Лев Толстой. На вершинах жизни - Игорь Борисович Мардов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выше состояния человека, чем состояние ежеминутного и без усилий «памятования своего духовного Я и его требований» уже быть не может. Лев Толстой дошел до вершины Пути восхождения. И, дойдя до вершины, ушел из этой жизни, перестал быть земным человеком. «И в этом нет ничего ни дурного, ни хорошего, а только то, что должно быть…».
*)цитирую по книге Б.Бермана "Сокровенный Толстой" М. 1992г. с.187-8.
*)Это прямая цитата из «Войны и мира». Пробуждение «в более действительную действительность» чувствовал и князь Андрей.
14 (65)
Одну черту состояния Птицы Небесной, черту надмирности и полной отвлеченности от всего земного, Толстой точно угадал в образе вознесшегося над людьми и миром князя Андрея. Однако князь Андрей достиг состояния Птицы Небесной – и статичен. В жизни же Толстого оказалось, что и это высшее и надмирное состояние динамично, что и Птица Небесная растет духовно.
«Только теперь в 80 лет начинается жизнь»(56.151) – обнаружил Лев Николаевич.
И – какая активная, торжественная и строгая жизнь!
«Всё подвигаюсь в внутренней работе. Никогда не поверил бы, что это возможно в 81 год. Всё большая и большая строгость к себе и от того всё большее и большее удовлетворение. Главные две черты: преданность Его воле и неосуждение в мыслях»(57.84).
«Как будто чувствую и в себе, и в человечестве созревание плода»(57.62).
Состояние жизни князя Андрея перед смертью можно точно назвать состоянием полнейшего «эгоизма духовного», о котором немало говорил Толстой в последний год жизни:
«Самое лучшее и самое худшее – себялюбие, эгоизм. Вопрос только в том: кто тот, кого я люблю больше всего? Если телесный я – дурно, если духовный я, то самое лучшее, что может быть. И этот-то духовный эгоизм я нынче в первый раз на деле в жизни почувствовал,*) и почувствовал всё благо этого»(57.58).
*) Запись от 5 мая 1909 года, то есть на самом пике второго духовного рождения.
«Отвратителен эгоизм телесный, и нет ничего выше эгоизма духовного, перенесения своего сознания в духовное, вечное, всемирное я. И перенесение это совершается любовью и дает такое благо, испытывая которое ничего больше не нужно»(57.64).
Еще одну грань состояния Птицы Небесной – грань агапической любви – князь Андрей в "Войне и мире" пережил за месяц до смерти (главы о пребывание его в Мытищах). Сорокалетний Толстой не представлял, как в одном человеке и в одно и то же время возможно реально совместить надмирность и любовь; и в романе разводил их. Знание состояния надмирности и, вместе, агапичности пришло к Толстому через много лет, и особенно ясно, когда он сам все более становился Птицей Небесной.
«Удивительное дело, только теперь, на девятом десятке начинаю немного понимать смысл и значение жизни – исполнения не для себя – своей личной жизни и, главное, не для людей исполнения воли Бога – Любви, и в первый раз нынче, в первый день Нового 09 года почувствовал свободу, могущество, радость этого исполнения. Помоги мне быть в Тебе, с Тобою, Тобою»(57.3).
Состояние жизни старца Толстого, Толстого-Птицы Небесной определялось, прежде всего, агапической любовью, но не специально культивируемой любовью-умилением ко всем и ко Всему, а конкретным любовным чувствованием людей вокруг себя – всякого собою. Вот его собственные описания этого удивительного и так мало знакомого людям чувства:
«Сколько ни старался жить только перед Богом – не могу. Не скажу, что забочусь о суждении людей, не скажу, что люблю их, а, несомненно, и неудержимо произвольно чувствую их, так же, как чувствую свое тело, хотя слабее и иначе. (Верно)»(58.51).
Общаясь с человеком, Толстой заботился «не столько о том, чтобы он признал в тебе любовное к нему отношение, сколько о том, чувствуешь ли сам к нему истинную любовь. (Очень важно)»(58.55).
В дополнение несколько цитат из «Пути жизни»:
«Мы сердцем чувствуем, что то, чем мы живем, то, что мы называем своим настоящим «я», то же самое не только в каждом человеке, но и в собаке, и в лошади, и в мыши, и в курице, и в воробье, и в пчеле, даже и в растении».
«Поговори с человеком, вглядись хорошенько в его глаза, и ты почувствуешь, что ты родня ему, что ты как будто прежде, давно знал его. Отчего это? Оттого, что то, чем ты живешь, одно и то же в тебе и в нем».
Призыв: «Пойми самого себя» для Птицы Небесной слышится по-новому:
«Всё живое хочет того же, чего и ты; пойми же самого себя во всяком живом существе».
Когда Толстой в последний год жизни сообщал, что «одна душа во всех» (так назван и раздел «Пути жизни»), то он имел в виду, что одно Я – Я Господа – живет во всех и во Всем. И другого в мире Я нет. Так что необходимость агапической любви обосновывалась им уже не только и не столько с позиций высшей агапической жизненности (которой живет Бог), а на том основании, что во всех людях и во всем живом одно и то же Я Господа.
О любви, как о стремлении слияния душ в одно целое, Толстой говорил все три десятилетия своей проповеднической деятельности. Но теперь в учении о любви появились два принципиально новых момента.
Во-первых, соединение любовью совершается не непосредственно от души к душе, от Я к Я, а опосредованно – через Я Господа. Это графически изображено в письме Л. Д. Семенову от 18 июля 1910 года, которое мы приводили выше в четвертой части.
О том же самом Толстой пишет через неделю и В. А. Лебрену (82.88):
«Спасибо Вам, милый Лебрен, и за короткое письмецо. Вы один из тех людей, связь моя с которыми твердая, не прямая от меня к Вам, а через Бога, казалось бы самая отдаленная, а, напротив, самая близкая и твердая, не по хордам или лучам, а по радиусам: не такая:
а такая:
Не менее существенен и другой новый момент в толстовском учении о любви последнего года жизни.
«Кроме молитвы обычной Отче Наш, Круга Чтения, На каждый день, нужно еще молитву, соответствующую твоему духовному движению. –
