Убийство-2 - Дэвид Хьюсон

— Что за бред, — заявила она, не раздумывая. — Я была с ним. Ты ведь тоже там был?

— Он уходил на время, когда мы танцевали. И его видели.

— Кто?

— Не знаю, — сказал Согард. — Во всяком случае, об этом стало известно генералу Арильду. Твой отец немедленно во всем сознался. Такой уж он человек. Он бы не стал…

Он умолк на полуслове.

— Не стал бы лгать? Не стал бы ничего скрывать?

— Да, — согласился Согард. — Мне жаль, но… дело серьезное. Полковник вообще вел себя очень странно с тех пор, как начались убийства. — Он покачал головой. — Сегодня он даже начал обвинять меня…

— В чем?

— Он просто зациклился на этих убийствах.

— В чем он тебя обвинял? — повторила она.

Сзади раздался шорох, Согард обернулся и зыркнул взглядом на Биляля, который сидел возле стола и не знал, куда деваться.

— Он сказал, будто я скрыл от расследования информацию о радиосигналах. Это смешно. Как будто он поверил во всю эту дребедень, что рассказывал Йенс.

Она запахнула на груди черную куртку, оглядела гостиную, стены, увешанные фотографиями, почетными грамотами, памятными знаками. Все, что осталось от военной карьеры Торстена Ярнвига.

— Я попытаюсь помочь ему, сделаю все, что в моих силах, — произнес Согард, подходя к ней. — Обвинения серьезные, но, надеюсь, они учтут его моральное состояние. К тому же его заслуги перед армией должны…

— Значит, он все-таки поверил Йенсу? После всего, что произошло?

Согард пожал плечами:

— Мне так показалось. Это, конечно, безумие… — Он не умел вести подобные разговоры и чувствовал себя не в своей тарелке. — А как ты? Как Йонас? Может, принести вам еды или еще чего-нибудь?

— Мы сами справимся, спасибо. Сейчас я хочу видеть отца.

— Тебе не разрешат. По крайней мере пока не закончится следствие.

— Согард, он отдал армии всю жизнь! Как они смеют так с ним обращаться?

— Твой отец говорил с Йенсом, помог ему сбежать. Чего ты ожидала?

— Ты должен сказать мне, если что-нибудь узнаешь. Хотя бы на это я могу рассчитывать?

— Конечно. — Он попытался взять ее руку, но она отпрянула, сердито взглянув на него. — Если тебе или Йонасу…

— Я же сказала — нам ничего не нужно.

Она пошла к выходу. Согард протянул руку, чтобы остановить ее.

— Луиза, ты же не думаешь, что я в этом как-то замешан?

— Нет, — ответила она слишком быстро, — с чего ты взял?

Согард проводил ее до двери и снова подошел к столу полковника.

— Ты обязан был доложить лично мне, — сказал он Билялю. — Мне плевать на то, что велел тебе Ярнвиг. Я больше не желаю узнавать все от генерала Арильда, ясно тебе? — Он придвинул кулак к смуглому лицу Биляля. — Ты должен отчитываться только передо мной, запомни это раз и навсегда.

Он взглянул на разложенные на столе карты, схемы дислокации, записи радиопереговоров и вдруг одним резким движением сбросил все на пол. Биляль стоял навытяжку и молча смотрел перед собой.

— Собрать все немедленно, — приказал Согард и сел за стол.

Примерно в то самое время, когда самолет с Лунд и Странге на борту поднялся с взлетной полосы Каструпа в небо, Томас Бук с удивлением наблюдал за тем, как процесс принятия антитеррористического законопроекта парламентом замер на полпути.

Неожиданное требование Краббе предоставить дополнительную информацию вынудило Грю-Эриксена отложить голосование. После этого премьер-министр вызвал Бука для краткой и неприятной беседы, во время которой министр юстиции сообщил главе правительства о том, что в Гильменд отправилась полицейская группа для расследования предполагаемого военного преступления. Присутствовавший там же Флемминг Россинг накричал на него за то, что подобные действия предпринимаются без ведома Министерства обороны, и пригрозил исключить Бука из парламентской группы. Грю-Эриксен по большей части слушал, говорил мало. Правительство стояло на пороге жесточайшего кризиса, какого Томас Бук никогда прежде не видел. И виной этому был не кто иной, как он сам.

Когда он вернулся к себе, Плоуг встретил его оценивающим взглядом.

— Вы ведь в карты не играете? — спросил он.

— Конечно нет. А что?

— За карточным столом про вас сказали бы: обремизился.[6] Мы ведь знаем только о том, что полиция отправила в Гильменд своих людей. Но мы понятия не имеем, смогут ли они…

— Они надеются узнать у этого врача про лишнюю руку?

