Миля над землей - Лиз Томфорд

не могу точно сказать, пытается ли он убедить себя или меня.

Проходит слишком много минут, и меня охватывает знакомое внутреннее предчувствие. Я сажусь за кухонный стол, открываю ноутбук Зандерса. Направляясь прямиком в Гугл, набираю его полное имя.

Как я и предполагала, в интернете уже появились фотографии нашей встречи на улице, экран пестрит заголовками.

«Таинственная женщина с Эваном Зандерсом из “Чикаго”».

«Кто она?»

«Вы хотели знать, где Зандерс прятался весь сезон? Что ж, теперь мы это знаем».

– Слишком поздно, – говорю я ему, пока он продолжает лихорадочно печатать на своем телефоне.

– Что? – рассеянно откликается он.

– Зи, – окликаю я резко и сосредоточенно, чтобы привлечь его внимание. Зандерс расстроенно хмурит брови, смотрит на меня, и его глаза темнеют, говоря мне, что он уже знает, как это отразится на нас. – Слишком поздно. Им уже все известно.

41. Зандерс

Прошлая ночь была кошмаром.

Случилось худшее, что могло случиться.

Ну, почти худшее. Единственным светлым пятном в нашей встрече на улице было то, что никто не сфотографировал лицо Стиви. Единственные фотографии, которые гуляют по интернету, демонстрируют ее спину, хотя мое лицо на виду. К счастью, пальто Стиви прикрывало ее рабочую униформу, но ее фирменные каштановые кудри выставлены на всеобщее обозрение, предоставляя всему миру возможность строить догадки.

Вопросов нет, всем интересно, не очередная ли это моя интрижка. По тому, как я пытаюсь прикрыть ее, и по выражению крайнего шока на моем лице становится ясно, что она – нечто более важное. Прошлой ночью рядом с нашей фотографией довольно быстро появилась надпись «Девушка».

Я почти не спал.

Рич так и не вышел на связь, и он и моя команда по связям с общественностью пальцем о палец не ударили, чтобы помочь мне, когда я больше всего в них нуждался.

Но самое худшее – не возможные последствия, которые эта ситуация может иметь для продления моего контракта или работы Стиви. Самое худшее – интернет-тролли, прячущиеся за своими клавиатурами и заполняющие темы сообщений словами ненависти в адрес моей девушки.

Прямо сейчас я больше всего беспокоюсь не о своем будущем в хоккее с «Чикаго». Дело не в потере имиджа. Все мои мыс ли – о том, что я позволил своему любимому человеку оказаться в центре внимания, потому что людям нравится меня обсуждать.

Я стал чрезмерно опекать Стиви, особенно из-за того, что она думает о себе и своем теле. Теперь из-за меня и моего отрицательного имиджа бесконечные комментарии заполоняют интернет, унижая ее и поддерживая внутреннюю неуверенность в себе, с которой она и так борется.

Одно дело, когда жестокие слова адресовались лично ей, и небольшая компания паршивых людей, которые ее окружали, говорили ей, что она недостаточно хороша, но когда это решает сделать весь интернет? Боюсь, мой голос недостаточно громок, чтобы заглушить эту шумиху.

И, конечно, поскольку люди пользуются интернетом, чтобы распространять ненависть, комментаторы не рады за меня и не в восторге от того, что я с кем-то встречаюсь. Они отвратительны и нападают, нанося удары ниже пояса, и я беспокоюсь, что они угодят в цель.

После того, как Стиви сорвалась на прошлой неделе в ванной, это последнее, что ей нужно.

Я должен был быть осторожнее. Мне следовало быть осторожнее. Мы были осторожны, осмотрительны, и, недолго думая, я предложил ей зайти со мной в мой дом, взявшись за руки, и из-за меня мы вляпались в эту историю.

Я был на вершине блаженства после нашей победы, и все рухнуло всего через несколько часов.

В квартире царит мертвая тишина. Ни телевизора на заднем плане, ни музыки. Только тишина. Тишина жутковатая, как будто мы оба знаем, что, как только мы заговорим, нам придется иметь дело с настоящей бурей.

Допивая третью чашку кофе за утро, я приношу в спальню еще одну свежую чашку для Стиви. Бо́льшую часть ночи я не спал, расхаживал по гостиной и рылся в интернете, но когда я в последний раз заглядывал в спальню, она наконец заснула.

Однако на этот раз, войдя в комнату, я обнаруживаю, что Стиви проснулась и лежит в постели спиной ко мне. Одной рукой она держит Рози, а другой прокручивает что-то в телефоне, и даже с другого конца комнаты я узнаю изображения на экране. После того как я смотрел на них всю ночь, они отпечатались у меня в мозгу.

И в тот момент, когда она пытается незаметно смахнуть слезу, я понимаю, что она тоже читала полные ненависти комментарии.

– Ви, пожалуйста, не смотри это, – умоляю я, присаживаясь рядом с ней на кровать. Ставлю ее кофе на тумбочку и осторожно забираю у нее из рук телефон. – Тебе не нужно это читать.

– Почему люди такие злые?

Ее голос слабый, почти неслышный.

– Не знаю, милая. Я этого не понимаю.

– Твой агент звонил?

Надежда. Столько надежды светится в ее покрасневших глазах.

– Нет, пока нет.

Делаю долгий глубокий вдох, меня охватывает разочарование. Рич все время давил на меня, а теперь решил поиграть в молчанку? Когда мне нужна его чертова помощь?

– От твоих коллег есть что-нибудь? – Я успокаивающе провожу рукой по ее ноге.

– Инди написала мне, чтобы я проверила, как дела, но от Тары ничего нет, – она кивает головой, напоминая себе, что это хорошо. – Пока нет.

Я смотрю на нее и не могу найти огонь, который обычно излучает моя девушка.

– Ви, ты в порядке?

Ее плечи приподнимаются, на губах появляется грустная полуулыбка.

Между нами повисает молчание, ни один из нас не знает, что сказать.

– Могу я вообще выйти из здания? – наконец спрашивает она.

– Да. Охрана очистила территорию, но я попрошу кого-нибудь проводить тебя, когда ты решишь уйти.

– Думаю, я готова.

У меня падает сердце.

– Ты хочешь уйти?

Она кивает, отводя взгляд, но я вижу плавающую в сине-зеленых глазах печаль.

– Я хочу поговорить с братом.

Конечно, она хочет с ним поговорить, но я бы хотел, чтобы она этого не делала. Я бы хотел, чтобы она осталась здесь и поговорила со мной. Рассказала мне, как она себя чувствует. Сказала, готова ли она открыться публике, но ей не нужно мне ничего говорить, потому что это видно по ее лицу.

Она к этому не готова. Она не может справиться с негативным вниманием, которое возникает из-за того, что она связана со мной, и я ее не виню.

– Хорошо, – сдаюсь я. – Тогда я дам тебе возможность собраться.

Приняв душ и одевшись, Стиви встречает меня у входной двери. От меня не ускользнуло, что ее фирменные локоны зачесаны назад в пучок, а на толстовке есть капюшон, чтобы по дороге домой она могла спрятаться.

Из-за обрушившихся на нее жестоких слов ее красивые черты скрывает усталость, и я не мог бы чувствовать себя более виноватым, чем сейчас.

Ей не должно быть так больно. Ее глубочайшая неуверенность в себе не