Современная повесть ГДР - Вернер Гайдучек

Мы ринулись вслед за взрослыми. Про колючку в ноге я и думать забыл. Когда мы добежали до усадьбы, языки пламени пробивались уже через крышу амбара. Со стороны пожарного депо доносились возбужденные крики. К горящей усадьбе подлетела повозка с насосом, запряженная парой лошадей. Пожарные, мокрые от пота в своей амуниции, чертыхались, пытаясь запустить мотор с помощью кожаного ремня. После каждой неудачной попытки ремень надо было тщательно наматывать на пусковую шайбу.

Наконец мотор затрещал, из труб хлестнули струи воды. Из близлежащих деревень прибывали все новые пожарные упряжки. Мужчины залезли в пожарный пруд и подкладывали камни под водозаборные сетки.

— Это чтобы в шланги ил не засасывало, — возбужденно объяснял Герд. Как будто мы сами не могли догадаться!

Мы стояли, вклинившись в густую толпу любопытных. Нарастающий жар заставлял нас отступать шаг за шагом. Мы жадно ловили обрывки фраз, которыми обменивались взрослые: амбар уже не спасти; огонь в доме; скот заперт… Мимо прогнали испуганных, сопротивляющихся коров — у одной из пораненного бока текла кровь. В дорожной пыли она оставляла прерывистый черный след. Ветер взметнул вверх груды горящей соломы и обрушил на толпу. Люди в панике бросились под кроны раскидистых каштанов.

У Феликса начался приступ истерики. Он, наверное, вспомнил о матери, которая так и осталась тогда в пылающем доме. Карина обняла его за плечи, и он зарыдал, уткнувшись ей в плечо.

Вода в пруду убывала. Пожарные перебросили шланги к вырытой в низине канаве и установили два новых брандспойта. Мы следили за их действиями, умирая от зависти. Они были для нас настоящими героями. У дома стояла свободная лестница на деревянных подпорках. Один пожарный ловко, как кошка, вскарабкался по ней, волоча за собой на веревке шланг, и начал поливать крышу. Если бы в этот момент нас спросили, кем мы хотим стать, мы, не задумываясь, ответили бы хором: пожарными! В следующие дни мы играли только в пожарных: раскатывали воображаемые шланги и карабкались по балкам под крышей сарая.

Стропила с треском рухнули, вверх взвились столбы искр. Амбар и коровник сгорели дотла, жилой дом остался невредим. Когда пламя стало постепенно ослабевать — был уже поздний вечер, — в толпе все настойчивее стал курсировать вопрос: с чего же начался пожар? Тогда как бы невзначай и было обронено кем-то слово: полячишки! Один старик поднял свою палку, ткнул ей в нашу сторону и яростно прохрипел:

— Пойдите к ним и спросите, где они были после полудня! Вот что я хотел бы знать!

— Скорей отсюда! — прошептала Карина.

Мы поспешно выбрались из толпы и пулей помчались домой. Вслед нам летели камни. От страха перехватывало горло, так что трудно было дышать.

По дороге нам попадались обугленные соломинки — ветер донес их почти до нашей усадьбы. Ночью родители забаррикадировали ворота, опасаясь нападения со стороны взбудораженных жителей деревни.

На следующий день на стене магистрата появилось извещение: причиной пожара явилось короткое замыкание, когда в линию высокого напряжения влетел гусь. Но подозрение в поджоге осталось. Гуси так высоко не летают, утверждали крестьяне.

Запах пожарища еще несколько дней ощущался в деревне. Тогда Карина и провозгласила первые заповеди нашей банды: держаться всегда вместе во что бы то ни стало! Один — за всех, все — за одного!

В то время мы не сомневались, что пронесем этот девиз через всю жизнь.

Фура, груженная длинными досками, перегораживает улицу. Я торможу. Поворачиваю. Гоню машину обратно. Чувствую укус в шею, кровь из сонной артерии обжигает кожу… Они высосут из меня кровь, они все! Красные капли сочатся из уголков рта Гизелы. Ваш счет, пожалуйста, говорит продавец хозяйственной лавки. Я плачу и плачу… Какой смысл во всем этом?

Вон там, на холме, у нас виноградник. Мы еще увидимся? Не думаю. Я ничего не думаю, я вижу кровь, я вывертываю полукруглые шурупы из замка от двери ателье Анны, я краду у себя время, она потирает свои длинные ноги одна о другую, дело в справедливости, кто держит это под спудом?

Ты же знаешь дело…

Помните наш девиз?..

Мы слушаем…

Этот девиз не утратил силы и сегодня…

А собственно, чего ты жалуешься?..