— Да нет же! — воскликнул Плоуг. — Когда вы наконец научитесь советоваться со мной, прежде чем делать такие серьезные заявления? Этот врач теперь главный подозреваемый во всех убийствах…

— К завтрашнему дню я должен быть во всеоружии. Грю-Эриксен не станет больше ждать. — Он обернулся к Карине. — Попробуйте раздобыть любые сведения о переговорах между военными и Министерством обороны по поводу поездки в Гильменд.

— К завтрашнему дню? — переспросила она, округлив глаза.

— Разве у нас нет права доступа к такой информации?

— Только до определенной степени. Обычно на такой запрос уходит около недели…

— Нет у нас этой недели! Сколько можно повторять…

Утирая пот со лба, он плюхнулся в кресло, беспомощно глядя на растущую гору бумаг на столе. Карина подкатила стул и села рядом.

— Что? — спросил он устало.

— У меня идея. Мы перестаем кричать на людей, а вместо этого пробуем убедить их в том, что рассказать нам правду в их же интересах.

Бук рывком открыл ящик стола, вытащил шоколадный батончик, впился в него зубами.

— Не понимаю, о чем вы, — проговорил он, жуя.

— Единственный человек, который мог бы разоблачить Грю-Эриксена, — это Флемминг Россинг.

Плоуг застонал:

— Карина, даже если Грю-Эриксена действительно есть в чем разоблачать, с какой стати Россинг станет говорить с нами?

— Чтобы спасти свою шкуру? — предположил Бук. — Допустим, мы заставим Россинга поверить, что, держась Грю-Эриксена, он потеряет больше, чем если выложит нам все как есть… — Он почесал бороду. — Если Россинг поймет, что в конце концов все так или иначе выплывет наружу, он наверняка захочет обелить себя. Когда у нас будут первые известия от Лунд?

— Они еще в самолете, — сказал Плоуг. — Приземлятся только утром. В их распоряжении будет всего один день. Даже не представляю, что можно сделать за такое короткое…

У Бука зазвонил мобильник. Он нажал кнопку вызова сразу, не взглянув на дисплей. Звонила Мария, она с первых же слов стала обвинять его в том, что он пропал, жаловалась на детей.

Она сердилась. Он тоже. Наконец сдерживаемые эмоции хлынули наружу. Все, что злило, подавляло, огорчало Томаса Бука, обрушилось разом на любимого человека, которого он ни в чем не винил, которого меньше всего хотел обидеть. Он кричал на жену, обзывал ее, выкрикивал слова, которые ему никогда не нравились.

Потом он швырнул телефон на стол и уставился на аппарат так, будто все случилось из-за него. Смущенные Карина и Плоуг молчали.

— Все, больше не принимаю никаких звонков из дома, — несчастным голосом распорядился Бук.

Время близилось к полуночи. Он посчитал, сколько сейчас в Афганистане, и попытался представить себе в этой далекой враждебной стране ту странную женщину из полиции, которую видел лишь однажды в служебном помещении ресторана в разгар свадебного банкета.

10

Вторник, 22 ноября

Почти весь полет до Стамбула Лунд спала. Заснула она и потом, когда они пересели на неудобный военно-транспортный самолет, который должен был доставить их из аэропорта имени Ататюрка в лагерь «Бастион». Где-то на полпути она проснулась, открыла глаза и обнаружила, что ее голова лежит на плече Странге. Он не знал, что она смотрит на него. Его худощавое лицо было спокойно, взгляд направлен прямо перед собой.

Воспоминания, догадалась Лунд. Вероятно, армейские годы так и не отпустили его.

Говорить не хотелось, поэтому она подняла голову с его плеча, откинулась на спинку жесткого кресла и попыталась снова заснуть, чтобы не думать о том, что ее ждет в этой совершенно непонятной для нее стране, которую она даже смутно не могла себе представить.

С летного поля «Бастиона» их отвезли в лагерь «Викинг», в расположение датского контингента. Этот городок из времянок и палаток больше напоминал какие-нибудь трущобы. По узким улицам разъезжала военная техника, нагруженная людьми и оружием.

Их документы проверял немногословный офицер со скучающим видом. Он же прикрепил к ним солдата с машиной и молча указал на снаряжение, которому был отведен целый угол в пропускном пункте. Странге помог ей надеть большую тяжелую каску, обтянутую тканью защитного цвета, и бронежилет, настолько неудобный, что Лунд возненавидела его с первой секунды.

— Зачем мне это? — недовольно спросила она. — Мы же всего-навсего собираемся допросить врача!