Гойда - Джек Гельб

подтопило на семь пядей, что и говорить о глубоких подземельях Александровской крепости. Сейчас эти темницы особенно преисполнялись тяжёлой сырости, отчего даже крысы бежали прочь.

– Пеньтюхай, туес чужеядный! – рявкнул Басман, гоня за шиворот долговязого инока из Слободского монастыря.

Юноша осторожно ступал в холодную смрадную воду, что доходила ему выше щиколотки. Басман ступал за ним, поглядывая за толстые чугунные решётки. Наконец они остановились у нужной камеры.

– Обожди маленько, – усмехнулся Алексей и вовсе по-приятельски похлопал инока по плечу.

Юноше заметно делалось дурно в этих зловонных коридорах. Стоило ему поглядеть на узника, к которому они пришли, инока и вовсе охватил скверный дух, и он зажал себе рот, чтобы сдержать приступ, подступивший к горлу. Человек стоял на коленях в воде, шея и руки были схвачены в стальные тиски. Голова безвольно опущена, и на шее открывались синяки от оков. На левой руке мизинец и безымянный палец почернели. Мужчина едва шевельнулся, заслышав, как открывается тяжёлая дверь. Всё его тело охватила дрожь.

– Да тише, тише! – усмехнулся Алексей, наклонившись к узнику и подымая его разбитое опухшее лицо на себя.

Узник стиснул зубы, продолжая тяжело дышать. В его залитом кровью взгляде не оставалось ничего, кроме жуткого ужаса. Алексей разглядел то и довольно кивнул, указывая на инока.

– Сейчас я запущу парнишку, – молвил Алексей, наклонившись ближе. – И он тебя исповедует напоследок.

– Я всё изложил… – хрипло молвил тот.

– Ага, – усмехнулся Басман. – А нам всё мало!

– Алексей, нет, Алексей… – бормотал узник, стоило опричнику отойти от него.

– Исповедуй его, – приказал Басманов, кивая на мужчину в тисках.

Инок вздрогнул, поглядев на несчастного, и тяжело сглотнул. Юношу охватила дрожь, что лишь разозлило Алексея. Опричник схватил инока за шиворот и затащил в камеру, после чего швырнул к стальным колодкам прямо на затопленный пол.

– Давай, чтобы всё по-христиански было! – рявкнул Басман, пнув парня в живот.

У того сбилось дыхание, и он принялся жадно и хрипло хватать воздух ртом.

– Я во всём сознался! – надрывно выкрикнул узник.

– Ну, значит, на том свете зачтётся тебе, – с усмешкою ответил Алексей, снимая со своего пояса скрученную бечёвку. Затем поглядел на узника, точно силясь припомнить что-то.

– Погодь, погодь… – забормотал опричник, наклонившись вновь к нему. – Я ж предлагал тебе искупить свою вину?

Узник насилу поднял голову. Его обезумевший от пыток взгляд метался с лица Алексея на верёвку, которую Басман держал в руках.

– Помнится, – молвил Алексей, прогуливаясь по камере, – с Федькою – не забыл его? Славный малый, весь в меня… Так вот, малой ещё совсем был, и ездили мы как-то с ним в Новгород Великий. От, пока царь не слышит, от это град небесный! Бывал же там ранее, Димка?

Димитрий тяжело дышал, силясь понять, куда клонит Басман. Опричник же меж тем продолжил.

– Так вот же, к чему я, – точно прознав его помыслы, молвил Алексей. – Вот думаю, не махнуть ли вновь? На то уж и государь дозволение дал. Ты ж знаешь город и друзей своих повидаешь.

С этими словами Алексей достал из-за пазухи конверт со сломанной печатью.

– Ежели тебя глаза твои подводят, – молвил Басман, – письмо от князя Луговского. Всё зовёт тебя, Дима. Нынче Бог послал тебе, друг мой, спасение. Выманишь нам Луговского да приятелей его тамошних, и простит тебя государь милостивый за все преступные сношения твои.