Бесцеремонно распахивается дверь, виден подрамник, полотно загрунтовано — и ни одной картины. Здесь нет победителей, это дом побежденных, я вижу его впереди между стеклоочистителями, он приближается — негостеприимный, непохожий на жилище, я открываю ворота, которые сопротивляются, я вхожу в дверь, которая никого не приглашает, в лицо мне ударяет дым, он валит из кухни, а теперь я вижу пламя — ведь я впустил поток воздуха и создал тягу, этого не может быть, я не хочу быть обвиненным в соучастии, я не орудие судьбы, пламя лижет уже края перекрытия, я не хочу, чтобы меня опознали по запаху дыма, я закрываю дверь, красный петух кричит, я запираю ворота, завожу машину, мы еще встретимся? Не думаю. Я выезжаю на шоссе.

К Вишневой горе — в другую сторону! Нет никого, в чьем имени я делаю ударение на втором слоге. Я жду, пока дым не повалит из крыши. Другая небось лучше ценила бы, чем она тебе обязана… Машина катит по деревне. Объявление о пропаже: ищу собственный стиль. Остались одни обрывки, шаблонные фразы, в которых совсем не то, что я хочу выразить. Я исполняю свой долг как гражданин, как строитель, как созидатель. Я ни при чем. Крики, сирена, возбужденные лица. Какое мне до всего этого дело!

Когда завыла сирена, я как раз выкладывал орнаментом окошко в прихожей Шпюлера. Рената, его старшая дочь, выходит замуж, ну и к свадьбе в доме все должно быть отделано как следует. Фасад они уже украсили цветной плиткой.

Если ты управишься до помолвки, пообещал Шпюлер, я сверх уговора дам тебе оставшийся узорный камень.

Я стараюсь всегда придерживаться уговора. Но, как говорят, свой груз карман не тянет. Надо добавить к тому же, что речь шла о природном камне. Так что остаток как нельзя лучше пригодился бы для окна нашей кухни, где от сырого воздуха постоянно отпотевает штукатурка. В общем, я отложил все другие дела и уже в пятницу взялся за выкладку обрамления.

Шпюлер объясняет, мол, Ренате совсем не так уж обязательно выходить замуж — что, у него для внука места за столом не хватило бы? Все другое — пустопорожние сплетни. Вот так и узнаёшь, сколько злости в людях, вздыхает он. Свадьба совершается исключительно по доброй воле. Без любви, конечно, не обошлось…

Он шмыгает носом, и тут раздается вой сирены. Этого мне только не хватало, говорю я.

— Ты не останешься? — спрашивает Шпюлер, откупоривая зубами очередную бутылку пива.

Но этим меня не купишь. Пожарная дружина для меня — дело чести.

Я заканчиваю ряд, потому что раствор начинает прихватывать, и допиваю бутылку — пиво все равно выдохнется. Пожарная машина уже наготове, брандмейстер кричит: на Фронхаг!

По дороге из моего рюкзака вываливается каска. Когда мы подъезжаем к усадьбе, я вижу: дом приказал долго жить. Да и хозяйка, видно, не в себе: стоит в поле и хохочет как сумасшедшая.

Хорошо еще, что ветер дул в сторону от амбара — тот уцелел, а сам дом сгорел дотла. Когда приехали машины из районного центра, мы уже сбили пламя.

Комиссии так и не удалось точно установить причину пожара. Возможно, решили они, это была искра от какого-нибудь непогашенного костра. Чего греха таить — не очень-то мы желали добра тем, наверху. Но все же больно было видеть, как огонь пожирает то, что ты делал собственными руками.

По дороге в лес Марга вытворяла совершенные глупости. Она ревновала меня к подружке Хеннера, между прочим без всякого на то основания, и, чтобы не подпускать меня к ней, сама всячески приставала к Рени, рассыпала ей фальшивые комплименты. В общем, это было довольно жалкое зрелище. Но обе они, казалось, не чаяли души друг в друге. Мне же была дана полная отставка.

Мы проваливались в болотную жижу, грязь чавкала у меня в ботинках. К тому же всех мучила жара. Наконец мы вышли к поляне, но она оказалась бездонной трясиной. Здесь мы вынуждены были остановиться и ждать Анну с Хеннером. Чтобы взять реванш, я делал по их адресу довольно едкие замечания. Марга отпарировала, не скрывая цинизма:

— С тобой Анне ничто бы не угрожало…

Ее потрясающее самомнение действовало мне на нервы.

Когда наконец появилась Анна, оказалось, что нам придется делать огромный крюк, чтобы обогнуть болото.

— Нет, — заметил я, — мой интерес к орхидеям не простирается столь далеко.

К счастью, Хеннер встал на мою сторону.

Рени хотела было пересечь трясину напрямик, но застряла у самого края. Мы повернули обратно. Когда добрались до холма, заметили пламя. Мы бросились к усадьбе. Поблизости никого не было. Я вскочил в нашу машину, выехал за ворота, чтобы помчаться в деревню, но уже подоспели пожарные, и мы были обречены лишь на созерцание происходящего.