Не будите Гаурдака - Светлана Багдерина

— Помоги мне встать, не лежи просто так!!!

Словно очнувшись от смурного сна, отряг зашевелился, затряс исступленно головой, защупал лихорадочно и бестолково по траве руками в поисках оружия, но первое, на что он наткнулся, был маг.

— Встать помоги!!! — гаркнул Адалет так, что остатки ступора вмиг покинули замутненный мозг молодого воина, и тот вскочил, готовый к бою — топор в одной руке, чародей — в другой.

Вывернувшись из оставшегося в железной хватке Олафа плаща, старик торопливо выкрикнул заклинание, и посох, выскользнувши из его руки, ткнул наконечником куда-то вперед и влево.

— Они там! — выкрикнул маг, выхватил из воздуха посох и, зажав его подмышкой подобно копью, бросился в указанную им же сторону.

Отряг, ревя во всё горло боевой клич своего рода и размахивая топорами как веерами, сломя голову кинулся за ним.

Впрочем, спринт их завершился быстро.

Всего в нескольких метрах от места их падения туман внезапно потемнел, будто вода в аквариуме с испуганной каракатицей, и в ноздри ударила подобно кулаку великана волна непереносимого зловония.

Отвратительный смрад — гниль, настоянная на плесени — не хуже любой скалы остановил людей и заставил отшатнуться и беспомощно спрятать лица в одежде.

Не отнимая эталона благовоний — пропитанного грязью и конским потом рукава — от носа, Адалет вскинул посох в направлении наползающей тьмы, и ослепительная струя света разрезала черную мглу, словно сжигая ее, превращая в бесформенные угольно-черные хлопья.

— Хель и преисподняя…

Всего в десятке метров от них показалась потерянная так недавно и так давно дорога.

На ближней обочине которой, рядом друг с другом, всё еще сжимая в руках бесполезное оружие, недвижимо лежали лукоморцы.

А над ними, метрах в двух, висело черное, как смоль, облако размером с крестьянский дом. От него к беспомощным телам тянулись, извиваясь и колышась на отсутствующем ветру, тонкие нитевидные щупальца.

— Кабуча!!!!!!!

Рев Адалета, свист вылетевшего из посоха огненного шара и нечленораздельный, но полный ужаса и ярости вопль бросающегося в атаку конунга слились в один протяжный оглушительный вой, заставивший содрогнуться даже летучего кровопийцу.

Рассекая со свистом топорами зловонный воздух, Олаф несся на врага как выпущенный из катапульты булыжник, но шар волшебника обогнал его и с шипением погрузился в раздутое брюхо жуткого бесформенного существа.

Щупальца его дрогнули и замерли.

— Ага, не нравится!!!

Шар за шаром покидали раскалившийся набалдашник пылающего пронзительно-желтым светом посоха, и один за другим беспощадными снарядами пронзали отшатнувшуюся и скукожившуюся тварь.

— Мьёлнир!!!.. Мьёлнир!!!..

Оглушительный рев разорвал черные горелые клочья волшебного тумана, и Олаф, остервенело размахивая топорами, перескочил через неподвижные тела друзей и вклинился между отдернувшимися под натиском магии Адалета, но всё еще жадно тянущихся к лукоморцам щупальцами.

— Олаф, нет!!! Не подходи!!!..

Но волшебник мог с таким же успехом воззвать к самому туману.

Удар, другой, третий, четвертый градом сыпались на одутловатое брюхо вампира и угольные нити, как камнепад. Свистел рассекаемый с невероятной скоростью воздух, сверкала сталь, ревел как раненный бык отряг, готовый зубами рвать мерзкую тварь…

Ничто не могло остаться целым в такой мясорубке.

Ничто, кроме грязного летающего монстра.

Оправившись от первого замешательства, он потемнел, словно наливаясь черной кровью, вздохнул утробно и вдруг принялся пухнуть.

Рубленые и прожженные раны в его боках стали дрожать и затягиваться прямо на глазах.

— Олаф, прочь!!! Щупальца!!!..

Ведомый, скорее, инстинктом самосохранения, чем советом Адалета, отряг бросился на землю, перекатился, уворачиваясь в последнюю секунду от оживших и вновь возжаждавших крови вновь гибких нитей и… наткнулся на два вкопанных в землю столба.

Которые тут же взлетели вверх.

— Хель и…

Печальное ржание было ему ответом.

— Дура!!! — неистово рявкнул он, вскочил…

Злополучная лошадь, запутавшись поводьями в кустарнике, лишь отчаянно мотнула головой.

— Дура!!! — еще раз гаркнул отряг, махнул топором, снося половину придорожных зеленых насаждений в радиусе двух метров, пленивших непутевую лошадь и, не оглядываясь, бросился к Адлету.

— Я иду!!!..

Плюющиеся жидким пламенем лохматые сферы с низким гудением шмелей одна за другой вырывались из посоха мага и устремлялись то к щупальцам тучеобразного теперь монстра, то в брюхо, то во фланги, выжигая дыры и клочья призрачной плоти на своем пути, но существо, казалось, ни сдаваться, ни сдуваться не собиралось.

Шаг за шагом и шар за шаром, Адалет отступал.

Шаг за шагом и шар за шаром, тварь приближалась.

— Я не могу ее прикончить!!!.. Беги отсюда!!! Забирай их и беги!!! — разрезал напоенный гнилью и смертью воздух пронзительный голос мага. — Я за тобой!..

— Я…

Больше всего на Белом Свете юному воину хотелось с кличем «Мьёлнир, Мьёлнир!» накинуться на черную мерзость подобно ледяному шторму и сгинуть со славой в неравном, но яром бою…

Но он был не просто воином.

Он был конунгом.

А это значит, что в крови его, в костях, в сердце и в мозгу веками и поколениями его предков вбито было знание того, когда надо умирать, а когда — отступать.

И он, скрипя зубами от исступленного бессилия, сунул топоры за спину, метнулся к друзьям, сгреб их в охапку одной мощной лапой и кинулся бежать.

— Кобыла, Олаф, кобыла!!! — чародей, оторвавшись на секунду от поливания черной твари огнем, повернул голову и свирепо ткнул пальцем в замешкавшуюся отчего-то у поверженных кустов лошадь.

— Какая еще в Хел горячий кобыла!!!..

Но, послушный воле мага-хранителя, изрыгая сквозь стиснутые зубы отборные отряжские проклятия, юный конунг развернулся на ходу, бросился к освобожденной лошади, и… коротко крякнув, закинул на плечо и ее.

Пресловутый Боливар, молодой и холеный, с трудом мог вынести одного.

Безымянная пожилая кобыла кавалерийским галопом, сотрясающим землю и заставляющим булыжники дорожного полотна испуганно подпрыгивать, вырвала из щупалец черного тумана четверых.

Озверевшее от ран и близости крови чудище погналось было за ускользающей добычей, но скорость, видно, никогда не числилась среди его достоинств, а огненные шары чародея, хоть и не смертельные, километра через полтора замедлили его до полной, хоть и томительно-нескорой остановки.

Задыхаясь и хрипя, лошадь вылетела из царства промозглой мглы на чистый свежий воздух, и пасмурный вечер с его серостью и моросью показался людям солнечным утром.