Петр Грушин - Владимир Светлов

На следующий день меня, поскольку я был ведущим по этим испытаниям, вызвали на предприятие, к Кутепову. У него в кабинете уже сидел представитель из „органов“. Мне далилист бумаги и сказали, чтобы я написал, кто виноват в том, что произошел взрыв. Тут меня почти взорвало, и я начал объяснять им техническую суть произошедшего, закончив тем, что они неправильно поставили вопрос и писать мне нечего. В то время уже можно было надеяться на то, что сразу не возьмут и не посадят…

Вскоре вопрос с испытаниями в Загорске был улажен техническими средствами, двигательная установка была доработана и испытана со всеми возможными вариациями. И летом нас отправили на полигон, где работы тоже было невпроворот. Но почему‑то от той поездки больше всего запомнился не какой‑то пуск или испытание, а один случай, скорее штрих к портрету Петра Дмитриевича. Летняя жара в Сары‑Шагане была ужасная. И вот однажды мы, впятером, усталые идем после работы на технической позиции, и нам встречается Петр Дмитриевич. Почти у его домика. Думаем, что он первым делом спросит нас о работе, а услышали от него:

– Ребята, вы обедали или не обедали?

– Нет, Петр Дмитриевич, еще не успели, – мы даже немного опешили, но вида не подали.

– Пожалуйста, давайте идите, там для вас в столовой все зарезервировано. Вот так Петр Дмитриевич беспокоился о нашем житье‑бытье».

Весной 1960 года начался следующий этап в жизни В‑1000 – ее полноправное вхождение в состав системы «А». Беспрецедентная сложность системы внесла свои коррективы в процесс испытаний, до мелочей отработанный ракетчиками.

Как нельзя кстати пришелся в этом деле принцип «от простого к сложному». В первую очередь, в дополнение к автономным пускам с управлением ракетой по командам от бортового программного устройства и пускам ракеты в замкнутом контуре управления по условным целям были проведены пуски с управлением ракетой с помощью ступенчатых команд, поступавших от ЭВМ, пуски в замкнутом контуре управления по фиксированным траекториям. Впервые в ракетной технике для отработки системы наведения В‑1000 был использован и специально созданный для этого комплексный аналого‑цифровой моделирующий стенд. Именно на нем были проведены оценки точности наведения В‑1000 на цель. Но даже при столь перспективном подходе при испытаниях случалось всякое.

12 мая 1960 года очередной старт В‑1000 прошел нормально. Всем, наблюдавшим за полетом ракеты с земли, было хорошо видно, что ракета выполняет команды, которые передаются на борт ракеты. Однако через несколько секунд сигналы с ракеты неожиданно прекратились, а наземные наблюдатели стали свидетелями очередного феерического зрелища разрушения ракеты в полете.

Несколько минут паузы на командном пункте, мыслей вслух, высказываемых как обычно в подобных случаях. Поиск крайнего – дело неблагодарное, особенно в первые секунды и при минимуме информации. Находившийся на КП руководитель испытаний от ОКБ‑2 Григорий Филиппович Бондзик уже мысленно готовил слова, которыми он испортит праздничное, после первомайского уничтожения U‑2, настроение Грушина.

Как вспоминал Г. В. Кисунько:

«Бондзик, привыкший во всех неполадках винить радистов, приуныл. Радио – не тот рыжий, на которого можно свалить поломку ракеты. Придется ждать, пока доставят телеметрические данные. Но вскоре на КП вбегает зам. главного конструктора B. C. Бурцев (будущий академик), обращается ко мне и начальнику полигона С. Д. Дорохову:

– Товарищи генералы, ракета не виновата. Вот посмотрите на график, выведенный от ЭВМ: из‑за какого‑то сбоя машина на короткое время выдала вместо заданной программы сильно увеличенную команду. Видно, от этого произошел заброс рулей, ракета получила аварийную перегрузку и разрушилась».

Как и следовало ожидать, сообщение с полигона о том, что ракета разрушилась в полете из‑за выдачи нерасчетной команды, Грушина нисколько не огорчило. Наоборот, Бондзику было высказано пожелание прилететь в Москву и посетить открывшуюся в парке Горького выставку с обломками сбитого U‑2.

Доработки в алгоритме наведения противоракеты потребовали несколько дней. После этого, по программе «полет по заданной траектории», было сделано еще десять пусков, которые прошли нормально. Затем перешли к пускам по так называемым «условным целям», во время которых полет противоракеты производился по параметрам траекторий, заложенных в память ЭВМ.

