Смертельно прекрасна - Эшли Дьюал

Неожиданно рядом оказывается Мэри-Линетт.

— Ты как, Ари?

— Он пришел за ней.

— Я слышу. Нужно отвести Норин в подвал.

— Он мучает ее, — зажмурившись, стону я и горблюсь, — он делает ей очень больно.

— Она выдержит, — уверяет меня тетя и хватает за плечи, — она всегда выдерживает.

— Это нужно остановить, а, закрыв ее в подвале, мы ничего не исправим! Лишь дадим ему возможность остаться с ней наедине. Это отвратительный план. Чудовищный, Мэри!

— Хватит, у нас нет выбора, — тетушка пронзает меня суровым взглядом, а я послушно замолкаю. Черт возьми. Вот и сила принуждения. — Помоги мне отвести ее в подвал.

Я схожу с места, бегу за Мэри-Линетт и чувствую, как клокочущее дыхание Дьявола путешествует по моим плечам, а затем вдруг пальцы, будто когти, вонзаются в мои плечи, и, в лихорадке выгнув спину, я налетаю на стену и ощущаю, как тоненькие струйки крови скатываются по лопаткам.

— Ари! — тетя Мэри в один прыжок оказывается рядом. — Что с тобой? Ты…

— Быстрее, — рявкаю я, оттолкнувшись от стены, — давай же!

Мы бежим дальше. Мэри-Линетт распахивает дверь, врывается в комнату и замирает в иступленном ужасе, увидев, как сестра, примкнув к изголовью кровати, глядит вверх на потолок белыми точками вместо глаз. Тетю Норин трясет в конвульсиях, а грудная клетка разрывается от быстрых, судорожных вздохов, и Мэри прижимает ладонь ко рту.

— О, Боже, — взвывает она сквозь пальцы, — Норин? Дорогая, ты меня слышишь?

— Подойди ко мне, — хрипит Норин.

— Я здесь, я рядом, — Мэри на ватных ногах плетется к сестре.

— Ближе. Подойди ближе.

— Нет, стой, — я перехватываю руку тети и тяну на себя, — это не она! Куда ты?

— О чем ты говоришь? Ей нужна помощь!

— Мэри, не бросай меня, Мэри, — сипло взвывает Норин, неестественно выгнув спину, а я настороженно морщусь. В груди горячо, в груди горит, я чувствую, что не Норин зовет к себе сестру, а Дьявол, — Мэри, помоги же мне. Помоги.

Мэри-Линетт подскакивает к сестре и прикладывает ладони к ее трясущимся плечам. Я перестаю дышать. Делаю несколько шагов вперед, стискиваю зубы и слежу за сестрами Монфор, готовая в любой момент сорваться с места. Думая, что готова.

— Дорогая, нужно спуститься в подвал, — шепчет она, поглаживая ее волосы, — ты сама этого хотела, помнишь? Нужно лишь спуститься в подвал, вместе.

— Спуститься в подвал.

— Да. Пойдем.

— Пойти с тобой. С тобой, с моей Мэри, — тетя Норин прикасается щекой к руке Мэри и растягивает потрескавшиеся губы в улыбке, — Мэри всегда рядом, она любит меня, а еще она любит смотреть, как я люблю других, как любят меня. — Норин обхватывает пальцами изголовье кровати и внезапно подрывается вперед, оскалив зубы.

Лица сестер едва не сталкиваются. Но Мэри уворачивается от удара и отскакивает на почтительное расстояние от постели, схватившись руками за лицо. Она отворачивается, ко мне пошатывается, а я замечаю, как ужас проскальзывает в ее изумрудных глазах.

