Корфу - Владимир Виленович Шигин

заразительных болезней. Посажено в тюрьму до двух тысяч якобинцев и держать станут в заключении, пока невиновность их доказана будет. Казни и аресты, производимые над якобинцами, привели всех таковых в совершенную трусость и подлость, каковое исключение вселило в народе, преданном королю, превосходный дух мщения противу якобинцев и французов».

В те дни по приказу Нельсона были казнены более 4 тысяч «изменников», еще 30 тысяч (по приказу добрейшего короля) брошены в тюрьмы… Единственным убежищем для подозреваемых в «якобинстве» стали дома, где квартировали русские моряки.

Белли распорядился:

– Принимать всех! Не выдавать никого!

Так были спасены сотни людей. По прошествии многих лет итальянский историк Ботта скажет о тех страшных днях очень коротко и вполне ясно: «Срам Италии и слава русским!»

Вскоре не без помощи русских моряков удалось навести в городе некоторый порядок. Но и на этом испытания для маленького отряда не закончились.

Неправомочность Нельсона в отмене условий капитуляции однозначно признает и известный британский военно-морской историк Д. Джеймс: «К стыду английского адмирала (Нельсона. – В.Ш.) капитуляция была утверждена обеими сторонами и по всем законным формам… и лорд Нельсон обязан был исполнить свято все статьи договора без исключения».

Однако Нельсон пожертвовал всей своей репутацией. Почему? Скорее всего, в угоду не столько неаполитанскому королю, сколько в угоду той, которая пыталась руководить всей англо-неаполитанской политикой. Эмма жаждала увидеть кровопролитие, и ее желание было тут же исполнено!

Позднее Нельсон, оправдываясь за свои действия, будет так описывать происшедшее: «Я предложил кардиналу Руффо передать французам и мятежникам от моего имени, что перемирие прервано уже одним тем, что перед Неаполем находится английский флот, что французов не будут считать даже военнопленными… что касается мятежников и изменников, то никакая власть не вправе посредничать между нами и их милостивым монархом, и они должны совершенно положиться на его милосердие, ибо никаких других условий им даровать нельзя. Кардинал отказался скрепить эту декларацию своим именем, и я, подписав ее дин, отослал к мятежникам. Только после этого они вышли из своих фортов, как надлежало мятежникам и как надлежит, надеюсь, всем тем, которые изменяют своему королю и своему отечеству, чтобы быть повешенными или иначе наказанными по усмотрению их государя».

К этому времени непокоренным оставалась только крепость Санта-Эльма. На призыв Нельсона о сдаче ее комендант ответил вполне логично:

– Я не могу капитулировать перед тем, кто не держит слова!

Раздосадованный Нельсон бросил против крепости своих матросов и неаполитанских гвардейцев. Приступ был, однако, без особых усилий отбит. Стало очевидно, что с Санта-Эльмом придется немало повозиться. Снова начались долгие переговоры. Наконец французы добились для себя приемлемых условий и были переправлены в Тулон.

К этому времени в Неаполь прибыл на фрегате «Сабелла» и король Фердинанд. Вызвав к себе кардинала Руффо, он зачитал ему свой манифест, в котором указал, что спасением королевства всецело обязан ему.

На это кардинал справедливо заметил:

– Ваше Величество! Что касается меня, то я обязан овладением столицы пяти сотням русских солдат, которые все время шли вперед на штыках. Именно они разбили французов и освободили Неаполь!

Того же мнения была и королева Мария-Каролина:

– Верю вам, кардинал, что без русских вы ни за что не отважились бы напасть на Неаполь!

* * *

А над Неаполем все еще поднимались языки пламени и дыма, то наводили порядок английские морские пехотинцы и королевские гвардейцы. Повстанцев и всех, кто просто попадался под руку, расстреливали у ближайших заборов. В числе приговоренных к смерти оказался и всемирно известный композитор Доменико Чимароза, автор известной оперы «Тайный брак». За музыканта вступились и спасли от расправы русские офицеры.

В этой тяжелейшей обстановке наши моряки проявили свои лучшие качества. Вот что пишет один из историков: «…Везде, где можно, оказывали помощь и защиту всем, кто ее у них просил, и таким образом спасли от смерти пользовавшегося в то время огромной популярностью композитора Чимароза. Наш десант своею замечательной дисциплиной и честностью внушил к себе такое уважение неаполитанцев, что дом, в котором квартировал русский офицер или солдат, делался уже неприкасаемым убежищем…».

Доменико Чимароза – итальянский композитор.

Впрочем, наши спасли тогда и многих других. Министр Мишеру, по долгу службы находившийся в русском отряде, не переставал восторгаться:

– Какая храбрость! Какая дисциплина! Какие кроткие, любезные нравы! Неаполь будет боготворить вас! Память о русских останется в нашей стране на вечные времена!

Пригласив Белли на борт «Фоудройанта», Нельсон с любопытством познакомился с командиром российского отряда.

В разговоре собеседники быстро выяснили, что в давние времена даже служили на соседних судах.

– Вот как! – удивился Нельсон. – Значит, вы не просто англичанин, но еще и офицер британского флота! Как же вы могли подписать такую позорную капитуляцию, да еще втянуть в эту авантюру капитана Фута?

– Извините, сэр, но я офицер российского флота, а потому действовал в интересах моего государя!

– Но вы же англичанин, в конце концов! – сорвался в крик контр-адмирал.

– По крови да, но мое сердце и душа полностью принадлежат России! – не без вызова ответил Белли.

На этом бывшие сослуживцы и расстались.

Еще совсем недавно Нельсон писал в Петербург английскому послу Уитворту: «Мы ждем с нетерпением прибытия русских войск. Если девять или десять тысяч к нам прибудут, то Неаполь спустя одну неделю будет отвоеван, и Его Императорское Величество будет иметь славу восстановления доброго короля и благостной королевы на их троне».

И вот русские пришли, и, хотя их было не девять тысяч, а всего шесть сотен, свою задачу они выполнили блестяще!

В какой-то момент Нельсон все же ужаснулся делу рук своих. На совещании капитанов у него вырвалась невольная фраза:

– Нельзя, однако, рубить головы всем в королевстве, будь оно даже полностью составлено из мошенников!

Но на этом его недовольство происходящим и ограничилось.

Королева Мария-Каролина, а за ней и Эмма Гамильтон требовали залить Неаполь кровью. В присланном из Палермо письме она умоляет свою интимную подругу: «Я бы посоветовала лорду Нельсону обойтись с Неаполем так, как он обошелся бы с каким-нибудь мятежным городом в Ирландии».

Увы, как бы ни хотелось этого признавать, но очаровательная леди Гамильтон оказалась столь охоча до человеческой крови, что не отказывала себе в удовольствии лично любоваться многочисленными казнями. Именно с ее «легкой» руки начал свою карательную деятельность в Неаполе и Нельсон.

* * *

Вот уже более двухсот лет исследователи жизни английского адмирала ломают голову, для чего понадобилось Нельсону с беспримерной жестокостью убивать престарелого командующего неаполитанским флотом князя Карачиолло? Вся вина старого