Формула успеха - Фредерик Филипс

Я часто говорю, что если технические школы готовят инженеров, то мы готовим профессуру для них. Уже в тридцатые годы сотрудники наших физических и прочих лабораторий становились профессорами. На первый взгляд это было потерей для «Филипса», но таким образом естественно укреплялась система высшего образования, и со временем мы пожинали ее плоды. К примеру, один из наших асов, Ратенау, после войны сказал мне, что его приглашают профессором в Амстердам. Я сказал: «Дорогой Ратенау, конечно, нам будет недоставать вас, но вправе ли мы лишать Амстердам прекрасного преподавателя?» Он уехал, но позже вернулся руководить одной из наших физических лабораторий. И это не единственный пример того, как ученые возвращались в промышленность.

Заботил меня также вопрос выработки технических навыков, необходимых для практического применения. И не только в ремесленных училищах, но и в средней технической школе нашего города, основание которой было заложено по инициативе моего отца в 1939 году. В 1940 году еще можно было продолжать строительство. Поэтому во время войны школа была возведена, и я стал первым председателем попечительского совета. Когда в 1942 году здание пострадало от бомбардировки, нам удалось распределить классы по другим зданиям. После войны школа быстро расцвела. Сегодня это среднетехническое учебное заведение, где получают профессиональную подготовку две с половиной тысячи учащихся, причем 2100 из них — на дневном отделении и 400 — на вечернем.

Все это касается образования в Голландии. Но однажды мне пришлось заняться образованием, только подумать, в Эфиопии! Впрочем, это было не научное, а начальное обучение.

В 1963 году, во время моего визита в Эфиопию, я посетил министра образования этой страны. Рассказал ему об успехах, достигнутых в одной латиноамериканской стране, — там по радио обучали людей читать и писать. По радио!

— Но это невозможно! — воскликнул министр.

— Ваше превосходительство, — сказал я, — я бы и сам не поверил, скажи мне кто-нибудь об этом раньше! Но месяца через два я пришлю вам человека, который знает, как это делается. Соберете экспертов по образованию, он с ними все обсудит.

Идея ему понравилась, а я, вернувшись в Эйндховен, попытался найти человека, который бы в такой системе обучения разбирался. И что вы думаете? Никого не нашли! Похоже, его не существовало в природе. Тогда мы послали одного толкового парня в Латинскую Америку, чтобы он освоил там эти радиокурсы. Вернувшись, он написал дельный отчет, и тогда мы отправили его в Эфиопию. Прибыл он туда всего на месяц позже, чем я обещал, — с точки зрения эфиопа опоздание несущественное.

Этому парню пришлось преодолеть большие трудности — прежде всего ту, что он, конечно же, не знал амхарского языка. К счастью, он заручился сотрудничеством двух учителей, бегло говоривших по-английски, и с их помощью разработал учебный курс. По идее, в каждой деревне ученики должны были собираться в каком-нибудь помещении и слушать радио. Радиотексту соответствовал текст учебника. Тут возникла новая трудность. Эти люди не умели смотреть! У них никогда не было книг, они не знали, что такое газета, никогда не учились тому, как разглядывать картинку, чему наши дети учатся в процессе игры. Поэтому пришлось сначала учить их воспринимать рисованные изображения: это — крестьянин, это — плуг, это — вол. Потом перешли к буквам. Буква «А» везде одинакова: ворота с перекладиной. Потом взялись за амхарский алфавит, в котором 120 букв.

Через год, когда я снова приехал в Эфиопию, мы вместе с министром образования присутствовали на уроке. Занятия проходили в трех возрастных группах: в первой — дети от 8 до 12 лет, во второй — от 13 до 18, в третьей — те, кто старше. Уроки проводились в школе. Чтобы продемонстрировать радиометод, учитель с микрофоном сидел в одной комнате, а дети слушали громкоговоритель в другой. Кроме учебников, всем были розданы тетради и карандаши. Таким образом были организованы занятия во всех деревнях, где использовались радиокурсы.

Идея, как мне стало известно позже, провалилась. Мальчишки предпочитали играть в футбол. А среди тех, кто постарше, многие уже могли немного читать и писать и пошли на курсы в надежде, что это поможет им найти работу получше. Однако этот стимул оказался недостаточно сильным.

Тогда власти попытались придумать что-нибудь, что заставило бы людей посещать курсы, и со временем пришли к простому решению: по радиокурсам стали учить в тюрьме! Заключенным нравилось ходить в классы, и, выйдя на свободу, они уже умели читать и писать. Так что в итоге толк все-таки был. Позже этот проект перешел от нас в ведение ЮНЕСКО.

Моя жена также занималась образованием. После войны она открыла среднюю школу для девочек, где обучение опиралось на христианские принципы без привязки к конкретному вероисповеданию. Двадцать пять лет Сильвия была президентом школьного совета.

В шестидесятые годы меня попросили стать председателем комитета, учрежденного Палатой коммерции Брабанта с целью продумать вопрос о строительстве второго национального аэропорта в южной части Нидерландов. Было очевидно, что огромную роль в этом играет вопрос о месте расположения аэропорта. Скоро мы пришли к заключению, что для этого необходимо изучить вопрос о потребности в воздушном транспорте во всем регионе дельты Рейна, Мааса и Шельды, включая окрестности Льежа, Рур, Брабант, Фландрию, Зеландию и городскую агломерацию в треугольнике Роттердам — Гаага — Амстердам.

Остановились на том, что аэропорт хорошо бы разместить на линии, соединяющей Роттердам и Антверпен, но необходимо обговорить этот вопрос с бельгийцами, нашими южными соседями. Сейчас уже 1977 год. Решение так и не принято. Даже если аэропорт материализуется лишь через десять лет, все равно пора бы уже определить, где именно его строить. Иначе все приемлемые участки окажутся заняты!

Все эти дискуссии со всей очевидностью показали, что при решении вопроса о местоположении аэропорта чрезмерно ориентируются на позиции охраны окружающей среды, тогда как экономическим фактором пренебрегают. В любом комитете, собравшемся по поводу строительства аэропорта, найдешь сколько угодно экспертов по городскому и сельскому планированию, но представителей авиакомпаний или фирм, нуждающихся в воздушных перевозках (к примеру, туристических), там всегда не хватает. Это, на мой взгляд, странно. Ведь в обыденной жизни каждый, кто собирается открыть магазинчик, хочет прежде всего найти такое место, где к нему пойдет покупатель.

В этой связи не могу не вспомнить о другом вопросе, который отнял у меня массу времени и даже порой вызывал гнев. Я говорю о попытках начать строительство небольшого гражданского аэропорта в окрестностях Эйндховена. Сейчас у нас поблизости есть только военная авиабаза, использовать которую гражданским самолетам разрешается, но там единственная взлетная полоса направлена прямо на Вунсел, самый густонаселенный город-спутник Эйндховена. Взлетную полосу следует передвинуть, и способ, каким это лучше сделать, — предмет постоянных дрязг между разного толка экологическими деятелями (которые, говоря по совести, предпочли бы этот аэропорт вовсе закрыть) и теми из нас, кто считает, что надежное воздушное сообщение жизненно необходимо для промышленности Юго-Восточного Брабанта. Надеюсь, что окончательное решение не заставит себя ждать.