Современная повесть ГДР - Вернер Гайдучек

Пока мы стояли, не отрывая глаз от пылающего дома, меня занимала мысль о том, сгорит ли сарай, а вместе с ним толстая балка с нашими именами. Эта мысль вызывала душевную боль, словно в огне могла погибнуть частица меня самого.

После обеда Марга вдруг воспылала ко мне прямо-таки невероятной любовью. До сих пор я думала, что она меня просто не переваривает, но это оказалось не так.

Дело в том, что у нее нелады с Дитером. То, что она мне наговорила, было просто уму непостижимо. Раньше я считала, что Дитер намного лучше, теперь же с него спала маска. От Марги я узнала также, что ночью у него с Гердом была драка.

Как можно все-таки ошибаться в людях! По-моему, у меня появилась хорошая подруга. Она дала мне советы, как лучше вести себя с Хеннером, который ведь порядком старше меня. И, наконец, она пригласила меня к себе в гости. Когда Дитер уедет на свой очередной конгресс, я непременно навещу ее.

Я и не подозревала, как скверно, оказывается, обстоят дела и у других — было мало времени, чтобы узнать это. К тому же что-то произошло со всеми — что, я не могу объяснить до сих пор. Когда мы приехали в усадьбу, у меня было чувство, будто я попала в большую семью. И вдруг, как-то разом, все стали друг другу точно чужие.

Все же жалко, что пропал такой шикарный дом. Огонь был просто жутким. Но еще ужаснее показалось мне, что Анна все время хохотала, пока горел дом. Мы только беспомощно стояли около нее, и даже Марга не могла успокоить Анну.

На снимках, которые я сделала, Хеннер выглядит старше всех. Может, виновата жара, от которой он так сильно страдал? Но все же, когда я по дороге из лаборатории домой взглянула на снимки, то просто ужаснулась.

Мы стояли на краю поля, запыхавшись от быстрого бега. Огонь бушевал вовсю — с шумом и хлопаньем, как будто на ветру полоскались гигантские флаги. И в погребенных под грудой житейских впечатлений глубинах моей памяти возникли звуки, подобные этим, — звуки пожара в усадьбе Шеллеров.

Жар заставлял нас шаг за шагом пятиться подальше от дома. И в какое-то мгновенье я увидел нацеленную на меня палку: спросите-ка, где они были после полудня!

Я чуть было не бросился бежать прочь — как тогда, в детстве. Чтобы удержаться, я ухватился за руку Марги.

Пожар и поставил точку в нашей встрече. А может, он стал наиболее удачным выходом из безнадежно запутанной ситуации, в которой мы оказались? Наше расставание было не просто отъездом домой, это было возвращение к устоявшимся условностям нашего бытия. Что касается моего внимания к подружке Хеннера, то все истолковали его превратно. Как, вероятно, и сама Рени, потому что накануне отъезда она обращалась ко мне подчеркнуто сухо, почти не замечая меня.

Подлинная прелесть юности — в ее заразительности. Еще раз ощутить рядом юное тело — вот и все, и ничего больше… Досыта насладиться свежестью, возродить к жизни потухшие силы… Тоска по сексу? Нет, больше, гораздо больше! Ведь, в конце концов, мы должны сами постоянно искать и находить новые ощущения. Откуда же иначе брать то, что мы называем энергией жизни? Окунуться в источник с волшебной водой и вынырнуть помолодевшим…

Марга приписывает мне дешевую интрижку. И превращает все в пошлость.

Когда пламя пробилось через крышу, я увидела, как из всех щелей вырываются черные рои мух, сбиваются в огромный ком, превращаясь в какое-то гигантское насекомое. Казалось, оно заполняло собой весь дом. Огонь с жадностью пожирал его крылья, его черное подрагивающее тело. В нос бил острый запах горящего хитина. Даже обуглившись, мертвые тысячегранные глаза чудовища угрожающе смотрели на меня из пепла.

Постепенно я утратила остроту восприятия. На меня напала неодолимая сонливость, я беспрестанно зевала. Все происходившее вокруг меня лишь слегка касалось моей внешней оболочки.

Когда мы отъезжали от усадьбы и Дитер с трудом вел автомобиль среди стоявших в беспорядке пожарных автомашин, я заметила через заднее стекло тонкую фигурку Анны. Она шла вслед за нами по проселочной дороге, потом я перестала различать ее в наступившей темноте. Через некоторое время я снова заметила ее на фоне багровых отблесков пламени. Она шла так, будто ее совершенно не касалось все происшедшее.

На какой-то миг я очнулась от своей летаргии. Только тут до меня дошло, что случилось со всеми нами в эти последние часы, как сильно мы отдалились друг от друга. Я почувствовала, сколь много во мне холодного равнодушия. И мне стало страшно.

