Земля помнит всё - Тиркиш Джумагельдыев

Джаннет молчала, отсутствующим взглядом следя за расположившейся неподалеку компанией.

— Сон я вчера видела, — негромко сказала она. Сон ее Пермана не интересовал, не верил он ни в какие сны, но все равно обрадовался: рассказать хочет, значит, доверяет немножко. — Будто на руке у меня кольцо… Красивый-красивый камень! Сияет — прямо глазам больно! И так оно мне нравится, так я рада, что у меня такое кольцо — ног под собой не чую! — Голос Джаннет звучал грустно… — Выхожу на улицу, смотрю: кольцо на руке, а камешка нет — пустое место! Я как закричу!.. — Она еле удержалась, чтобы не всхлипнуть. — Вдруг вижу: катится мой камешек по такыру. Я — за ним. Бегу, бегу, а догнать не могу… С тем и проснулась. — Слезы блеснули у нее на глазах, отражая свет фонаря. — Этот камешек — мое счастье. Никогда, видно, мне его не догнать… Не добыть…

Крупная слеза сорвалась с ресницы и упала на землю.

— Добудешь, Джаннет! Добудешь ты свое счастье! — воскликнул Перман и вдруг умолк, чувствуя, что не вправе говорить это. Девушка тоже молчала. Из-за дощатого забора доносились переборы саза.

— Перман… — тихонько сказала Джаннет.

— Что?

— Правда, что вы деньги на калым занимали?

— А почему ты спрашиваешь?

— Нет, ты скажи: занимали?

— Занимали.

— Много?

— Много! — не понимая, к чему она ведет, Перман сразу весь ощетинился. — Побольше бы твои родичи калым назначили!

— Не надо было соглашаться. — Джаннет обиженно поджала губы. — В других местах поспрошали бы. Невест хватает…

— Не нужны мне другие! Я как тебя увидел… Я Гулмураду сразу сказал.

— И что ж он? Купить присоветовал?

— Ну зачем ты так говоришь, Джаннет?

— Потому что я не товар, понимаешь? Нельзя меня покупать! Гулмурад не объяснил тебе этого? — Она говорила негромко, но такая обида, такая боль была в ее словах.

— Чего ж объяснять? Сам не маленький…

Он ждал, что сейчас она спросит, зачем же тогда калым, но Джаннет не спросила. Вздохнула и замолчала. Неужели она его не поймет? Неужели все, что он должен ей сказать, так и останется камнем на сердце? Нет, сказать он должен, иначе нельзя, иначе глупость получится.

— Вот, Джаннет, иногда бывает, болен человек. Очень болен. И вдруг запросил арбуза. Зима, мороз, а ему арбуза подавай! И знаешь, что бесполезно, не поможет ему никакой арбуз, да и не найти его зимой, а все равно идешь ищешь… Вот и я вроде зимой арбуз ищу.

— Но для кого?!

— Для матери!

— Так бы и сказал! — она несмело улыбнулась ему.

— Нет, Джаннет! Ты не думай, что я оправдать себя стараюсь, вину свалить на другого. Это легко, это проще всего. Видел ведь: ходит она по домам, деньги эти проклятые собирает! А не дадут, как собака побитая, в, глаза мне смотрит, стыдится… Ладно, думаю, пусть, женюсь как матери нравится! А нельзя. Нельзя так, Джаннет! Родителям доверять, уважать их нужно. Но судьбу свою решать надо самим! Только теперь я это понял…

Какой-то человек, слегка пошатываясь, подошел к ним.

— Приятель! Закурить не найдется?

— Не курю.

— Не курите… Здоровье бережете!.. — Пьяный поморщился, махнул рукой, побрел дальше.

— Ладно! — Перман хлопнул себя ладонью по колену. — Все мы задним умом крепки. Сначала сделаем, потом думать начинаем. Не доходит до нас, что преступление это — калым платить!

Девушка вскинула на него глаза, взглянула пристально и опустила голову.

"Не верит она мне!" — Перман вздохнул и поднялся со скамейки.

— Пойдем, Джаннет! Пойдем, а то концерт кончится.

Когда Джаннет вернулась домой, все уже давно спали. Только Нартач в бессильной ярости слонялась по комбатам.

Джаннет тихонько проскользнула к себе — не хотелось ей говорить сейчас с Нартач, но та вошла и плотно прикрыла дверь.

— Ты что ж, опозорить нас решила, бесстыдница? Гулмурад с вами ездил?

— Да.

— И у тебя хватило совести залезть в машину к распутнику?

Джаннет молча пожала плечами.

— Молчишь? Язык отсох? Связаться с Гулмурадом!..Да если б я знала, что Перман — приятель этого срамника, я б ни его, ни сватов на порог не пустила! То-то, я гляжу, обнаглел парень. Оказывается, дружок подбивает. Что он тебе болтал? Говори!

— Ничего.

— Врешь, паскудница! Уговаривал от калыма отказаться? Как это, мол, ты согласилась, чтоб продали?.. Отвечай! Небось Арзи расхваливал, с нее, мол, пример надо брать?

Джаннет удивленно взглянула на невестку — откуда ей все известно? Вот колдунья!

— Перман сказал правильно.

— Что правильно? Что?! — выкрикнула Нартач и, испугавшись, что разбудит весь дом, снова перешла на шепот: — Говори, объясняй, ты ведь у нас не застенчивая. Вчера с парнем познакомилась, а уже — Перман! Порядочная позволит себе такое? Я с твоим братом пятнадцать лет голову на одну подушку кладу, а хоть раз назвала я его по имени? Ладно, докладывай, какая у вас беседа шла!

Не в силах устоять на месте, Нартач кругами ходила вокруг девушки. Ясно было, что, если не ответить ей, она начнет скандалить, не посмотрит, что ночь на дворе.

— Перман сказал, что пожалел мать. Уважить ее хотел, а теперь раскаивается.

— В чем раскаивается, чтоб ему до утра не дожить!

— Ну… что калым заплатил.

— А… Так я и знала! Значит, бесплатную захотелось? Как у дружка? Плакался небось, что кругом в долгах!

— Да. Сказал, что в долги залезли.

— Невесте такое сказать! Мужчина называется!

— Хватит! Не хочу тебя больше слушать!

— Не хочешь? Не желаешь? Ладно, замолчу. Но дело это так не оставлю. Завтра…

— Вот-вот! Перман завтра придет.

— Опять? Ишь повадился, как к себе домой. Ну нет! Больше его ноги в нашем доме не будет — мне с ним толковать не о чем! Я знаю, с кем разговор вести. А если что не так, навалю ему на спину его мешки, и пошел! Пускай в городе невесту ищет. Там они бесплатные!

Нартач до утра не сомкнула глаз, прикидывая и так и этак.

Медлить нельзя, это ясно. Будешь ждать, пока яблоко поспеет да в рот упадет, пожалеешь. Придется уж, видно, покрутиться. Время такое — ничего не поделаешь. Какие у них перед глазами примеры? Вон Арзи без копеечки парень взял! И не сказать, чтоб так уж на них дивились. Родители и то не отвернулись от дочки, будто так и надо. Еще и кичатся: вот, мол, какие мы передовые — дочь без калыма отдали! Нашли чем гордиться! По прежним понятиям, ее и на порог пускать не положено! Все теперь шиворот-навыворот. Бесстыдство в пример ставят, а когда все честь по чести, как спокон века ведется, — преступление!..