В завершающую фазу вступала и отработка боевой части противоракеты. Изначально принятая для В‑1000 боевая часть разрабатывалась в НИИ‑6 под руководством В. А. Воронова, и на полигоне она именовалось «Стрелкой» из‑за того, что ее поражающие стальные элементы представляли собой центральный стержень с восемью симметрично расположенными боковыми перьями. Масса каждого элемента составляла около 10 г, и боевая часть каждой противоракеты состояла из 42 тысяч «стрелок». По замыслу разработчиков каждая из них, попав в боеголовку, могла вызвать ее деформацию, а остальное доделал бы скоростной напор… Весной 1959 года эта конструкция была впервые испытана в наземных условиях на реактивной катапульте и показала обнадеживающие результаты.

К осени 1960 года работы по системе «А» достигли своего апогея – испытаний по перехвату противоракетой головных частей баллистических ракет Р‑5 и Р‑12.

Первая попытка перехвата баллистической ракеты была запланирована на 5 ноября 1960 года, к очередной годовщине Октябрьской революции. Но испытание сорвалось: ракета‑мишень Р‑5 не вошла в зону действия радиолокаторов системы «А», упав в 500 км от места предполагавшегося перехвата.

Следующий, 59‑й пуск В‑1000 состоялся 24 ноября 1960 года. В тот день все складывалось удачно – штатно работали локаторы, ЭВМ, вышла в зону перехвата противоракета. По команде с земли «стрелки» боевой части противоракеты начали разлетаться. Однако результата в виде уничтоженной боеголовки ракеты Р‑5 не получилось.

Первым признаком неудачи стало то, что аппаратура, установленная на боеголовке‑мишени, прекратила свою работу как обычно, через десять секунд после пролета точки встречи с противоракетой. Чтобы своими глазами убедиться в том, что боеголовка не была сбита, через несколько дней после пуска к месту падения Р‑5 выехали испытатели. Но и им не удалось найти на фрагментах Р‑5 каких‑либо следов от «стрелок». Тогда же были расшифрованы кинопленки и осциллограммы этого пуска, показавшие, что В‑1000 пролетела в 58 м от цели, на пределе радиуса эффективного действия ее боевой части.

Параллельно с подготовкой новых попыток перехвата Кисунько и Грушин пришли к выводу о необходимости срочной замены боевой части противоракеты. Ведь «стрелки», при всей своей простоте и дешевизне, могли и рикошетировать от боеголовки и, даже попав в нее, могли не нанести ей требуемых повреждений.

Докладывая в начале декабря Устинову о результатах первой попытки перехвата, Грушин и поддержавший его Кисунько предложили не тратить еще несколько месяцев на новую боевую часть, а подобрать из того, что уже было разработано. А вариант был один – разработанная в ГСКБ‑47 под руководством К. И. Козорезова боевая часть для противоракеты системы «Сатурн».

Наделавшая в конце 1950‑х годов много шума система «Сатурн» находилась в фарватере идей своего времени, когда считалось, что вслед за сложными стационарными системами должны были разрабатываться более простые, мобильные: вслед за С‑25 – С‑75, за «Далью» – С‑200. Подобные идеи пользовались особым успехом у тех руководителей, которые не особенно вдавались в тонкости научно‑технического прогресса, в чрезвычайно высокие требования по энергетическим характеристикам, по массам и габаритным размерам элементов создаваемых систем.

Проект передвижной противоракетной системы «Сатурн», головным разработчиком которой было НИИ‑648, руководимое В. П. Беловым, оказался как раз из этого ряда.

Принятым 17 января 1958 года Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров к работам по этой теме был подключен и Грушин, которому поручили приступить к разработке для «Сатурна» противоракеты на базе В‑860. От своего противосамолетного прототипа эта ракета должна была отличаться головкой самонаведения, боевой частью и дистанционным взрывателем.

Летом 1959 года в целях ускорения работ и для проверки принципов, заложенных в «Сатурн», Грушин предложил создать макетный вариант экспериментального комплекса «Сатурн‑М» с модернизированным вариантом ракеты В‑755. Эта ракета должна была получить головку самонаведения, новую боевую часть и систему ее подрыва. Ожидалось, что высота перехвата ею баллистических ракет составит 12–16 км, а дальность активного участка полета – около 38 км. В свою очередь, В‑86 °C должна была поражать баллистические цели на высотах более 30 км.