— Мэри-Мэри, моя маленькая Мэри, — шипит Норин, прогнувшись к нам. Она смеется. Белая пелена внезапно исчезает, и на нас смотрит пронизывающий взгляд тетушки, только совсем чужой и пропитанный злобой. Ее небесно-голубые глаза искрятся похотью. Она не прекращает улыбаться, облизывает губы и подается вперед. — Чистая Мэри-Линетт, чистая одежда и руки. Мэри моет руки в ванной, Мэри раздирает их до крови. Мэри думает, что у нее получится отмыть грязь, но грязь не сотрется из мыслей. Мэри прокрадывается ближе, Мэри приоткрывает щелку, Мэри видит, как он покрывает поцелуями мою шею. И я вижу ее, она не уходит. Она смотрит. Она слышит. Маленькая проказница, Мэри.

Тетя Мэри стискивает пальцы, и мы встречаемся взглядами; я даже думать не хочу, о чем говорит Норин, точнее Люцифер в ее голове. Но главное — мне все равно. Решительно подношусь к Мэри-Линетт, и, изнывая от похоти и опьяняющего чувства безнаказанности, что прокатывается по спине пожаром и передается по воздуху, рычу:

— Не слушай ее, мы должны увести Норин в подвал! — Мэри не успевает ответить, а я уже ощущаю ее робость и страх, и дикий стыд; такой, что у меня подкашиваются колени.

Я резко встряхиваю волосами, а она шепчет:

— Ари, прости, я не…

— Милая Мэри, где ты была? Я спала, мамочка. — Не своим голосом пищит женщина, стонущая на кровати; закрывает глаза, порывисто вонзает пальцы в простынь и улыбается. Я с отвращением гляжу на незнакомку. — Мэри любит подглядывать за сестрой. Она хочет быть своей сестрой. Она расчесывает локоны ее щеткой для волос. Она пробирается к ней в комнату, ложится на постель, гладит простынь, сжимает в пальцах и вспоминает то, что увидела ночью. Касается носом подушки, морщится от удовольствия и зависти, ведь мама ей никогда не позволит того, что позволяет сестре. Но маму легко обмануть, мама никогда не узнает, и никто не узнает твой маленький секрет, моя милая Мэри.

— Хватит! — Вспыляю я и подаюсь вперед. Женщина, только внешне похожая на мою тетю, переводит на меня взгляд и медленно наклоняет голову, изучает, а затем вдруг резко растопыривает пальцы и прокатывается ими по своей руке от локтя до запястья.

Я вскрикиваю от боли, пошатнувшись назад, и, приподняв руку, замечаю, как на ней в мгновение ока появляются толстые, кровавые полосы.

Тетя Норин издает нечеловеческий смех, сродни монстру, пришедшему из темноты.

— Сейчас будет немного больно! — Вопит она и внезапно вонзает когти прямо в глаза.

Я верещу так громко, что крик проносится по всему дому. Меня откидывает назад, и я ударяюсь спиной о дверь, схватившись ладонями за лицо. Боже, боже!

Дикая боль вспыхивает в моих глазах. Я дергаюсь из стороны в сторону, пытаясь изо всех сил смахнуть колющую резь, мотыляю головой так рьяно, что сводит шею! А я затем вдруг слышу грохот и чувствую невероятное облегчение.

Кожу вокруг век пощипывает, носильной боли я не испытываю. Открываю глаза, не решившись шелохнуться, и вижу, как Мэри стоит над сестрой, сжимая в пальцах шприц.

— Она уснула, — отрезает Мэри-Линетт; на меня она не смотрит. — Это снотворное, мы должны отнести ее в подвал, пока она не очнулась. Помоги мне.

Повинуюсь, будто у меня совсем нет воли. Отлипаю от стены и делаю все, что велит тетушка, пусть до сих пор ощущаю, как невидимые когти пытаются проколоть мне глаза.

Мы запираем Норин в подвале. За окном появляются первые утренние лучи.

Я сижу на кухне, когда ко мне подходит Мэри-Линетт. Она бросает на стол аптечку, устраивается рядом и стискивает зубы так сильно, что я слышу скрип. Мы молчим. Я даже не знаю, что сказать. Что правильно сказать. Наверно, молчание — единственный выход.