Польским и принял католичество. В 1410 году этот бесстрашный государь (известный теперь под христианским именем Владислав II Ягелло) разгромил тевтонских рыцарей в Грюнвальдской битве, которую называют также битвой при Танненберге, и крупные репарации, наложенные на рыцарей, ознаменовали начало долгого медленного заката тевтонского государства, которое окончательно прекратило существование в XVI столетии. Хотя некоторые из новобранцев, сражавшихся в рядах тевтонских рыцарей при Грюнвальде, называли себя крестоносцами, на самом деле какой-либо серьезной цели, имеющей касательство к крестоносному движению, им уже давно не предлагалось.

Исчезновение военных орденов из разгромленных государств Латинского Востока в начале XIV столетия — важное событие: вкупе с упорным обесцениванием идеи крестового похода папами, превращавшими его в оружие против своих политических оппонентов, оно знаменовало удаление с ключевого и символического для крестоносцев театра действий тех институтов, что еще способны были вести постоянную искупительную войну против господствующих в Сирии и Палестине мусульманских держав. Само собой разумеется, что у движения крестоносцев, по крайней мере с 1120-х годов (а может, и с самого начала), существовало множество проявлений помимо борьбы за Иерусалим. Но лишившись этой центральной, побуждающей к действию задачи, движение крестоносцев постепенно утратило всякое ощущение целостности, как и способность объединять ведущие державы христианского Запада общей высшей целью. В XIV веке еще случались волнующие столкновения между коалициями христианских держав и мусульманами или другими неверными: морские победы так называемых лиг крестоносцев Венеции, Кипра и госпитальеров Родоса или захват и разграбление мамлюкской Александрии силами морской армады короля Кипра Петра I в 1365 году. Но Крестовые походы XIV столетия не шли ни в какое сравнение с грандиозными экспедициями XII и XIII веков, во главе которых вставали западные монархи и аристократы, и почти не оказывали влияния на регион в целом.

По правде говоря, лишившись центра притяжения в Иерусалиме и латинских государствах Востока, движение крестоносцев обречено было рассыпаться на разрозненные второстепенные кампании — с блестящей историей, но утрачивающие значение в глазах как королей, так и простых верующих. И когда это случилось, организовать масштабную интернациональную военную кампанию по завоеванию дальних стран ради торжества христианства уже не представлялось возможным. Такие кампании превратились в объект несбыточных мечтаний и реализовались лишь в виде нелепых планов, лелеемых благонамеренными, но оторванными от реальности людьми, подобными венецианцу Марино Санудо, автору блестящей, но исключительно воображаемой военной кампании, которая еще на стадии планирования уже была пережитком прошлого.

Глава 27. Дивный новый мир

Не бывает похода достойнее, чем поход ради служения Господу…

Весной 1390 года Генрих Болингброк, двадцатитрехлетний двоюродный брат короля Англии, собрал компанию из сотни друзей и вассалов и переправился через Ла-Манш, чтобы принять участие в рыцарском состязании. Турнир, куда они направлялись, должен был состояться неподалеку от принадлежавшего англичанам города Кале — в местечке Сен-Инглевер. Осенью предыдущего года герольды анонсировали его с большой помпой, изо всех сил стараясь взволновать сердца и разжечь гордость в кругах молодых, одержимых статусом аристократов, где вращались люди, подобные Болингброку. Хозяином турнира был француз, почти ровесник Болингброка и самопровозглашенный образец рыцарства, Жан II ле Менгр по прозвищу Бусико. Призы обещались бесценные: честь, слава и репутация человека, не знающего страха[815].

Даже просто обменяться ударами копий с Бусико почиталось за честь. С двенадцати лет он участвовал в битвах по всей Европе, сражаясь с бургундцами в Нормандии, англичанами в Британии и Гаскони и восставшими фламандцами во Фландрии. Он принимал участие в бесконечном крестовом походе на Балтике, сражался бок о бок с тевтонскими рыцарями против литовских язычников в Пруссии. Съездил в Константинополь и совершил паломничество в захваченный мамлюками Иерусалим. Он даже побывал в Дамаске, где со времен собственного неудавшегося паломничества томился в плену родственник французского короля граф д’Э. Бусико, и провел там три месяца в качестве добровольного заложника, пока шли переговоры об освобождении графа. Сам юноша был, по словам восхищенного биографа, его современника, «привлекательной внешности… обходительный, приветливый и жизнерадостный, немного смуглый, но этот яркий цвет лица шел ему», такой отчаянный, что слугам приходилось порой сдерживать Бусико ради его же собственного блага, и такой сильный, что мог «сделать сальто в полном вооружении, сняв один лишь только шлем, и танцевать в полном доспехе»[816]. Турнир, организованный им в Сен-Инглевере, был, что неудивительно, лихим и молодецким. Он сам и два его лучших товарища расположились в поле под гигантским вязом, на котором развесили щиты со своими гербами. Они поклялись сразиться с каждым, кто прискачет к вязу и бросит им вызов, сбив своим оружием один из щитов. Когда вызов будет принят, каждый рыцарь должен пять раз выехать с копьем против Бусико или одного из его компаньонов. Чтобы сбить с коня любого из них, нужно было быть очень опытным воином.

Поездку Болингброка на состязание с Бусико в Сен-Инглевер, в которой его сопровождало более сотни английских рыцарей, одобрил и оплатил его отец, Джон Гонт, один из богатейших магнатов Западной Европы. Значительную часть своего состояния Гонт унаследовал: он был дядей короля Ричарда II и герцогом Ланкастера, и английские земельные владения Гонта уступали по размеру разве что владениям самого короля. Но еще больше он взял в ходе военной кампании, которая — технически — считалась крестовым походом. В 1380-х годах Гонт провел четыре года, сражаясь на Пиренейском полуострове за корону Кастилии, на которую он претендовал по праву жены Констанции, старшей дочери и наследницы кастильского короля Педро Жестокого. Доходом от этого крестового похода он и оплатил путешествие сына.

Тот факт, что в этом так называемом крестовом походе Гонт сражался с христианами — людьми, верными его сопернику, кастильскому претенденту на корону Хуану Трастамара, — а не с испанскими мусульманами, которые к тому моменту правили на юге Испании единственным эмиратом — Гранадой, ничего не значил. В конце XIV века папство пребывало в расколе, и между 1378 и 1417 годами существовало сразу два (а в какой-то момент даже три) соперничающих папы: один в Риме, другой в Авиньоне. Это означало, что война, которую вел Гонт, запросто могла получить статус крестового похода, поскольку он был сторонником папы римского Урбана VI, а Хуан Трастамара поддерживал авиньонского антипапу Климента VII. Урбан с той же готовностью, что и все его предшественники, использовал крестовый поход в качестве орудия достижения целей церкви. В общем, Гонт отправился в крестовый поход за короной, и хоть короны он не добыл, зато в 1388 году закончил дело миром, отдав свою дочь Екатерину замуж за сына Хуана Трастамары, и испанцы отвалили ему за это столько золота, что для перевозки его в Англию потребовалось сорок семь мулов[817]. Озолотившись и разжившись гордым званием крестоносца, Гонт захотел, чтобы его сын Болингброк пошел по стопам отца.