Усталость вновь опустилась передо мной спасительным занавесом. Шея болела оттого, что я беспрестанно оглядывалась. Я отвернулась, устроилась поудобнее и провалилась в облегчающую пустоту.

Мы стояли по ту сторону забора, отделенные от вещей, которые меня не касались. Перед нашими лицами бесновалось пламя, клубы дыма оттесняли нас в сторону поля. Нас мучил кашель. Я ощущала запах пота от пробегавших мимо пожарных.

…Снова стоит жара, написано у Сезанна. На меня внезапно напал смех. Громкий. Непрерывный. Страшное место стерто с лица земли. Я чувствовала себя способной на все. Это было похоже на освобождение из плена.

Она хлопала в ладоши пуповина перерезана мы хотим вместе кто взял ключ это была не жажда а просто потребность как справедливость в конце концов идти вслед за ее задом жара усиливалась вчерашние картины бесцеремонно меня мучит впечатление для всех это очевидно случайный момент белый как невинность знает необходимость в один огромный ком чистая вода в меня в то время как мы уходили мы стали мертвыми глазами пел черный дрозд вопросы после вчерашнего дня я ощутила потерю когда горячий ветер мне в лицо как прибыль определено направление и мы еще не знали что эти руки конечно подумала я у всех здесь я смотрела на ее крохотные груди пламя предложила название для моего тезиса я была в кино мое расчленяющееся тело кинофильм ей приходится хуже всего стонал умирающий дом чье послание я в будущем потрогаю эти коричневые соски кто поставил вопрос удержит мельничное колесо в половодье заметил как бессильно они избегают друг друга мое вязанье и мы видели кошка скоро окотится может быть кто-то что меня удивило потому что это были не его деньги будьте в распоряжении я вязала в машине вытащила наполненный шприц обратно когда я почувствовала вокруг горячих ног упущенное не…

Автомобиль осторожно пробирался сквозь ночь с притушенными фарами. Вчерашние картины — из другого времени, из чужой жизни.

— Я высажу вас у вокзала в райцентре, — предложил Дитер.

Освещенное отблесками огоньков на приборном щитке, его лицо казалось безжизненным, почти окаменевшим. Женщины расположились на заднем сиденье. Рени беззвучно плакала, уронив голову на плечо Марги. Ее хныканье, хоть и не слышное, вызывало у меня злость.

Изрезанная промоинами, дорога тянулась то через поля, то через богом забытые деревушки.

— Вот где это было! — вдруг вскрикнула в тишине салона Марга. — Я запомнила!

Дитер вздрогнул и прибавил скорость.

— Что «было»? — переспросила Рени.

— Здесь он захотел, чтобы я ему отдалась, прямо в машине. Когда мы сюда ехали. Но у него так и не получилось, — сказала Марга.

Было слышно, как Рени всхлипнула. Голову мою, казалось, сжимали обручем. Я потер виски.

Дитер с силой грохнул кулаком по рулевому колесу. Из черноты кустарника зелеными огоньками сверкнули глаза кошки. Машина проскочила через яму, резко стукнули амортизаторы.

— Ваша Карина должна молить бога, что осталась дома, — заметила Марга.

У меня не было сил, чтобы ответить ей.

Наконец-то я его выпроводила. Боже праведный, уже шесть! Так долго он никогда не задерживался. Ну, что там на термометре? Приходится всегда следить за температурой, чтобы вовремя сориентироваться. Зимой мы моемся на кухне, потому что в туалете вода замерзает, если ее с вечера не отключишь. Тогда приходится промывать после себя унитаз из ведра. Кипятком. Запах — как в стойле. Сейчас не зима, но я все равно моюсь на кухне. К примеру, сегодня.

Я моюсь сразу после близости с каждым из них, хотя не всем это нравится. Фред всегда замечал при этом, что я будто бы нарушаю интим. Ну, может, он и прав — по крайней мере встречи с ним были лучшее, что я имела в жизни. Мужчину распознаешь сразу — по тому, как он с тобой обходится. После некоторых встаешь с постели полуживая. По-моему, они думают, что чем мне тяжелее, тем лучше. Фред не такой. Я ощущаю его там, где для меня приятно. Фред говорит, я нарушаю интим, когда сразу иду мыться. Но я так привыкла.

Ах, Тереза, Тереза! Опять она притворяется, что спит. Но я могу дать голову на отсечение, что она подглядывала до сих пор. Тереза всегда подглядывает, когда ко мне кто-нибудь приходит. Такой, в общем-то, и должна быть хозяйка. Она даже проделала в смежной двери дырку, которую залепила лейкопластырем. Иногда, чтобы доставить ей удовольствие, я не гашу у себя свет. После этого кофе, который она варит мне по утрам, особенно вкусный и крепкий. В знак благодарности. Мы никогда не говорим об этом, но отлично понимаем друг друга.