Убийство-2 - Дэвид Хьюсон

— Зачем мне это? — недовольно спросила она. — Мы же всего-навсего собираемся допросить врача!

Странге и офицер уставились на нее с недоумением.

— Нам что, придется пересекать линию фронта? — Она стала скидывать с себя бронежилет.

— Это Гильменд, — сказал офицер. — Здесь нет линии фронта. Наденьте сейчас же или возвращайтесь обратно в Копенгаген.

Странге осторожно надел на нее снаряжение.

— Это называется «личная броня», — говорил он. — Тяжеловато, конечно, но может защитить от автоматной очереди. Да и от взрыва тоже? Или от ножа…

— А если они в голову стрелять будут? Или при взрыве ноги оторвет. Тоже поможет?

— Прекрати, Лунд. В полиции такие же бронежилеты. Мы обязаны их надевать при задержании вооруженного преступника. Ты что, никогда ими не пользовалась?

Она не стала ему отвечать, что пистолет тоже редко брала с собой.

— У нас в Гедсере таких не носят, — сказала она, позволив ему застегнуть на ней бронежилет, и потом поерзала внутри этого панциря, чтобы найти положение, в котором он не так сильно давил на плечи.

— Вам очень идет, — сказал офицер. — Ваш самолет вылетает в семь вечера. Вы должны быть в нем. Даже если мне придется запихнуть вас туда силой.

«Лендровер» вез их по тряской каменистой дороге, местность вокруг была сухая и голая, воздух холодный и пыльный. Они ехали уже двадцать минут, а пейзаж за окном почти не менялся: ни селений, ни встречных машин. По обе стороны горизонта виднелись вдали горы с заснеженными вершинами. Водитель — парень лет двадцати пяти в темных очках и с тощей бородкой — хорошо знал маршрут. Лунд никогда особо не любила путешествовать, и Гильменд не заставил ее сердце биться сильнее.

— Сейчас не лучшее время для визитов, — сказал солдат. — Сегодня утром подорвались два смертника. Несколько недель было тихо, и вот снова зашевелились, сволочи.

Они сидели бок о бок на заднем сиденье: Странге чувствовал себя как рыба в воде в бронежилете и каске, Лунд никак не могла найти более-менее удобную позу.

— В госпитале сейчас сумасшедший дом, — добавил водитель. — Застегните каску, пожалуйста. И жилет. Иначе от них никакого толка.

Странге вздохнул, повернулся к Лунд и двумя ловкими движениями затянул застежки, она даже не успела ничего возразить. Водитель хмурился: присутствие во вверенном ему автомобиле женщины явно не радовало его.

— Вы не хотите… освежиться, когда мы прибудем на базу? — спросил он.

— Нет. Везите нас прямо в госпиталь, — отрезала она. — Мы хотим видеть Фредерика Хольста.

Через полчаса показался первый встречный транспорт — грузовичок с открытым кузовом, набитый местными жителями. Похоже, крестьянами. Проезжая мимо них, афганцы все как один повернули головы в сторону «лендровера». Лунд отметила, что при их приближении молодой боец за рулем напрягся. Вскоре на дороге стало оживленнее: такие же старенькие грузовики, несколько потрепанных легковых машин, но в основном армейские джипы, бронемашины, фургоны с солдатами.

По истечении часа они въехали в небольшой городок. Вокруг немногочисленных овощных ларьков прохаживались женщины и девушки, прячущие лица под яркими бурками. На обочине мужчины распивали чай из стаканов и наблюдали за всем, в том числе и за «лендровером», быстрыми темными глазами.

На контрольно-пропускном пункте солдаты в форме с датским флагом и винтовками в руках проверили документы и пропустили их в госпиталь.

Госпиталь был больше похож на захудалый крытый рынок, чем на лечебное учреждение. Он располагался в неказистом одноэтажном здании, и догадаться о том, что внутри, можно было только по красному кресту, намалеванному на облупившейся штукатурке стены. Лунд вспомнила сияющие чистотой коридоры столичных больниц. Копенгаген остался в другом мире. Здесь она была чужестранкой, и ей не рады были ни солдаты, ни местное население.

Лунд выбралась из машины. Прямо перед госпиталем на деревянном столе мужчина в тюрбане рубил овечью тушу и поглядывал на то, как Лунд собирает с сиденья автомобиля свои папки.

— Они все такие, — сказал Странге. — Простые люди, на вид совершенно невинные. — Его спокойные умные глаза оглядывали территорию, — конечно, этот навык остался у него с тех пор, когда он служил здесь. — Заранее и не скажешь, кто из них враг, а потом уже поздно.

Перед входом висела табличка: «Вход с оружием запрещен». Водитель оставил свой автомат охране. А у столичных полицейских оружие и так отсутствовало.

