Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами - Генри Мэйхью

положил его обратно в карман. Я сказал своему приятелю: «Вот где для нас деньги лежат». Я последовал за этим человеком и подошел к нему у Риджент-парка, засунул руку к нему в карман пальто, схватил бумажник и передал его своему приятелю. Старуха, торговавшая яблоками, заметила это и, когда я повернулся к ней спиной, сказала о краже этому джентльмену. Он следовал за нами до тех пор, пока не увидел полицейского; я об этом не знал. Горя нетерпением посмотреть содержимое бумажника, который я вручил своему товарищу (он в это время был в стесненных обстоятельствах), мы зашли в паб и заказали по стакану разбавленного бренди. Мы обнаружили в бумажнике три 10-фунтовых банкнота и один 5-фунтовый, а также два соверена и немного серебра. В это время вошел полицейский и схватил меня за руку; одновременно он отобрал у меня бумажник, прежде чем я успел помешать ему.

Джентльмен схватил моего приятеля, но тот ударом сбил его с ног. Затем он помог мне вырваться от полицейского. При помощи полового и нескольких посетителей пивной меня одолели, но мой товарищ скрылся. Меня отвели в полицейский участок, судили и приговорили к семи годам ссылки.

Однажды, после моего возвращения из ссылки, мы с приятелем встретили молодую женщину, с которой были хорошо знакомы и которая, как и мы, была ирландкой-кокни. В то время она была служанкой в семье, которая жила по соседству с врачом-хирургом. Она спросила, как у нас дела, и угостила нас бренди. Мы поинтересовались, нельзя ли нам поживиться чем-нибудь в доме ее хозяйки. Но она сказала, что та очень добра к ней и она не может позволить нам причинить ей хоть малейший вред или унести ее собственность хоть на фартинг. Она сказала, что по соседству с ними живет молодой хирург, который уходит в разное время ночью, а иногда его не бывает всю ночь. Она сообщила нам, что в его доме никого нет, кроме старого слуги, который спит в мансарде.

Дверь открывалась при помощи отмычки, и в отсутствие хирурга в холле газовое освещение обычно еле горело. Однажды в одиннадцать часов вечера мы увидели, как он выходит из дома, вставили в дверь ключ и вошли в дом. Мы недолго пробыли внутри, когда услышали сигнал. Я залез под диван в хирургическом кабинете; газовое освещение горело там всю ночь в отсутствие хирурга. Мой товарищ спрятался за комодом, который стоял недалеко от стены. Когда хирург вошел, я увидел, что он снял шляпу и сел на диван надо мной.

Снимая ботинки, он наклонился и увидел мою ногу под диваном. Он схватил ее и вытащил меня из-под дивана. Он был сильным и прижал меня коленями к полу, а мое лицо при этом было повернуто к двери. Я подал сигнал своему спутнику, который находился позади него, и тот нанес ему сильнейший удар по спине, чтобы не ранить его, а оглушить. Этот удар свалил его на пол. Я вскочил на ноги и выбежал из комнаты вместе со своим приятелем. Он побежал за нами и преследовал нас по улице; я при этом бежал в одних носках. У нашей приятельницы-служанки хватило присутствия духа и смелости забежать в его дом за моими ботинками. Она унесла их в дом своей хозяйки, затем выглянула из окна и подняла крик: «Воры!» Нашей добычей стали 43 фунта стерлингов.

Однажды вечером я пошел на танцы, которые устраивали ирландцы в Сент-Жиле, и пригласил на танец девушку лет девятнадцати. Она впервые видела меня. Я был хорошим танцором, и она была мною очень довольна. Она была красивой, эта девушка, которая занималась разъездной торговлей фруктами, и она хорошо танцевала. Мы ушли с танцев и выпили немного спиртного, к чему она не была привычна. Она хотела, чтобы я подарил ей белый шелковый носовой платок с вышитыми на нем трилистником, розой, чертополохом и волынкой посредине, и в этом я не мог ей отказать. В обмен она отдала мне зеленый платок, который носила на шее. После этого мы некоторое время переписывались. Тогда она не знала, что я грабитель и вор. Спросила меня, чем я занимаюсь, и я ответил, что делаю фортепиано. Однажды вечером я пригласил ее пойти со мной на вечер ирландских танцев. Я задержал ее допоздна и соблазнил. Она больше не вернулась к своим друзьям, а стала жить со мной.

Однажды вечером мы пошли на концерт, и я приревновал ее к молодому человеку, на которого она обратила внимание. В тот вечер я ничего не сказал ей об этом. На следующее утро я сказал, что ей лучше вернуться домой, так как я больше с ней жить не буду.

Она поплакала из-за этого и ушла домой. Ее друзья нашли ей место служанки в Вест-Энде, но она была в тот момент беременна от меня. Она проработала недолго, когда молодой хозяин влюбился в нее и стал одевать по моде. В настоящее время она живет в шикарных апартаментах в Вест-Энде, а ее мальчик, мой сын, получает образование в колледже. Сейчас я их не вижу.

Однажды вечером, после моего возвращения из ссылки, я встретил двух своих старых знакомых. Они спросили, как мои дела, и сказали, что рады меня видеть. Я им ответил, что дела мои не очень хороши. Они поинтересовались, работаю ли я с кем-нибудь. Я ответил, что нет и что хочу выйти на дело с ними. Эти люди были грабителями, и они хотели, чтобы я пошел с ними на ограбление столичного магазина. Я сказал им, что не возражаю. Договорились, что в магазин проникну я вместе еще с одним человеком, а другой будет наблюдать на улице. В ночь, когда было намечено ограбление, мы встретили старика ночного сторожа и спросили у него, который час. Один из нашей компании притворился пьяным и предложил угостить того двумя-тремя стаканчиками рома. Тем временем я и мой спутник вошли в дом. Для этого мы перебрались через стену позади него и проникли через окно, разбив стекло и открыв задвижку. Когда мы оказались внутри, нам не пришлось взламывать никакие замки. Мы сложили и унесли одежды на 60 фунтов стерлингов. Оставались в магазине до шести часов, когда произошла смена полицейских на посту. Тогда мы открыли засов на двери, и к магазину подъехал кэб. Я запер дверь и ушел пешком в одном направлении, один мой спутник уехал в кэбе, а второй отправился к скупщику краденого в Уайтчепел.

Я участвовал приблизительно