Земля помнит всё - Тиркиш Джумагельдыев

уже кажется, а все равно высокий, чистый, все лицо от него светлым кажется. Волосы назад зачесаны, блестят… Неужели он механик — целый день в моторах копается? Даже и не поверишь, скорей на учителя похож.

Может, тоже на Черное море ездит? Ест за столом, не понимает, как можно брать плов руками? Спросить бы его… Неловко, пусть сам заведет разговор. Девушке положено помалкивать, на вопросы отвечать, если спросит… Так уж принято в этой игре.

В детстве они с подружками играли в "свадьбу". И "сватов засылали", и "невесту привозили". Но их игра была искренняя, веселая. Настоящая игра — в ней не было расчета. А эта игра некрасивая, грязная. И никуда не денешься — она должна принимать в ней участие.

Сначала Джаннет хотелось убежать и заплакать. Потом ее вдруг взяла злость. "Молчит. Терпение испытывает! Думает, первая заговорю. Не думай! Не дождешься!"

Облокотившись на подушку, парень взял пиалу с чаем, стал не спеша потягивать. Казалось, ему совершенно все равно: здесь она или нет. "Смотри, сколько влезет! — всем своим видом говорил он. — Мне ни жарко ни холодно!" Нахальный какой, а! Нисколечко не сомневается, что осчастливил! Да, несладко ей будет. Хоть бы из вежливости спросил, согласна ли. Послал калым — и дело с концом! Сам он и не подумал бы явиться: для такого унижение — до свадьбы знакомиться с девушкой. Они все на одно лицо, кто калым платит, нахальные, самоуверенные, словно тавро Поставлено. О чем с таким толковать? Повторит то же, что Гарры…

Парень, не меняя положения, исподлобья взглянул на Джаннет. Потом приподнялся, не спеша налил чаю во вторую пиалу и протянул ей.

— Садись, выпей!

Девушка молча смотрела себе под ноги, не зная, как поступить. Он держал пиалу в руках, ожидая, чтоб она взяла. Взять — значит, все в порядке, значит, она довольна, все ее вполне устраивает. А не взять нельзя, он ведь ждет. Джаннет мельком глянула на парня — он смотрел совсем не нахально, чуть заметная улыбка скользила по его лицу. "Нужно взять…" Джаннет протянула руку и, не удержав пиалу, уронила на ковер.

— Надо же! — пробормотала девушка.

— Не беда! — парень усмехнулся. — Жаль, не разбилась, а то бы к счастью. Сейчас полотенчиком, и все будет в порядке! — Он взял полотенце, оставленное Нартач, прижал к ковру. Джаннет показалось, парень рад, что можно хоть чем-то занять руки. — А ты-то чего краснеешь — меня ведь разглядывают? — Он усмехнулся. — Ты велела прийти?

— Я…

— Разглядела?

— Да…

— Ну и как, понравился?

— Не очень. Чересчур нахальный.

У парня дернулись губы. Отвернулся, на щеках шевельнулись желваки.

— Нахальный, не нахальный — это вам ни к чему, главное — чтоб деньги были. Покупателю не в глаза глядят, в карман!

Джаннет сжалась, как от удара. Вскочила, выбежала из комнаты.

— Чего вылетела, как кошка угорелая? — прошипела Нартач, стараясь, чтоб не услышал гость. — Ревет! Ну Чего ты ревешь?! Господи, так я и знала! Так и знала, что выкобениваться будешь. Да перестань ты! Скажи, в чем дело! — Она своей рукой попыталась вытереть золовке слезы, но Джаннет раздраженно оттолкнула ее. Ничего хорошего она не ждала, но такое унижение! Нет! Лучше в девках остаться, как Алтын! В тыщу раз лучше! — Обидел? — не отставала Нартач. — Сказал что не так? Может, обнять хотел? Ты скажи, я его проучу! Ишь, повадились руки распускать?!

— Да не трогал он меня!

— Чего же ревешь?

— От радости!

— Ну и черт с тобой, заливайся! С ней по-хорошему, а она как собака кидается! Реви!

Нартач повернулась и пошла в комнату, где сидел гость.

— Постой! — окликнула ее Джаннет. — Подожди!

— Ну? — Нартач мрачно взглянула на золовку.

— Скажи, чтоб забирал обратно калым! Я за него не пойду!

— Ты что, сбесилась? — Нартач не верила своим ушам. — Да если он заберет калым, кто потом на тебя смотреть станет?!

— Пускай! Никто мне не нужен!

— Ну, молодец! Ну, умница! И я-то, старая дура, свидание им устроила! Да если я ему такое скажу, вся наша семья, весь род опозорен будет! На люди глаз не покажешь! Говори, в чем дело? Сейчас же говори, слышишь? Джаннет! Ты что, оглохла? Милая, послушай ты меня хоть раз в жизни, ведь я перед матерью твоей покойной — да будет земля ей пухом — в ответе, обещала выдать честь по чести. Такой жених: и лицо, и рост, и профессия — механик! Я про него целый месяц людей расспрашивала, хоть бы кто дурное словечко молвил!..

— Пускай он хороший! Пускай золотой! Все равно не пойду! Не пойду за него!

У Нартач дух перехватило от злости, но смолчала. Пошла к гостю.

— А где же Джаннет? — удивленно спросила она, делая приятную улыбку. — Вышла куда? Да вы пейте чай, пейте.

— Спасибо! — Перман отодвинул чайник. Лицо у парня было такое, что Нартач обеспокоилась не на шутку. Что ж это у них вышло? Может, он скажет? Перман молчал.

— Непонятны мне ваши поступки, тетушка… — он искоса глянул на Нартач.

— Чего ж непонятного? Может, я не в курсе?

— Прекрасно вы в курсе. Приняли сватов, калым взяли, а вместо того, чтоб свадьбу назначить, зовете, будто знакомиться…

— Так оно и есть — познакомиться. Чего ж тут обидного? Сам знаешь, не прежнее время — против воли не отдают. Захотела невеста поглядеть на тебя… "

— А раньше что ж, не хотела? До того, как калым приняли?

— Ой, сынок, не пойму я тебя. Ты у нее-то почему не спросил?

— Не успел — убежала. Сказала бы, эта прямо в лицо режет!

Нартач хихикнула.

— Что ж ты, милый? Такой лихой парень, а к девушке подхода не нашел!

— Зачем ей мой подход. Когда калым, никакого подхода не надо.

— Одно другому не мешает. У нас, если хочешь знать, все калым платят, и кто по любви — тоже. Вон сосед недавно дочку женил, она с парнем два года встречалась, а все равно калым. Сама сказала, чтоб заплатил. Потому что, если без калыма, сплетни бы разные пошли. Не уберегла, мол, себя.

— Интересно! — Перман покачал головой. — Выходит, девичья честь калымом мерится?

— А ты как думал? Все, милок, делать надо как положено. Чтоб люди не осудили.

— Сто лет назад так было положено!

Нартач обиженно поджала губы, помолчала.

Ну и делали бы по-новому, раз вы такие новые, — вполголоса сказала она. — К чему людей беспокоить?

Перман промолчал — крыть было нечем.

Будьте здоровы, тетя! — сказал он, поднимаясь с ковра.

— Ну чего ты? Чего? Ничего я такого не сказала.

— Да нет,