Паустовский. Растворивший время - Олег Д. Трушин

что Паустовского в Италии усиленно фотографировали репортёры в связи со слухами о выдвижении на Нобелевскую премию.

Возможно, что все слухи о «нобелевке» Паустовского слишком нагнетались самой прессой. Одной из таких «шумливых» по этому поводу статей была публикация в итальянском журнале «La Fiera Letteraria», в которой указывалось, что «…Паустовский является одним из ведущих русских романистов послесталинского периода и оценивается коллегами-писателями в качестве главного фаворита номинации на Нобелевскую премию». Вдобавок в этот год в Италии в книжной серии «Нобелевский кандидат» вышел однотомник Паустовского, что ещё больше «подогрело» расползшиеся слухи о нём как «без пяти минут» лауреате Нобелевской премии.

С 1965 года Паустовского станут номинировать на Нобелевскую премию каждый год. Его кандидатуру будут выдвигать сами члены Нобелевского комитета! И всякий раз его персону будут снимать на первом же этапе голосования. Почему? Вряд ли на этот вопрос можно ответить с ходу!

А та итальянская поездка октября 1965 года всё же «дорого» обошлась Паустовскому. Почти сразу после возвращения в Москву предынсультное состояние, ишемия сосудов головного мозга с поражением речевого центра надолго уложат его в «кремлёвку».

В марте 1966 года Паустовский вновь приедет в Крым, в Ялту.

И это будет последняя его встреча с Чёрным морем.

А вот обещанный «Мосфильму» к августу 1965 года киносценарий «Чёрного моря» Паустовский так и не осилил. Как ни старался писать на больничной койке – всё было не то. Пришлось идти на поклон – просить о новой, и уже не первой пролонгации договора, о чём он и укажет в своём письме от 26 июня 1965 года, отправленного на адрес киностудии. Руководство литературной части «Мосфильма», понимая ситуацию, в которую попал Константин Георгиевич, вновь пойдёт ему навстречу и в своём ответе от 5 июля продлит условия договора на сдачу киносценария до 1 октября 1965 года.

Но и к этой дате киносценарий не будет готов.

Его Паустовский напишет лишь к июлю 1966 года. По каким-то причинам его текст не устроит сценарно-редакционную коллегию, и он не будет принят в работу. Ко всему тому, возникнет ещё одна проблема – отсутствие режиссёра-постановщика, который мог бы взяться за создание фильма.

12 октября 1967 года из «Мосфильма» вновь ответят Паустовскому:

«13 июля 1966 г. Вы представили, согласно договору, творческому объединению “Юность” сценарий “Чёрное море”.

Сценарно-редакционная коллегия, обсудив сценарий на своём заседании 27 июля 1966 г., отметила. что над сценарием предстоит серьёзная работа, и приняла решение о том, что дальнейшую работу целесообразно продолжать при условии участия в ней кинорежиссёра-постановщика. <…>

В случае, если через определённое время не определится кандидатура режиссёра-постановщика, то объединение вынуждено будет принять решение о расторжении договора.

Не имея возможности переговорить с Вами лично, объединение сообщило Вам о принятом решении в своём письме от 4 августа 1966 года. Ваш юрист тов. Келлерман М. А. сообщил нам, что Вы согласны с нашим решением»360.

Это письмо фактически стало крайним в череде всей истории переписки по случаю сценария «Чёрного моря» – фильма, который так и не будет снят.

«Пора восстановить элементарную справедливость…»

В начале 1965 года Николай Оттен предпринимает попытку добиться для Надежды Мандельштам собственного жилья в Москве и, сам понимая «слабость» своих сил, просит не кого-нибудь, а Паустовского обратиться по этому вопросу в Союз писателей СССР. Константин Георгиевич соглашается помочь и 5 февраля обращается с письмом в секретариат Союза писателей СССР, в котором отмечает:

«Пора восстановить элементарную справедливость по отношению к нашему прекрасному поэту, последнему в наши дни “поэту пушкинской струи” Осипу Эмильевичу Мандельштаму, замученному при Сталине в дальневосточном каторжном лагере. <…>

Мандельштам погиб, но жена его Надежда Яковлевна – единственный его помощник и близкий ему человек в тяжкие годы преследований – жива, работает, но живёт трудно, без настоящего крова. <…>

У Мандельштама при его аресте в Москве была отобрана квартира, предоставленная ему Союзом писателей. <…>

Надежду Яковлевну Мандельштам необходимо обеспечить жилплощадью в Москве (хотя бы за счёт отобранной) и выдать ей из Литфонда ссуду в 1000 рублей на приобретение в дальнейшем кооперативной площади»361.

Конечно, Паустовский, делая это благое дело, вряд ли знал, что однажды Надежда Яковлевна, правда за глаза, в разговоре с литературоведом Ларисой Вольперт сильно оскорбила его, определив его писательский облик, как «мямля с прекраснодушной, вялой, ложно-романтической критикой, нисколько не опасной для властей»362.

Если бы Паустовский об этом знал, то наверняка простил бы за такую нелестную выходку вдове опального поэта. Его отношение к Мандельштаму было выше всяких личных обид.

22 октября 1965 года Надежда Мандельштам получит ключи от собственного жилья в Москве по адресу: улица Большая Черёмушкинская, 50, корпус 1, квартира 4. Прожив здесь последующие 15 лет, она и уйдёт из жизни 29 декабря 1980 года.

Осенью 1965 года в Верховном суде СССР начался открытый процесс над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем, который закончится в феврале 1966 года обвинительным приговором, согласно которому первый получил семь лет колонии, а второй – пять. А почему? Да из-за того, что умудрились под псевдонимами Абрам Терц (Синявский) и Николай Аржак (Даниэль) опубликовать в западной печати ряд своих работ, которые по объективным причинам не могли быть напечатаны в СССР.

В поддержку обвиняемых выступили ряд литературоведов и писателей, направивших свои обращения в Верховный суд с просьбой не только их публично зачитать, но и приобщить к материалам уголовного дела.

В числе таких обращений было и письмо Паустовского, направленное в адрес адвокатов юридической консультации Бауманского и Первомайского районов города Москвы, в котором говорилось следующее:

«Я знаком с опубликованными за рубежом произведениями Абрама Терца и Николая Аржака, авторство которых приписывают советским литераторам А. Синявскому и Ю. Даниэлю.

Я не считаю эти книги выдающимся достижением и вместе с тем я настаиваю на том, что их следует рассматривать как явление художественной литературы.

Я решительно не согласен с появившимися в нашей печати статьями (Д. Ерёмина и З. Кедриной), квалифицирующими произведения А. Терца и Н. Аржана как грязную антисоветскую стряпню, не имеющую никаких художественных достоинств и представляющую интерес для зарубежных издателей исключительно своим антисоветским содержанием.

Факт опубликования своих произведений за границей, тайно, под псевдонимами (если такой факт действительно имел место) мне лично неприятен. Однако я полагаю, что такого рода поступок не должен рассматриваться как уголовное преступление. А если это так, остаётся предположить, что уголовное дело против