Атаман Войска Донского Платов - Андрей Венков

Багратион отнекивался: «Я бы рад сам быть, но измучен делами… Правда, я именинник, но хлопот полон рот…» Но от Платова просто так не отстанешь. Сам к Багратиону засобирался.

Тут под Несвижем поляки опять арьергард нагнали. Аким Карпов выманил три уланских эскадрона и «дал им чесу». Пленные при опросе объявили, что заняли Несвиж король Вестфальский Жером и польский князь Понятовский с конницей и легкой пехотой. Всю ночь за казаками гнались…

— Ну и как? Догнали? — усмехнулся Платов.

Захотелось новую победу отметить, а узнав про вестфальского короля, Платов как раз анекдот один вспомнил, как Михайло Илларионович Кутузов в Яссах его, Платова, с оным королем сравнил. Рассказал бы, жаль, гусары ушли и Воронцов уехал… Багратиону б рассказать…

Написал Багратиону: «Долгом поставляю Вашему сиятельству донести, что на предприятия неприятельские смотреть нечего, ибо, по-видимому, они занимают нас с намерением единственно для того, чтобы остановить.

Я нынешний день, разделавшись с наступающим неприятелем, непродолжительно вам донесу, и сам один, оставя корпус мой при старшем, поспешу завтра явиться к Вашему сиятельству в Слуцк».

Багратион переполошился: «Рапорт Вашего Превосходительства я получил. Сколь мне было приятно видеть вас здесь, столько же не смею и не желаю, чтобы вы ехали, ибо вы крепко нужны для моего тылу… А сей раз прошу вас оставаться и не ехать ко мне, чтобы без вас худо не было… Прошу вас только одной милости: давать мне часто знать, что важного и не важного случиться».

На ночлег раздосадованный Платов, заботясь о выгоде людей и лошадей, стал у речки, не переходя на другой берег. А утром вскочили — прут поляки нахрапом. Ветер значки треплет[132]. «Бий! Забий!» Митрий Кутейников, чья очередь была сторожить, сдержать не может. Пять верст гнали его до лагеря.

Глянул Платов и приказал броды искать.

— Уходим!..

Речка была глинистая, лошади вязли, и бродов не отыскано. Для переправы оставался один деревянный мостик…

Сбившимся вокруг него полковникам Платов сказал: «Не топиться же нам, ребята!», послал за гусарами, а сам решился драться.

С одним из Иловайских засели они в кустах по обеим сторонам дороги, а когда поляки, по обыкновению, занеслись далеко, до самых мостков, ударили с флангов и устроили всеобщую свалку.

Сеча была жестокой, и сначала не знали, чем она кончится. Неприятеля все ж погнали, но неожиданно напоролись на его главные силы — пехоту и даже артиллерию. Еще один сюрприз!.. Однако к тому времени все пришли в себя, опомнилиоь и, метнувшись назад, речку перешли в неожиданном порядке. А на той стороне, в безопасности, развернули донскую артиллерию и открыли из двенадцати пушек ужасную пальбу.

Князь Багратион, прознав от верных людей, в какую передрягу попал Платов (по рапортам все выходило прекрасно) и каким чудом выпутался, сам приехал в местечко Романово благодарить.

…Оказался Багратион невысок, худ, мускулист. Горбатым носом и сомкнутыми твердыми губами напоминал горца-выкреста, которых Степка немало повидал на Дону, в стольном граде.

Благодарил князь Платова, обнимал, речь приветливая, а глаза жестокие, щупающие. Озадачен князь. Нашептали ему, что нажми поляки сильнее, и перетопли б казаки в речке. Начальник арьергарда недоглядел, подставился.

Багратион за свою жизнь арьергардным начальником побыл сверх меры, все живо представил. И Платов сплоховал, и неприятель на поверку слаб оказался. Но впредь такого в арьергарде терпеть нельзя. Сменить? Без Платова казачки и вовсе от рук отобьются. Наказать? Пристыдить? Было уже… Как бы хуже не стало.

Зная за атаманом слабость и опасаясь, что после всех испытаний впадет Матвей Иванович в запой, решил Багратион его ободрить и на великие деяния подвигнуть. Но как? Наградить равного по чину нельзя. Обещать, что перед царем о награде ходатайствовать будешь, Платов еще и обидится. Впрочем, смотря какая награда… Нашел князь Багратион один ход:

— Был на Дону достойный воин, генерал от кавалерии граф Денисов, надеюсь в недалеком будущем услышать о генерале от кавалерии графе Платове, — и обнял Матвея Ивановича.

В точку попал. С покойным Денисовым, непримиримым врагом, Платов чинами сравнялся, а титула громкого еще не приобрел. Герб опять же… Царь-то наградит, да кто царю подскажет? А вот он, Багратион!..

Поляки, получив по усам, взяли влево, к Минску, а Платов через великую мочь по случившейся дурной погоде собрал вместе рассеянные боями и командировками полки и, разбрасывая присланные из штаба армии прокламации и разрушая мосты, пошел и дальше вслед за армией.

4-го в ночь привез гонец повеление царское явиться Платову в 1-ю армию, где сам царь изволит иметь высочайшее пребывание свое. Вот он, случай!

Отписав Багратиону, «ей и ей же я Вас люблю душевно и почитаю», чтоб тот — не дай Бог! — царю не отсоветовал, запросился Платов в 1-ю армию. «С непременным и истинным почитанием и душевною преданностью был и буду навеки Вашего сиятельства покорнейший слуга…»

Багратион не препятствовал, лишь велел два полка в арьергарде оставить. Рвется Платов в 1-ю армию, и отлично! Заодно и всей 2-й армии путь туда откроет.

По лесным дорогам без воды бросился Платов с полками из арьергарда в авангард сквозь всю растянувшуюся багратионовскую армию на Могилев. От напряжения лошади стали падать. Багратион еще и поторапливал: давай, мол, быстрее, царь ждет.

Вылетели к Могилеву, а там — французы. И Платову и Багратиону путь перекрыли.

Генералы Раевский и Паскевич пошли выбивать французов из Могилева, а Платов переправился вброд через Днепр, попугал засевшего в Могилеве маршала Даву с другой стороны, из-за речки, и, поднимая тучи пыли — из-за нее Даву принял казаков за всю багратионовскую армию и след потерял, — ушел в 1-ю армию к царю и Барклаю-де-Толли.

На подходе готовил Платов «почву» — писал товарищу по несчастью, по ссылке, Алексею Ермолову, который теперь вышел в люди, стал при Барклае начальником штаба. Зная ермоловские настроения, поругивал Барклая, себя же выставлял единственным спасителем в несчастье.

«Я письмо к Вам писал на песке, сидя на коленях, как другу. Прошу довести его до сведения главнокомандующего, он увидит, что мне невозможно было успеть соединиться с первой армией. А теперь уже есть надежда соединиться через два дня, разве он, Барклай-де-Толли, отретируется до Москвы, тогда уже не скоро нагоню.

Боже милостивый, что с русскими армиями делается? Не побиты, а бежим! Одна со страхом отступает, а другую отдаленными дорогами отводят без боя. Спасал я ее три недели удачливо. Прошу Бога, чтобы благословил меня и другую защитить».