Паустовский. Растворивший время - Олег Д. Трушин

от имени журнала написать ему письмо… Я такое письмо сочинил. <…> Машинистка напечатала его на редакционном бланке. Я отнёс письмо Дементьеву. Он дважды прочитал его и, вопреки моим ожиданиям, не очень сильно вторгаясь в текст, тут же подписал».

Письмо из «Нового мира» Паустовскому вручил лично Левицкий.

Ответное письмо Паустовского Дементьеву в «Новый мир» последовало 2 октября 1961 года:

«Был искренне рад получить от Вас письмо с предложением печататься в «Новом мире». <…>

Что я могу обещать “Новому миру”? Седьмую книгу автобиографического цикла (шестая уже обещана “Знамени”). Я думаю закончить эту седьмую книгу к осени 1961 года. Кроме того, я могу обещать журналу путевые очерки по Италии, Польше и Франции. Я буду писать их в несколько новом для меня жанре “лирической географии”, хотя это определение и очень узкое»349.

Паустовский сдержит обещание.

Уже в «Новом мире» № 2 за 1962 год к юбилею Константина Федина будет напечатана его статья «Взамен юбилейной речи», а в № 5 – путевой очерк под названием «Дорожные записи», в котором будет рассказываться о двух путешествиях по Италии 1956 и 1961 годов. В № 6 за 1963 год выйдет очерк «Третье свидание», в котором Паустовский поведает о Польше.

Впрочем, и шестая книга «Повести о жизни» – «Книга скитаний» – также будет опубликована в «Новом мире» № 10 и 11 за 1963 год. Случится это при следующих обстоятельствах, которые в какой-то степени будут напоминать неприятную историю с «Новым миром». Но только несколько мягче.

После всей нашумевшей истории с «Тарусскими страницами» ко всему тому, что предлагалось Паустовским к публикации, было весьма придирчивое внимание. Вот и редакция «Знамени», увидев в тексте повести «Книга скитаний» что-то особенное, решила вернуть её вариант автору с просьбой доработать. А Паустовский, в свою очередь, взял, да и отправил возвращённую повесть в «Новый мир». Вадиму Кожевникову 20 сентября 1963 года Паустовский напишет:

«Я получил от Вас письмо, которое я расценил как невозможность договориться, так как Вы писали, что редакция не разделяет мою точку зрения по ряду исторических и политических оценок.

Это заявление означало для меня необходимость коренной переработки книги. Сделать это я не могу.

Я был в большом затруднении и решил предложить рукопись другому журналу.

Я ещё не знаю точно, что будет с моей рукописью, но тем не менее давайте считать себя свободными от взятых на себя обязательств по этой книге.

Этот случай не должен, по-нашему, никоим образом повлиять на наши литературные отношения, и следующую свою книгу я опять передам Вам в “Знамя”. Может быть, ей больше повезёт»350.

Паустовский немного слукавил в письме относительно того, что он не знал, что будет с рукописью в «Новом мире». Когда писалось письмо Кожевникову, повесть уже была в наборе, и о том, что она будет опубликована в октябре – ноябре текущего года, Паустовский хорошо знал.

Нужно отдать должное «Новому миру» – «Книга скитаний» была принята безоговорочно и без всяких редакторских вмешательств в текст, к чему Паустовский вряд ли был готов.

Ну а если говорить о напряжённости в отношениях между Твардовским и Паустовским, то они никуда не исчезли и после этого редакционного «замирения», порой давая о себе знать, со стороны Твардовского, по очень незначительным поводам.

Когда в 1964 году идеологический отдел ЦК КПСС обратился в Секретариат ЦК КПCC с перечнем фамилий авторов, чьи произведения нежелательно публиковать в «Новом мире», – а это были Александр Яшин, Виктор Некрасов, Илья Эренбург, Владимир Дудинцев, Евгений Евтушенко, Анна Ахматова, Александр Солженицын, Влалимир Войнович, Константин Паустовский, – то Твардовский, получив «на руки» это распоряжение, принял его к выполнению.

Паустовского «Новый мир» больше не публиковал.

И всё же одно обещание, данное «Новому миру» в момент «примирения», Паустовский не выполнит, – седьмая книга «Повести о жизни» так и не будет им создана.

«Танюша, мне стало очень плохо…»

В марте 1962 года в Ялте у Паустовского случился микроинфаркт, заставивший изрядно поволноваться его самого и супругу Татьяну.

Но микроинфаркт тогда не долечили, и новый, случившийся в апреле того же года в квартире на Котельнической набережной, едва не стал роковым.

Ну а потом была госпитализация в «кремлёвку»[52], и длительная санаторная реабилитация, растянувшаяся на всё лето.

С «кремлёвкой» тогда помог Федин.

Утром 19 апреля Всеволод Иванов послал срочную записку Федину, в которой было написано:

«На квартиру нашу в Москве позвонил Алянский (ему в ночь о случившемся сообщила по телефону Татьяна Алексеевна. – О. Т.), который просил передать тебе, что сегодня ночью у Паустовского произошёл инфаркт и что нужно поместить его в Кремлёвскую больницу. Я не знаю, можно ли перевозить больного, только перенесшего инфаркт, в больницу, но, наверное, нужны и хорошие врачи, и сиделка.

Ужасно жалко, Константин Георгиевич позавчера (17 апреля. – О.Т.) лишь выступал на вечере Каверина и говорил хорошо…»351

Федин, получив записку Всеволода Иванова, немедленно позвонил на квартиру Паустовскому, поговорил с Татьяной Алексеевной и уже в своём ответном письме от 20 апреля, отправленном нарочным Иванову, более детально рассказал о случившемся:

«Милый Всеволод,

спасибо за то, что прислал записку о Паустовском. Печальную, тревожную записку…

Сейчас насилу добился по телефону Москвы (Федин находился в Переделкине на даче, как и Вс. Иванов. – О. Т.).

Узнал вот что:

Кардиограмма инфаркта не показывает, однако врачи не колеблются – диагноз бесспорен. Костю кладут в Кремлёвку (на Грановского). Он “транспортабелен”. Оказывается, в первые три дня перевозка с инфарктом допускается. В данном случае врачи считают нужным перевезти, т. к. дополнительно необходимые исследования можно сделать только в больнице.

Уточняю: инфаркт произошёл в ночь на 19-е число – вчера. Я говорил с Татьяной Алексеевной. Она, разумеется, очень встревожена, волнуется, колеблется – перевозить ли? Что я мог посоветовать? – слушаться врачей, и только. А врачи (по её словам) находят, что перевезти можно и нужно.

Что ещё? Все под Богом…»352

Уже на шестой день после тяжелейшего инфаркта Паустовский встанет с кровати и, написав письмо Нине Грин в Крым – тогда ещё их отношения были превосходными – попросит, как будет сказано в телеграмме «…умирающему больному листья грецкого ореха, которые необходимо заваривать и принимать в качестве лекарственного средства». Нина Николаевна быстро отреагирует на просьбу и вышлет «снадобье».

Из-за инфаркта пришлось отложить запланированную на осень поездку в Болгарию, и было не совсем ясно, что делать с выездом