Жизнь на гранях миров - Елена Черкашина

Игоря. Тот держал его крепко и так долго, что юноша успел ощутить то, чего никогда не чувствовал прежде: Игорь не просто рад его видеть, он ждал его, как ждут близкого друга, по-настоящему родного человека.

– Что случилось? – спросил Ласоро.

– Света погибла, – без предисловий ответил врач.

Юноша замер и несколько секунд стоял, будто его ударили. А затем испуганно спросил:

– А дети?

– Дети в порядке…

Игорь, видимо, спал на диване: скомканные одеяла сказали Ласоро об одиночестве и отчаянии гораздо больше, чем могли бы сказать слова. Он обвёл взглядом комнату: пусто, без Светы – пусто! Безысходность, боль во всём! И в том, как стоят детские бутылочки на краю стола, и как замерли на полу игрушки, и как застыла спина Игоря, который, сдвинув рукой одеяло, присел на диван.

– Садись, – тихо сказал хозяин, – я расскажу.

Он не плакал и не стонал, и вообще, рассказывал просто, но Ласоро не мог сдержать слёз: они катились градом, когда он слушал, как Света закрыла собой мужа, не позволив отрубить ему руки, и как воин легко поднял меч.

– Лучше бы я остался без рук, – повторял Игорь, сцепив ладони и крепко, до белизны, сжав пальцы.

Он вставал, ходил по комнате, а затем продолжал.

Её перенесли, положили прямо в спальне, но уже бездыханную, и она лежала очень тихо, а на теле не было ни одной, даже крохотной раны.

– Я так и не смог объяснить, отчего умерла жена, – продолжал Игорь, – меня чуть не заподозрили в каком-то страшном, изощренном убийстве. Но остались друзья, коллеги, они сделали фиктивное заключение о смерти: инсульт, и меня оставили в покое. Только как жить с этим дальше? Её мать: как мне смотреть ей в глаза?

Он ушёл в кухню и долго делал чай, и Ласоро слышал, как звенят чашки в его дрожащих руках…

Чуть позже, немного успокоившись, юноша спросил:

– Что ты собираешься делать?

Игорь помолчал.

– Нужно жить. Дети растут, мне их воспитывать. Только не знаю, как всё совместить: работа, дом. Ты видишь, я не успеваю, – он бросил взгляд на беспорядок. – Но самая большая трудность в том, что я просто боюсь отдать их какой-нибудь приходящей няне. Ты понимаешь: чужая женщина…

Ласоро внимательно слушал.

– Сейчас, – продолжал врач, – мать Светы помогает, но она слаба здоровьем, и долго ей не справиться.

– Я знаю, что делать, – внезапно поднялся юноша, – точно знаю, что делать, и прошу тебя выслушать меня.

«Император…» – подумал Игорь, глядя на его распрямившиеся плечи.

– Тебе нельзя оставаться одному. И лучше всего не оставаться здесь. Я объясню, – Ласоро говорил очень твёрдо, как человек, абсолютно уверенный в том, что следует сказать. – Ты не спишь на кровати: почему?

Игорь отвернулся.

– Потому что всё живёт Светланой, каждый предмет дышит ею. Куда бы ты ни взглянул, ты видишь, что её больше нет. А нужно всё поменять. Тебе нужны мы, нас много, а мама примет твоих детей, как своих. Ты никогда не найдёшь воспитательницы более тёплой и любящей, чем моя мать. У детей будет всё самое лучшее, что может дать мой мир. А для тебя – не только работа, – я знаю, как это важно тебе, – но и все мы рядом, каждую минуту. Ты никогда не будешь один! Неужели ты до сих пор не почувствовал, что ты – близкий нам человек, а мы – твоя семья?

Он перевёл дыхание. Игорь молчал.

– Твои дети вырастут и смогут сами выбрать свой мир, а пока – пусть мой станет их домом, – закончил Ласоро.

– Я согласен, – вдруг хрипло сказал врач. – Я не думал об этом, пока не увидел тебя. Но сейчас понимаю, что жить, продолжать жить, смогу только там. Свету мне не забыть, но ты прав: мне нужно место, где я не буду каждую секунду думать о ней… Иногда мне хочется бежать из этого дома…

Он встал и прошёлся по комнате. Обвёл взглядом притихшие углы.

– Я должен закончить с работой. И – не уверен, что смогу провести детей…

– Попробуй. Ты сам мне сказал, что решаем не мы. Просто попробуй.

…Вернувшись обратно, Ласоро твёрдым шагом направился к матери: теперь ему было, что ей сказать! Несмотря на раннее утро, Юсан-Аминах оказалась одета и встретила сына вопрошающим взглядом.

– Мама, – он взял её руку и жестом отпустил всех слуг, – известия от Игоря.

Она побледнела и жадно всматривалась в его лицо:

– Где он? Ты видел его?

– Видел, но очень коротко. Света погибла. Это случилось две недели назад, поэтому он не мог приехать и не давал о себе знать, – Ласоро немного помолчал. – А второе – он возвращается, и теперь навсегда.

– Что значит – навсегда? – с трепетом спросила мать.

– Это значит, что он и его дети будут жить во дворце, и он перестанет бесконечно пугать нас своими отлучками.

– Его дети?! – казалось, она упадёт от волнения.

– Да, им нужна мать, нужна забота, воспитание, Игорь не справится один.

– Я буду рядом с ним! – быстро сказала Юсан-Аминах. – И с ними. А детей стану любить, как если бы они были моими…

Ласоро тепло улыбнулся:

– Именно так я сказал ему.

– Ты это сказал? Спасибо, сынок…

Они присели и долго обсуждали детали: как лучше устроить Игоря и детей, чтобы он мог спокойно работать и в то же время видеть их среди дня.

– Все комнаты должны быть рядом, – вдохновенно говорила Юсан-Аминах, – и недалеко от моих покоев, чтобы я могла постоянно их навещать. Сколько им сейчас?

– Игорь сказал – девять месяцев.

– Всего девять! – скорбно застыла Юсан-Аминах.

«И остались без матери…» – говорил её взгляд. Но уже решимость появилась в лице, и, наскоро попрощавшись с Ласоро, она немедленно направилась отдавать приказания.

– Сынок, когда? – только спросила.

– Думаю, в ближайшие дни.

– Хорошо. Я всё приготовлю!

Она шла по дворцу, когда острая боль вдруг хлынула в сердце. «Света!» – лишь сейчас почувствовала она. Ещё минуту назад, окрылённая новой задачей, детьми, которых ей предстояло усыновить, она как-то забыла о ней, но вот сейчас… Света! Юсан-Аминах не видела её больше года, но прекрасно помнила и улыбку, и эту умную, добрую нежность в глазах. «Игорь так любил жену… Для него это – огромная потеря…» Мать императора остановилась, присела в кресло и попросила воды. Слуга убежал, а она начала горько плакать, и долго-долго не могла успокоиться, и всё время до вечера ощущала мучительную боль…

Игорь лёг на кровать и обнял Сашу. «Согласятся ли они? Захотят ли перенести детей? Может быть, воспрепятствуют мне перейти в тот мир?» Он хотел