Узник хранил молчание. Алексей усмехнулся, убирая письмо за пазуху да принявшись разматывать верёвку.

– Ежели так, быть по-твоему, – с печалью вздохнул Басман. – И право, Дим, не думал я, что тебя и впрямь не сломить.

Когда Басманов намотал верёвку на свои кулаки, Димитрия вновь охватила дрожь. Он зажмурил глаза, силясь сокрыть поток горячих слёз, что приступили к его лицу. Алексей чуть помедлил и резким захватом закинул петлю, да на шею инока. Юноша принялся отчаянно биться ногами и хрипло кричать, но голосу не было никакого. Басман сдавил его горло крепче – раздался отвратительный хруст, и всё тело в мгновение обмякло. Узник задыхался от страха, видя, как вытаращились глаза юноши. Лицо инока навеки застыло в ужасе. Тело наполовину утопало в зловонной воде, что поднялась после дождя. Димитрий стиснул губы, силясь унять лихорадочную дрожь.

– А ты помнишь, – Басманов наклонился к Димитрию и поднял лицо его на себя, грубо задрав за волосы, – как въехала братия в твой двор? Ты-то удрал, ерпыль ты проклятый… А знаешь, что с девками твоими сталось?

– Убий же меня, – отчаянно взмолился узник.

Алексей аж заулыбался, похлопав Димитрия по лицу.

– Не заслужил ты такого милосердия, – молвил Басманов. – Девок твоих стрельцы под стеною расстреляли. Кроме меньшой.

Узник поднял глаза на Алексея.

– Врёшь… – хрипло молвил Димитрий.

Басманов пожал плечами.

– Она сейчас в холопках ходит в усадьбе Вяземского, – молвил опричник.

– Убий же меня… – вновь молил Димитрий.

– Напишешь письмо князю Луговскому. Да смотри, ровно пиши. Условьтесь о встрече, – повелел Алексей.

Опричник поддел бездыханное тело инока и с отвращением сплюнул. Затем положил руку свою на плечо узника.

– Дим, Луговский не стоит жизни твоей Машеньки, – тихо молвил он.

При тех словах громовой бас его смягчился, и на глазах Димитрия вновь выступили слёзы.

– Всё сделаю… – хрипло вымолвил узник.

Басманов похлопал его по плечу.

– Алексей… – добавил Димитрий.

Опричник подался вперёд, внимая.

– Я всё сделаю, что наказал ты мне. Всё сделаю. Но не лукавь… Взаправду ли Маша жива? – прошептал узник.

– Взаправду, – кивнул Алексей да принялся снимать тяжкие оковы.

* * *

Раздался громкий удар в дверь. Холоп едва приотворил её, и Алексей Басманов силою распахнул её окончательно, входя внутрь.

– Василий Андреич! – провозгласил Алексей, заходя в светлицу. – Бьём челом тебе, княже!

Следом за ним зашёл Фёдор, скрестив руки на груди. Наверху послышался шум и суматоха, и в светлицу спустился князь Сицкий. Алексей широко развёл руками.

– Экая радость… – молвил князь, поглядывая на опричников, и в том сомнения не было, ибо за спиною Фёдора скалилась собачья морда, креплённая к колчану со стрелами.

Двор усадьбы Сицких стоял при Москве. Отъезд царской братии был точно гром среди ясного неба, да уж разнёсся об том слух. Вот уж неделя минула с тех пор, как Иоанн Васильевич покинул Москву. Оттого нежданно-негаданно нагрянули опричники в гости. Тем паче что князь Сицких никогда не был в особом свойстве с Басмановыми, а посему весь дом не ведал, как нынче поступить с неожиданными гостями.

Неча греха таить – с чем бы Басмановы ни были в столице, они явились к Сицким, не снимая оружия и символов своих, а значит – жди беды. С опаскою поглядывали на пришлых и холопы, и домашние. Притом Фёдор приметил пару ребятишек,