Красные гиганты. История советского баскетбола - Марк Брет Кано

Конечно, в «Жальгирисе» возникли переживания, что московский ЦСКА может насильно завербовать такого талантливого игрока.

Гарастас: «Тогда в армию не брали из медицинского и сельскохозяйственного институтов. Когда Арвидас заканчивал выпускной класс, мы договорились с директором школы, чтоб Сабонис сдал выпускные экзамены на месяц раньше – в мае. Затем через министра образования Литвы обратились к ректору сельхозакадемии в Каунасе, чтобы разрешили Сабонису экстерном сдать вступительные экзамены. ”Ну что ж, из-за одного такого студента сельское хозяйство в Литве не развалится“, – сказал ректор. В общем, когда призывная кампания началась, Арвидас уже был студентом. Вот так мы от ЦСКА его уберегли» [187].

Похожую версию рассказывает и сам Арвидас: «Сделали фальшивую кардиограмму. Вроде бы у меня шумы и перебои в сердце. И на турнир сборных в Голландию, после которого меня, молодого пацана, должны были ”забрить“ в армию, я не поехал. Пока наша команда работала в Голландии, я быстренько, за недельку, поступил в сельскохозяйственную академию. Главное преимущество этого вуза – как и медицинских институтов – в военной кафедре. И, соответственно, студентов этих заведений в армию не призывали» [189].

Куртинайтис: «Мне кажется, что в Литве все было готово даже для того, чтобы Сабонис усыновил двух детей и его не забрали. Если бы его выгнали из академии, думаю, они бы и такое организовали. Они все предусмотрели, чтобы он остался в команде» [112].

Юрий Селихов, временно исполнявший обязанности тренера ЦСКА, говорил: «Когда я стал главным тренером ЦСКА, конечно, пошли разговоры о Сабонисе. Он, как и все, должен был нести воинскую обязанность, и я мог призвать его, но я этого не сделал. Я понимал, что на родине он был национальным героем и что он совсем не захочет ехать. Вот почему я оставил его в покое».

Какой бы то ни было, факт остается фактом: Сабонису удалось избежать перевода в ЦСКА и продолжить выступления за родной клуб. С самого начала он был отстранен и даже угрюм по отношению к прессе и людям, не входящим в круг его близких друзей. Некоторые журналисты признавали, что с ним было (и есть) трудно найти общий язык вне поля. Однако те, кто хорошо его знает, и те, с кем у игрока сложились теплые отношения, говорят о нем как об отзывчивом и веселом человеке, способном на все, чтобы помочь своим друзьям.

Жан Боже: «Когда я хотел взять у него интервью, он мне всегда отказывал, причем достаточно грубо. Тараканов говорил ему: ”очему ты так себя ведешь?“, но ему было все равно» [152].

Тараканов: «Проходил сбор в Новогорске, а Сабонис в выходной день или перед выходным днем решил ехать на машине в город и проколол колесо. Запаски не было. Он остановил первого попавшегося и попросил запаску, тот конечно отказал ему. И Сабонис потом два года рассказывал, какие русские нехорошие, какие москвичи нехорошие – ему запаску не дали. Ведь в Каунасе ему бы любой запаску дал. И машину, думаю, тоже» [190].

Тихоненко: «В повседневной жизни Сабас не любит быть в центре внимания, он предпочитает оставаться в тени. Пока он хорошо не узнает человека, он не будет много с ним говорить, ему нужно время. Но когда он понимает, что имеет дело с хорошим человеком, он сделает все, чтобы помочь» [115].

Подтверждением этих слов может служить первое интервью, которое он дал западным СМИ и которое в итоге получил журналист Жан Боже из журнала Maxibasket: «Весь город нас поддерживает. Все нас знают, почти до такой степени, что мы не можем спокойно пройти по улице. Для меня это проблематично, я не могу вести нормальную жизнь, и мне приходится прятаться. Я стал причиной аварии, водитель, увидев меня в ”Жигулях“, развернулся и специально врезался в стоящую передо мной машину» [184].

Их влияние на советский и, как следствие, европейский баскетбол было огромным. Словно за минуту его соперники ушли в прошлое.

Менегин: «Я играл против него, когда ему было восемнадцать лет, и эта игра стала для меня неожиданностью. Его невозможно было обыграть: высокий, быстрый, умеющий прикрывать, бросать с дальней дистанции. Как с ним можно было справиться? Если он был таким в восемнадцать лет, то представьте, что будет дальше? И он это с лихвой проявил. Это лучший игрок, которого я когда-либо видел на площадке» [118].

Волков: «Ткаченко и Белостенный были очень хороши, но все понимали – Сабонис это игрок уже совсем иного уровня. И в результате между этой троицей завязалась большая дружба – они бесконечно уважали друг друга как баскетболисты, как партнеры по команде» [191].

Тараканов: «Конкуренция за место в составе шла мощнейшая, и, естественно, это отражалось на человеческих отношениях. Исключение составляли только центровые. Они всегда были на особом счету: Ткаченко хоть и бился на площадке с Сабонисом, но в жизни общался с ним нормально» [192].

Де Ла Круз: «У Сабониса был другой склад характера, нежели у Ткаченко. Сабас тоже был всегда спокоен, но иногда он был более свирепым. На Youtube есть видео с Ткаченко, где он сначала блокирует меня, когда я собираюсь забить мяч, но потом помогает мне вернуться на поле, а также есть видео, где он ударил локтем Яннакиса. Он сделал это случайно, потому что он не был таким по своей природе, и стоял, словно прося прощения: ”Ой, что я наделал?“ Сабонис же мог схватить за руку со словами: ”Эй, вот он я, я тут!“ Он был более жестким в этом плане. Когда он был моложе, он был немного мягче, но потом парень изменился» [162].

Возрождение «Жальгириса»

Тараканов: «В России многие игроки приезжали с Урала или из Сибири, лишь немногие были из Москвы, и у каждого был свой индивидуальный стиль. Поэтому настоящей русской школы баскетбола не существовало. В Прибалтике все было иначе, там была литовская школа, потому что баскетбол был самым популярным видом спорта в стране» [111].

В первые годы выступлений СССР на международном уровне влияние литовских игроков на советских было значительным. В тот период их было два-три, одним из самых заметных внешних игроков был Стяпас Бутаутас.

Однако к концу 1950-х годов в сборной практически не осталось ярких звезд. В течение 1960-х и большей части 1970-х годов единственным представителем в сборной был Паулаускас. Параллельно с этим «Жальгирис» (Каунас) в годы после Второй мировой войны был одним из лучших клубов СССР, завоевав