Смертельно прекрасна - Эшли Дьюал

— Что ж, у меня лишь одна дочь.

Вспыхиваю от странного смущения и взмахиваю руками:

— Уже хорошо. Есть человек, который в старости кружку с водой поднесет. Да?

— Я не старею.

— Ну, я старею. Тогда, может, ты поднесешь мне чашку?

— Ари, — Ноа неожиданно отталкивается от стола и подходит ко мне, выпрямив спину. Я не хочу думать о том, что мы похожи, но смотрит он на меня так, как я смотрю на себя в отражении, когда хочу взвыть от недовольства. — Почему ты отрицаешь это, что плохого в том, кто ты есть? В мире возможно все. В мире бывают исключения. Ты — исключение, и в этом нет ничего неправильного. Так просто случилось, вот и все.

— Вот и все, — эхом повторяю я и отставляю в сторону кружку. Как просто он взял мне и все объяснил. Ну, подумаешь, ну, бывает. Чем Смерть хуже человека? С чего это вдруг у него не может быть детей и личной жизни? Пф, глупости. Вполне обычное дело.

— Необычное дело, — поправляет он, а я непроизвольно вспоминаю, что этот отец года читает мысли. Класс. С таким папочкой особо не посекретничаешь. — Но я ведь сказал, что ты — исключение. Мы оба должны смириться с этим.

— С детьми не мириться, Ноа. Детей любят, с ними живут, их растят.

— У нас не стандартная ситуация.

— Так и есть. Просто, в таком случае, с чего ты взял, что ты имеешь право называться моим отцом? Возможно, в виде исключения, мы придумаем тебе другое имя? Потому что от тебя у меня только способности видеть мертвецов, да общаться с усопшими.

Я поднимаюсь со стула и грустно выдыхаю. Странное чувство в груди.

Не могу поверить, что мама любила этого человека, это существо … Она считала его своим другом, своей опорой. Она так держалась за его руку, но ведь он холодный. Он, как лед, скала, камень. Неприступный и одинокий. Абсолютно нас, людей, не понимающий.

— Джин я понимал всегда, — говорит Ноа и отворачивается; виновато поджимаю губы, а он отходит немного в сторону. — Джин была единственным человеком, который слышал меня, которого слушал я. Она умела оживить во мне то, что умерло много столетий назад, а, возможно, никогда и не рождалось; она — исключение, как и ты.

— Неужели так хорошо быть исключением?

— Могу сказать, Ари, что за века скитаний и за тысячелетия прозябания в этом мире я понял что, жизнь однообразна и скучна. Люди совершают те же ошибки, говорят похожие слова. Но случаются исключения. — Он оборачивается и пожимает плечами. — Именно они привносят в жизнь смысл. Ты знаешь, чего хотят все люди?

— Чего?

— Быть не такими, как все. Однако уже это желание делает их похожими на других. Я смотрю на это каждый день, каждую минуту. Я видел всех. Через меня проходили старики и дети, женщины и мужчины, все со своей историей, все со своими причинами, мыслями и оправданиями, но никто не выделяется, потому что твои собственные проблемы зачастую переносят еще тысячи и миллионы людей. И пока ты думаешь, что ты один сражаешься со Вселенной, по этому же поводу с ней сражается половина человечества. — Ноа взмахивает руками и со свистом опускает их, продолжая неотрывно смотреть на меня шоколадными и очень добрыми глазами, в которых, как мне кажется, пляшут искры. — Люди ищут смысл и не находят его. Они считают, что смысл в деньгах, в семье, в любви, в друзьях. Но все это составляющие смысла. А сам он заключен в том, чтобы прожить жизнь неординарно, Ари, чтобы отличиться от других, оставить след. Быть исключением — есть суть существования. Не быть богатым, быть знаменитым, умным, добрым или решительным. А уникальным. И ты до сих пор считаешь, что на тебя свалилось тяжелое бремя? Верно! Быть не таким, как все трудно. Но это стоит того. Я думаю, что стоит.

Смущенно покачиваюсь на носках и почему-то улыбаюсь. Ноа все смотрит на меня, а я вдруг передергиваю плечами и смеюсь:

— Лжец.

— В смысле?

— Ты самый настоящий лжец, Мистер Смерть. Сказал, что не понимаешь людей и не смыслишь ничего в жизни. Но это не так. Может, со стороны лучше видно?

Ноа неожиданно меняется в лице, и впервые я вижу в нем проблески человеческих и живых эмоций. Он будто смущается и будто ему становится приятно! Он поправляет верх рубашки, растягивает концы красного галстука и говорит:

— Мне ничего больше не остается, кроме как наблюдать.

— И как это происходит? — Он вопросительно вскидывает брови, а я подхожу ближе и становлюсь рядом, оперевшись о край стола. — У тебя есть список, и ты ходишь по домам?

— У меня есть список. Но я не хожу по домам.

— И даже не пролазишь через камин?

— И даже не пролажу через камин, Ари.

— О, смотри, у тебя есть задатки сарказма! Еще чуть-чуть, и я научу тебя быть этим…, ну как его там…, человеком. — Усмехаюсь и вижу, как Ноа дергает уголками губ.

— Ты похожа на Реджину, Ари. Я вижу ее.

— Здесь? Сейчас? — Я оглядываюсь в поисках мамы, но Морт вдруг кладет ладонь мне на плечо, и в груди становится горячо.

— Да. Здесь и сейчас. Ты очень похожа на свою мать. Мне нравится, что ты борешься. Я знаю, что она бы тоже сопротивлялась, не сдалась бы просто так, не опустила руки.

— Но почему она умерла? Неужели ты не смог…, — я сглатываю и наблюдаю, как Ноа робко убирает руку с моего плеча. Он переводит взгляд в стену, а я поджимаю губы. — Ты ведь Смерть. Ты забираешь людей. Почему ты не спас ей жизнь?

— Это неправильно, Ари. Я не должен нарушать баланс.

— Но ты любил ее?

— Это трудно. Я…, знаешь…

— Любовь побеждает смерть, так говорят люди, — шепчу я.

— Но не любовь определяет судьбу, не любовь решает, кто умрет, а кто будет жить. У любви есть власть над людьми, но не над вечностью. Судьба — вечна. Смерть — вечна. Но…

— …любовь — нет.

— Я не имею права руководствоваться личными интересами. Это привело бы к краху. Прежде всего, я — Смерть, и только потом — Ноа Морт. Реджина это понимала. Она умерла и не просила пощадить ее. Она просила пощадить тебя. Что я и сделал.

— Потому что я твоя дочь?

Ноа Морт смотрит на меня похожими глазами и некоторое время молчит. Я думаю, у него не найдется слов ответить, однако неожиданно Смерть кивает.

— Да, Ари. — Он хмурит брови и сглатывает. — Потому что ты — моя дочь.

Когда я выхожу из кабинета, мне становится немного легче. Будто я, наконец, нашла то, что искала, пусть и не неслась сюда, надеясь, поговорить с отцом. Я планировала хотя бы парочку ответов услышать, а вместо этого прониклась к Ноа пониманием. Странным и необоснованным пониманием, ведь он, в конце концов, забирает души людей и не так уж и давно соблазнил мою маму своим искренним, пронзительным взглядом.

Я устало плетусь по коридору, вскинув голову, и думаю о том, что делать дальше. Я понятия не имею, как избавиться от проблем с Люцифером. Может, и об этом нужно было со Смертью поговорить? Может ли Смерть убить Дьявола? Или это мои тщетные надежды и глупые мечты? Было бы просто замечательно, набрать знаменитого папочку и сказать: