Паустовский. Растворивший время - Олег Д. Трушин

А. Синявского и Ю. Даниэля возбуждено только потому, что они создали ряд произведений резко критической, сатирической направленности.

Я уверен, что опубликование этих “криминальных” произведений в советской печати не принесло бы нашему государству никакого вреда. Что же касается уголовного преследования А. Синявского и Ю. Даниэля, то оно, мне кажется, принесёт нашему государству несомненный вред.

Прошу огласить это письмо полностью, без каких-либо изъятий»363.

Как ни старалась защита приобщить к материалам уголовного дела обращение Паустовского, впрочем, как и подобные ему по содержанию письма Льва Копелева, Юрия Буртина, Вячеслава Иванова, Ирины Роднянской и ряда других «общественников», ничего не получилось. Суд, с самого начала взяв «обвинительный» уклон, отказал в этом.

Не сыграло своей роли и письмо о помиловании осуждённых, под которым свои фамилии поставили 63 члена Союза писателей СССР. В числе его подписантов был и Константин Паустовский.

Незаслуженно строгий приговор по делу Синявского и Даниэля крепко всколыхнул общественность внутри страны и уже совсем скоро «породил» новый судебный процесс, но теперь уже на скамье подсудимых будут те, кто решил рассказать всему миру о незаконном осуждении двух писателей. Так называемое «Дело Гинзбурга и Галанскова», которое будет тянуться больше года и закончится открытым судебным процессом, состоявшимся в Московском городском суде 8—12 января 1968 года, станет ещё одной лакмусовой бумажкой всех тех общественно-политических процессов, которые проходили в стране в 1960-е годы.

Адвокат Семён Львович Ария о том процессе скажет так:

«Суд над ними (Синявским и Даниэлем. – О. Т.) было решено превратить в показательную гражданскую казнь, предназначенную для устрашения слишком уж что-то осмелевшей интеллигенции. Так и сделали. Звон устроили первоклассный. Советская пресса захлёбывалась от возмущения. Теперь об их книгах и о содержании таковых знали почти все в стране и в мире. <…>

Устрашения не получилось. Возмущение получилось. Мировая пресса клеймила расправу над литераторами. В Москве четверо молодых людей – Галансков, Гинзбург, Добровольский, Лашкова – решили выразить своё несогласие с приговором созданием “Белой книги” – собранием публикаций, осуждавших неправосудную расправу. <…> Один экземпляр от имени составителей направили в ЦК КПСС, один – в КГБ и один – в Париж для публикации. Это был сознательный и дерзкий вызов гонителям свободы слова»364.

Добавим, что был ещё один экземпляр «Белой книги» – Лашкова по просьбе Гинзбурга лично передала его Эренбургу, который в то время был депутатом Верховного Совета СССР от Латвийской ССР.

Реакция властей на «Белую книгу» была мгновенной: все четверо составителей были арестованы и помещены в Лефортовскую тюрьму, ведь в сборнике были опубликованы слишком уж резкие статьи, такие как «Письмо старому другу», авторства, как позже выяснилось, Варлама Шаламова и «Открытое письмо Шолохову» Лидии Чуковской. Последняя была ответом на речь Михаила Шолохова на XXIII съезде КПСС, в которой тот отметил, что если бы Синявского и Даниэля судили в 1920-е годы, то мера их наказания была бы совсем иной (Корней Чуковский назвал эту речь подлой).

Ария, защищавший на «процессе четырёх» Лашкову, отметит, что «…ни одному из подсудимых не была дана возможность связно изложить свои объяснения относительно вменённой им диверсии мысли». Обвинительный уклон суда был неоспорим. Ни о какой состязательности сторон не могло быть и речи.

Приговор был суров: Галансков получил семь лет заключения и умер в тюрьме, Гинзбург – пять лет, Добровольский – два года, Лашкова – один год, и с учётом нахождения года под стражей была освобождена от наказания в зале суда.

Резонанс дела Гинзбурга и Галанскова был нисколько не меньше, чем процесса Синявского и Даниэля. А может быть и больше! Уже 21 января 1968 года на Пушкинской площади в Москве была разогнана молодёжная манифестация, осуждающая несправедливый приговор «четвёрке».

Корней Чуковский, оценивая всё происходящее в обществе на фоне «процесса четырёх», отметит в своём дневнике 11 января 1968 года:

«Мне кажется, это – преддекабристское движение, начало жертвенных подвигов русской интеллигенции, которые превратят русскую историю в расширяющийся кровавый поток. Это только начало, только ручеёк»365.

Переживания Корнея Ивановича было можно понять!

Паустовский не остался в стороне и от неожиданно развернувшегося в стране в начале 1966 года процесса по реабилитации «культа личности» Сталина. В средства массовой информации стали «вбрасываться» угодливые существующей власти лакейские статьи, «затушёвывающие» всё то, что было сказано в отношении Сталина на XX съезде партии.

В преддверии открытия XXIII съезда КПСС, намеченного на 29 марта 1966 года, 14 февраля актёры Олег Ефремов и Иннокентий Смоктуновский, академики Лев Арцимович, Андрей Сахаров, Пётр Капица и Михаил Леонтович, художники Юрий Пименов и Павел Корин, писатели Валентин Катаев, Борис Слуцкий, Владимир Тендряков, Корней Чуковский, Константин Паустовский, режиссёр Михаил Ромм, балерина Майя Плисецкая и ещё ряд творческих деятелей подписали открытое письмо генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу, в котором выступили с категорическим возражением против реабилитации Сталина, указав, что это может повлечь за собой не только «отход от решений XX съезда», но и «вызовет большое волнение среди интеллигенции и серьёзно осложнит настроение в среде молодёжи».

Вопрос реабилитации Сталина вовсе не был случайным и был предопределён двумя грядущими юбилейными датами: одной – юбилей Октября 1917 года, другой – 90 лет самого Сталина, который должен был «грянуть» годом позже, то есть в 1968 году. Причём проект реабилитации личности Сталина в ЦК КПСС не просто прорабатывался, а был уже фактически готов.

Трудно сказать, это ли обращение тогда возымело успех, или же на принятие решения повлияло нечто другое, но тема реабилитации Сталина как-то очень быстро сошла на нет, и если впоследствии она и поднималась, то очень быстро «остывала». Понимание правящими кругами того, что в обществе ещё не достигнута консолидация в решении этого вопроса, пришло тогда как-то уж очень быстро.

В 1966 году Паустовский будет долго находиться в Ялте: сначала в санатории «Нижняя Ореанда», затем – в Доме творчества.

Именно в Ялте в мае 1966 года режиссёр-документалист Юрий Рябов начнёт съёмки фильма «Дорога к Чёрному озеру», рассказывающего о жизни и творчестве Паустовского. Разумеется, вся эта съёмочная канитель доставила немало переживаний Татьяне Алексеевне, но обещания «киношников» о щадящем режиме всех съёмочных «процедур» несколько её успокоили. Да и Татьяна Алексеевна отлично понимала, что съёмки этого фильма просто необходимы.

Из Ялты съёмки плавно «перебрались» за Паустовским в Москву, Тарусу, а затем и в Солотчу.

К сожалению, этот замечательный фильм тогда так и не вышел на экраны. Отснятый материал так и не смонтировали. Плёнки были отправлены в