Внутри было темно и едко пахло лекарствами и гниением. В углу на корточках, спиной к стене, сидели местные жители — старик и девушка. Девушка выла, у старика был остановившийся взгляд.

— Вы не могли бы подождать? — спросил охранник. — Нам привезли раненых — наших и с их стороны.

— Нет, — сказала Лунд. — Ждать мы не можем.

Она пошла вперед, заглядывая в палаты по правую и левую стороны от прохода, слушая стоны раненых на древних медицинских каталках, глядя на людей, проходящих мимо на костылях. Чуть дальше терпеливо сидели на скамье трое афганцев в одежде, заляпанной кровью, с повязками на головах.

Кто-то толкнул Лунд в спину, грубо приказал убираться с дороги. Она обернулась. На носилках несли человека, у которого вместо ног было кровавое месиво из плоти и костей. На лице солдата застыло выражение муки и удивления. Медсестра прямо на ходу ставила ему капельницу с обезболивающим.

Лунд сразу вспомнила Майера, машину «скорой помощи», его тело, дергающееся от разрядов дефибриллятора.

Она ненавидела любые больницы, но страшнее этого госпиталя ничего в жизни ей не встречалось.

— Через неделю я поеду домой, — прохрипел человек на носилках по-датски. — Домой… Вы слышите меня?

Солдат с усилием поднял голову, пытаясь посмотреть на себя. На месте ног торчали два ужасных обрубка. Он не заплакал, только сжал губы и, откинувшись снова на затертую подушку, уставился в потолок.

Странге стоял рядом с ней и молча смотрел на солдата.

— Давай поскорее закончим, — сказала она.

Операционная находилась в общем помещении и была просто отгорожена занавесками. Под потолком одна яркая лампа, две медсестры в белых костюмах, хирург в зеленом. На столе человек, на его лице маска, глаза закрыты, он без сознания, в теле зияющая рана. Краска на стенах облупилась, и ее уже трудно было назвать белой. На окне рваная тряпка; сквозь дыры пробивался белый свет зимнего солнца.

— Хольст? — окликнула Лунд человека в зеленом, когда он отошел от операционного стола и дал указания медсестрам. — Мы…

— Я знаю, кто вы. Подождите снаружи, минут пятнадцать. Потом мы сможем поговорить.

Они дожидались его в полутемной маленькой комнатке со сводчатым потолком. Странге разрешил ей снять каску. Бронежилет остался на месте. Прошло целых тридцать минут, прежде чем Хольст появился. Он сорвал с шеи маску, швырнул ее в урну в углу, стал мыть руки в раковине.

— Мы хотим знать, что вы делали в Копенгагене, — сказала Лунд, разглядывая его.

— Ездил в отпуск. Недели на три. Или на месяц, что-то около того.

Хольст сел. Крупный, неулыбчивый человек с лицом угрюмого подростка, он лишь отдаленно напоминал своего погибшего брата. Война наложила на него отпечаток жесткости, грубости и заметной усталости. И уж во всяком случае, он был больше похож на солдата, чем Себастиан.

— Чем обязан? — спросил он, вынул из ящика стола пачку сигарет и закурил, выдувая дым в сторону окна.

— Где вы были? — спросил Странге.

— Вам-то что за дело?

— У нас есть ордер на ваш арест. Советую вам отвечать на вопросы, в противном случае сегодня вечером вы полетите с нами.

Он явно удивился.

— Мне просто нужно было побыть одному, вот и все.

— Вы не разговаривали со своим отцом? — спросила Лунд.

— Практически нет. Я же сказал. — Он отодвинул к центру стола лежащие там бинты, лекарства, стетоскоп. — Может, хотя бы скажете, кого я, по-вашему, убил? Просто из вежливости.

Она достала из сумки снимки: Анна Драгсхольм, Мюг Поульсен, Давид Грюнер, Лисбет Томсен, Гуннар Торпе.

Хольст взял в руки фотографию Драгсхольм.

— Остальных я вроде узнаю. А это кто?

— Где вы были? — повторила свой вопрос Лунд. — Что делали?

— Я хирург. И занимаюсь тем, что спасаю людей, а не убиваю их. Могли бы позвонить, незачем было лететь в такую даль.

Лунд забрала у него фотографию и положила обратно на стол.

— Эта женщина хотела доказать, что солдаты Рабена невиновны. Два года назад вы пытались спасти своего брата. Мы видели его запись на видеокассете, где он говорил о Рабене. — Она вынула еще один снимок — тот, на котором лица бойцов отряда были перечеркнуты крестами. — Вот это мы нашли в мусоре, который вы выбросили, когда съезжали со съемной квартиры на Исландс-Брюгге.